Мультики - Елизаров Михаил Юрьевич (книга регистрации .txt) 📗
Аня училась на третьем курсе ПТУ на швею, Света уже год как закончила десятилетку, говорила всем, что будет поступать в театральное. Они дружили и даже внешне были очень похожи, наверное, за счет одинаково яркого макияжа и причесок «химия с перьями». У них и фамилии звучали почти одинаково — Карпенко и Кириленко. У Светы лицо было эффектное, как у атаманши из «Бременских музыкантов», особенно когда Света собирала на затылке волосы в хвост. Она начинала, по словам Леща, «короветь», и если наклонялась, то у нее из джинсов вываливались белые бока. У Ани лицо, может, выглядело попроще, но зато у нее были стройные ноги и большая грудь. Света в общем-то тоже могла похвалиться немалой грудью, но Куля справедливо замечал, что у Светы «сиськи подвисают, а у Аньки стоячие».
Именно Аня стала моей первой женщиной, и с ней в какой-то степени и связан дальнейший переломный момент моей жизни…
Праздник седьмого ноября мы отмечали у Тоши — его мать работала проводницей, часто отсутствовала дома, и в эти дни Тошина хата была в полном нашем распоряжении. Я любил приходить в гости к Тоше в основном из-за коллекции «выкидух». Брат Тошиной матери был ментом на зоне и на каждый Тошин день рождения дарил ему какой-нибудь зэковский ножик. Эти выкидухи были неважного качества, в них быстро портилась пружинка, а на плашках имелось излишне много украшений — всяких блестящих камушков, типа бриллиантов. Но все равно я мог часами играть Тошиными ножиками — стальные хищные щелчки выпрыгивающих лезвий меня завораживали.
На седьмое ноября к Тоше кроме меня пришли Куля, Боня, Тренер, Шайба и Козуб. Аня и Света сделали оливье, сварили картошки. Мы основательно запаслись выпивкой: было пять бутылок водки и специально для девушек две бутылки портвейна. При этом был еще литр свекольного самогона, привезенный Шайбой от бабки из деревни. Козуб притащил свой магнитофон и кучу кассет с зарубежной и советской эстрадой и нашей рок-музыкой.
Куля почему-то погнал галопом праздник: «После первой не закусывают», «Между первой и второй»… Я как-то очень быстро захмелел, сидел в кресле с полстаканом водки и боялся закрыть глаза, чтобы меня не вывернуло на стол от пьяных вертолетов. Тоша тоже быстро окосел и как зачарованный смотрел в телевизоре «Капитана Врунгеля», имитируя голосом дурацкую звуковую заставку, с которой начиналась каждая серия. Куля увел в соседнюю комнату Свету и закрыл дверь.
На кухне вдруг дико загоготали Боня, Тренер и Козуб, потом пришел Тренер и, давясь от смеха, рассказал, что Боня за собой не смыл и специально оставил плавать в унитазе колбасу говна, и следующим поперся в туалет Шайба, поднял крышку унитаза и с криком выбежал из туалета, чтобы морально обосрать раззяву Боню, но все потешались почему-то над Шайбой, потому что решили, что «с говном» остался он. У меня даже не возникло желания улыбнуться — комната раскачивалась, как палуба.
Ко мне подошла Аня и сказала: — Пойдем, покурим.
Я поднялся и нетвердым шагом вышел за ней на застекленную лоджию. Там я открыл окно, и свежий ноябрьский вечер немного привел меня в чувство.
Я старался глубоко не затягиваться, чтобы меня не вырвало. Стоял, прислонившись лбом к холодному стеклу. Вместе с отрыжкой неожиданно накатил спазм тошноты, я высунулся из окна и поблевал на излишне звонкую крышу соседского балкона этажом ниже. Затем я снял с полки банку с консервированными огурцами, пальцами открыл ее, чуть прихлебнул, и мне показалось, что я выпил не рассол, а желудочный сок.
На лоджию заглянул пьяный Шайба, сказал заплетающимся языком: «Всё, не выйдете отсюда!» — и закрыл дверь.
Я видел, как он повернул шпингалет и убежал куда-то в комнату. Для проверки я толкнул дверь лоджии, она действительно оказалась заперта.
— Вот дурак! — сказала про Шайбу Аня и улыбнулась: — Он нас закрыл…
На Ане были обтягивающие джинсы-варенки и красивый черный свитер, расшитый бисером и блестками. На фильтре ее сигареты заманчиво алела помада.
— Герман, что ты так на меня смотришь? — прищурилась Аня. — Нравлюсь, что ли?
