Игры современников - Оэ Кэндзабуро (книга жизни .TXT) 📗

– Век свободы – это период со времени основания нашего края до возвращения под власть старого княжества, в течение которого удавалось сохранять независимость прежде всего в политической и экономической областях. Руководители, стремясь добиться полной независимости и в сфере культуры, как гласит легенда, даже поручили одному человеку создать язык для нашего края. Хотя Век свободы действительно был веком процветания во всех областях, но надеяться, что земля начнет богато плодоносить сразу же после основания нашего края, не приходилось, тем не менее человек, которому поручили создать язык, свободный и от влияния языка Ямато [29], и от китайских заимствований, был обеспечен всем необходимым. Его на всю жизнь освободили от физической работы. С его точки зрения, это было, конечно, вполне правомерно. Ведь он совершал немыслимо огромный труд – в одиночку создавал новый язык. В период созидания все люди нашего края, и в первую очередь тот, кого именовали Разрушителем, обладали физической силой великанов. Не будь они столь могучи, горстке людей, бежавших в глубину гор, никогда бы не удалось основать новый мир. Соответственным образом и человек, которому дали все для создания языка нового мира, должен был, как мне представляется, обладать недюжинными умственными способностями.

На этих словах, сестренка, я вдруг запнулся, точно задохнувшись от чудовищной догадки – как будто кто-то сзади ледяными руками сдавил горло. Прозрение пришло извне, с неизвестным мне прежде названием Камэмура, оно и натолкнуло меня на поразительную мысль: выходит, с самого основания деревня-государство-микрокосм являлась объектом пристального внимания живших вокруг людей и они всегда знали о ее существовании. Эта мысль захватила меня. Режиссер, по чьей инициативе я читал лекцию, в тот день, устроившись за спинами актеров, сам потихоньку обдумывал метафору Камэмура и ни разу мне не возразил.

– Доказательством выдающихся данных и возможностей созидателей может служить хотя бы то, что, когда пришел к концу Век свободы и были восстановлены официальные отношения с внешним миром, эта затерявшаяся в горах долина стала главным в стране производителем растительного воска, а после реставрации Мэйдзи даже смогла наладить вывоз его в Европу и Америку. Прежде всего была насажена плантация, дававшая большое количество сока, а несколько позже изобретен и оригинальный способ получения рафинированного воска. Быстрое развитие производства, сначала базировавшегося на традиционных методах, позволило позже построить большой современный очистительный завод. Люди, заложившие основу этого производства и развившие его, должны были обладать незаурядными способностями… Разумеется, тот человек, которому было поручено создать язык, обеспеченный всем необходимым для своего существования, с головой ушел в изыскания, но успеха не добился. С каждым годом все болезненнее осознавая свою беспомощность, он оказался неспособным вновь включиться в труд, которым занимались члены деревенской общины, и даже в праздники стеснялся показываться на улице. В конце концов он превратился в безумного затворника. Соседских женщин, носивших ему еду, он никогда не удостаивал разговора. Между ними установились отношения, какие могут возникнуть между человеком, приготавливающим моти [30], и крохотными, ничтожными пичужками, подбирающими крошки. Так продолжалось многие годы, и все это время он жил в полном одиночестве, отгородившись от жителей долины, но не нарушая общих для всех правил. Как и остальные созидатели, он прожил более ста лет. А перед смертью обошел всю долину и весь горный поселок и везде оставил листки бумаги, на которых черной тушью были написаны придуманные им слова. Их было великое множество, и большинство из них, естественно, сейчас забыто, но географических названий, говорят, немало сохранилось до наших дней. Сделав свое дело, старик языковед укрылся в лесу и там умер.

– Истинный гений умирает непонятым! Но так же, как растворенное в жидкости вещество в результате электролиза выпадает в осадок, так и гений рано или поздно выявляет свое истинное лицо! – вдруг негромко, но все же несколько театрально воскликнул худой актер, казалось взволнованный рассказом об этом созидателе.

– Растворенное в жидкости вещество? Выпадает в осадок в результате электролиза? Все это настолько неточно и неопределенно, что лучше бы уж ты помолчал! – возразил ему коренастый. – Не надо умничать. Постыдился бы! Он еще, видите ли, сравнивает: «…так же, как…» От твоей болтовни у меня голова разболелась. Глупость все это!

– Да и твои разглагольствования выеденного яйца не стоят. Ты утверждаешь, будто бы все, что я говорю, глупость, но скажи – что именно? Если тебе это удастся, тогда и нападай на меня. Тогда хоть твои нападки будут основательными, ха-ха! Но, как это ни печально, тебе нечего сказать! Нечего! Ха-ха!

Рыжие огоньки заплясали в близко посаженных глазах длинноносого худого актера, говорившего все с той же театральной декларативностью. В стычке он явно победил. Так успешно начавший было нападение коренастый сцепил лежавшие на столе загорелые руки и, признав свое поражение, неожиданно уронил на них голову.

– Я слышала, будто род созидателя, пытавшегося создать новый язык в период основания нашего края, существует до сих пор. Это верно? И еще говорят, что его потомки – по наследству, что ли, – имеют большие способности к языку, – вмешалась актриса, словно стараясь не отставать от товарищей. – Ну а что нового появилось в языке?.. Я не хочу сказать, будто язык остался прежним только потому, что созидатель, занимавшийся созданием нового языка, сошел с ума. Я имела в виду другое: то, что потомки этого ученого-языковеда могли унаследовать его талант. А спрашивать о потомках тоже не очень-то хорошо, правда? Такой вопрос могут посчитать обидным – вот чего я боюсь.

На этот вопрос смущенной молодой актрисы, которая от собственной смелости совсем растерялась, худой актер, продолжая размалевывать свое лошадиное лицо, отреагировал неким подобием улыбки, а коренастый, уткнувшись лицом в стол, сжал голову ладонями и стал раскачиваться, всем своим видом демонстрируя, что разговор ему в тягость. Им обоим как будто было стыдно передо мной за то, что ляпнула их подруга. Тогда, сестренка, я понял, что эта пародия на дискуссию была средством самозащиты: они хотели удержать от вступления в разговор актрису, точно знали, что от их своенравной подруги можно ждать чего угодно. Но актриса – ей было лет восемнадцать – все же в знак протеста вопрос мне задала, и ее кукольное лицо при этом так напряглось, что даже глаза стали косить. Пришлось ответить:

– Среди потомков этого рода много педагогов. Можно сказать, что их профессия так или иначе связана с языком. Ведь в нашем крае нет, разумеется, настоящих языковедов, нет даже профессиональных писателей или актеров. Вот почему в последние годы жизни созидателя, занимавшегося созданием нового языка, считали выжившим из ума отшельником. Правда, на заре юности он, хотя и был весь в науке, все же успел жениться, и у него народились дети, потомки которых – наши современники: дети и внуки его детей. И если в конце концов он все-таки сошел с ума, то не в результате дурной наследственности, а из-за того, что слишком строго с себя спрашивал. Мне часто приходит в голову: а вдруг и я его потомок? Особенно после того, как я осознал, что это мне предназначено описать мифы и предания нашего края…

Тут на них напустился молчавший до этого режиссер:

– Вы то произвольно меняете тему беседы, то бессознательно предвосхищаете ее. Если это делается не ради подготовки к другим дискуссиям такого рода, вам лучше заткнуться и навострить уши. Иначе никто вам больше лекции читать не будет!

Актеры надулись – коренастый открыто, а худой едва заметно, – выразив этим свое отношение к словам режиссера. Актриса же, точно опьянев от его решительного тона, стала еще сильнее косить.