— Да, очень, — сказал я, удивляясь, как водка отбила во мне всякое смущение. Я взял Аню за грудь, несколько раз стиснул. Сверху, куда не добиралась чашка лифчика, грудь была очень мягкой.
Аня улыбнулась и отвела мою руку. Я порывисто обнял Аню, тычась губами ей в губы, в щеки, в шею…
Она чуть поморщилась от моего кислого дыхания, отодвинулась и как-то по-доброму осмотрела меня:
— Вообще-то у меня сейчас опасные дни… Ну, ладно. В виде исключения. Снимай штаны и трусы… Да не полностью же! Господи!.. Теперь залупи… Ты не понял? Залупи же, дурак… Герман, ты что, дурак?.. Ну-ка, стань чуть к свету… Вот… — Она чуть провела указательным пальцем по краю открывшейся головки, и от одного этого нежного касания у меня каким-то нутряным зевком подтянуло живот. — Видишь, — продолжила она назидательным тоном, — у тебя еще зелень на залупе… Значит, от тебя не залетишь… Аня убрала палец и, лукаво посмотрев на меня, им же и погрозила. — Только все равно не вздумай кончить в меня. Если кончишь, больше никогда не дам, ясно? — Она приспустила джинсы.
— На колготы не глядим, они дырявые, — приказала Аня. — Я же не знала, что придется раздеваться…
Она быстро освободила левую ногу от штанины, колготок и трусов, повернулась ко мне наполовину оголенным задом. Ее ляжка сразу покрылась гусиной кожей и сделалась на ощупь колючей, как огурец.
— Только по-быстрому. — Она оглянулась. — ну, давай помогу, горе мое. — Она плюнула себе в ладонь, смочила между ног, затем влажной рукой пристроила и меня.
— Во-о-т… А спускай прям на ногу. Надеюсь, сам понимаешь на какую. Заляпаешь джинсы — больше не дам…
В Ане было горячо и мокро. И очень, до обидного, быстро.
— Вот, хороший ты человек, не обманул! — сказала Аня, сорвала с натянутой поперек лоджии бельевой проволоки какое-то полотенце и вытерла мою сперму с продрогшей ляжки. Потом вдела ногу обратно в штанину и застегнулась. Взяла сигарету, поискала зажигалку: — Блин, в комнате осталась… Герман, постучи им, пусть откроют. А то я уже замерзла!..
Я принялся колотить по дверному стеклу, пока хмурый от перепоя и Врунгеля Тоша не освободил нас.
На следующий день я с гордостью проговорился пацанам про Аню, и Боня бегал по школе и кричал: «Рэмбо в дупло попал, Рэмбо попал в дупло!» А я гонялся за ним, чтобы отвесить поджопник, и на душе у меня было по-майски солнечно.
— Можно поздравить? — с веселым удивлением спросил у меня Лещ, когда заглянул к Тренеру в гараж. — Ну, молодец, Рэмбо. А то у нас имеются в коллективе некоторые, — он с кривой ухмылкой многозначительно посмотрел на Лысого. Все начали улыбаться, а Лысый занервничал. — А то у нас имеются такие, которые, можно сказать, до бабы не донесли…
— Лещ, че ты гонишь! — шумно обиделся Лысый. — Кто не донес? Ты там свечку держал?
— Да-да, не донесли, — безжалостно закончил Лещ. — По дороге расплескали…
— Да я ей четыре палки кинул, понял? — взвился Лысый.
— Вылил на пол… — ласково глумился Лещ. — Палочник какой выискался…
О «мультиках» мы впервые услышали от Бормана где-то в середине декабря. Мы зависали у Кули — ему досталась комната в коммуналке от умершей бабки. Были почти все наши. Мы выпивали, Боня, Шева, Тренер и я хвастались недавней успешной дракой со сто двадцать шестым микрорайоном.
И вот тогда Борман, как бы между прочим, рассказал нам, что слышал про такой прикол: пацаны берут с собой на улицу девушку, под шубой она совсем голая. И девушка перед встречным мужиком на несколько секунд распахивает шубу — показывает грудь и все остальное, а сопровождающие пацаны спрашивают: «Мультики видел?» — и поскольку мужик отказаться от увиденного не может, пацаны говорят: «А раз видел, тогда плати!» — и тот вынужден раскошеливаться за увиденные сиськи, причем не рублем и даже не трешкой, а как минимум десяткой. И это не грабеж, ведь мужик видит сиськи и получает интересное впечатление.
