Дорога на Вэлвилл - Бойл Т. Корагессан (книги бесплатно без txt) 📗
– Мне суп, – сказала Элеонора, – луковый суп.
– Да, мэм.
– Но только не на мясном и не на курином бульоне. – Голос ее предостерегающе зазвенел, и официант с готовностью откликнулся:
– Ни в коем случае, мэм, бульон исключительно овощной.
– Очень хорошо. Так, ни одной подходящей закуски. Тогда принесите мне просто овощи, хорошо? У вас есть сырые овощи?
На официанта было жалко смотреть. Он переминался с ноги на ногу. Его накрахмаленная курточка слепила глаза своим белоснежным сиянием.
– У нас все самое лучшее и самое свежее, уверяю вас, – запинаясь, проговорил он. – Я узнаю у шефа. – Поглядев себе под ноги, словно в поисках спасительной идеи, бедняга добавил: – Сегодня отличный салат из огурцов.
Элеонора тяжело вздохнула.
– Ну ладно. Пусть будет салат из огурцов. И стакан воды. – Протягивая официанту меню, она вспомнила еще кое-что. – Да! Принесите отрубей. Посыпать салат.
– Отрубей? – оторопело переспросил официант. – Я спрошу у шефа, мэм.
– Ну ладно, не нужно. – Элеонора снова вздохнула. – Просто суп и салат.
На лице официанта отразилось явное облегчение. Он взял у нее меню и, склонившись еще ниже, выжидательно взглянул на перекошенную физиономию Уилла Лайт-боди.
– Что угодно мистеру?
Подцепляя следующую устрицу, Чарли заметил в косоватых глазах соседа по столу самую настоящую панику. Уилл равнодушно махнул рукой, словно совсем не есть сюда пришел и они сидели не в вагоне-ресторане экспресса «XX век лимитед», славящемся своей изысканнейшей кухней и великолепным обслуживанием.
– Ничего. Разве что тост.
– Тост, сэр?
– Тост.
В наступившем молчании официант обдумывал услышанное. Это была эпоха энергичного и обильного поглощения пищи, эпоха обедов с двенадцатью переменами блюд, эпоха супов, соусов, подливок, на горячее три мясных блюда плюс одно рыбное, а уж вина и подавно изливались неистовым каскадом – шерри, кларет, портвейн, рейнское, мозельское, – ну и, само собой, бесконечное разнообразие высококалорийных десертов. На кухне есть и мясо на ребрышках, и жареные гуси, и оленьи отбивные; повара остервенело вскрывают раковины с устрицами и разделывают осетров; официанты снуют тудасюда между столами, шатаясь под тяжестью нагруженных подносов – а этот заказывает тост!
Молчание затягивалось, и Чарли поймал себя на том, что вслушивается в перестук колес. За соседним столиком сидели дама, кутавшаяся в меха, и пожилой мужчина с пышнейшими усами. Старик что-то пророкотал приглушенным басом, и дама рассмеялась серебристым переливчатым смехом.
– Э-э, как мистер прикажет его приготовить?
Новый знакомый Чарли недоуменно переспросил:
– Что приготовить?
– Ваш тост, сэр.
– Ну… в виде тоста. – Уилл затравленно покосился на жену. – И чашку бульона, – прибавил он на одном дыхании, словно опасаясь, что ему вырвут язык, прежде чем он произнесет эти слова.
– Никакого бульона! – столь же поспешно вмешалась Элеонора.
Возражений не последовало: официант зачеркнул «бульон» так же услужливо, как за минуту до этого написал.
– В бульоне сплошной креатин, – пояснила она Оссинингу, сопроводив эту реплику многозначительным взглядом.
– Это все? – Официант угодливо наклонил голову и молитвенно сложил руки.
Уилл бросил на него колючий взгляд.
– Да, да. Это все.
Официант упорхнул, женщина за соседним столиком снова рассмеялась. Ночь окончательно вступила в свои права, и за черными окнами вагона-ресторана уже ничего не было видно. Чарли нацелился на следующую устрицу.
– Стервятники морей, – вдруг выпалил Уилл.
Элеонора раздвинула губы в улыбке и вперила в Оссининга острый взгляд.
– Что, простите? – переспросил Чарли и потянулся к бокалу с вином. Очередная устрица медленно шествовала по пищеводу к своим подружкам.
– Устрицы, – пояснил Уилл, повернувшись за поддержкой к жене. – Верно, дорогая? Ведь именно так их называет доктор Келлог?
Тут был какой-то подвох, Чарли видел это по глазам Элеоноры. Та едва заметно кивнула, отчего чучело птички на шляпе сверкнуло стеклянными глазками.
– Да, дорогой, – подтвердила она, продолжая глядеть на Чарли. – Но доктор только констатирует факт. Устрицы и вправду омерзительны. Они живут в грязи и отходах и ими же питаются. А сок устриц (доктор особенно это подчеркивал) – не что иное, как урина.
Чарли посмотрел на тарелку с тремя оставшимися отвратительными тварями.
– Урина?
Улыбка Элеоноры стала шире.
– Моча, – объяснила она, – если говорить по-простому. Ну, когда мочатся, понимаете?
Уилл скривился в ухмылке, глаза его утонули в морщинках, и он стал похож на каменного уродца, какими украшают водостоки на католических церквях.
– Мне было бы неприятно питаться стервятниками, а вам?
Оссининг потихоньку начинал злиться.
– Вообще-то… – протянул он, но Элеонора перебила:
– Известно ли вам, что доктор Келлог взял образцы моллюсков из этого самого вагона-ресторана. – Она выразительно подняла пальчик, затянутый в перчатку. – Устриц специально доставили из Чикаго в Бэттл-Крик и подвергли анализу в лаборатории Санатория. – Многозначительно помолчав, Элеонора торжествующе закончила: – И выяснилось, что сок этих устриц по составу почти ничем не отличается от мочи, человеческоймочи!
Чарли уже готов был встать грудью на защиту своих устриц – урина там не урина, они были самым лучшим началом (или завершением) вечера, какое только можно себе представить; но слова, произнесенные собеседницей, разом заставили его забыть об этом намерении.
– Бэттл-Крик? Вы сказали «Бэттл-Крик»?
Элеонора кивнула. Уилл утвердительно склонил голову.
– А ведь я туда и направляюсь. В Чикаго пересяду на «Центрально-Мичиганский».
Оссинингу ужасно нравилось произносить это название – «Центрально-Мичиганский», он сразу начинал чувствовать себя этаким многоопытным путешественником, большим человеком, делающим большие дела. И кому какое дело, что на самом деле он никогда в жизни не бывал западнее Джерси-Пелисейдс, а экспрессы дальнего следования видел только с перрона – как они проносятся мимо, битком набитые богатыми господами.
Чарли уже открыл рот, чтобы степенно, со знанием дела порассуждать на железнодорожные темы – расписание поездов, носильщики, пересадки и всякие прочие экзотические штуки, но не получилось, потому что супруги Лайтбоди расхохотались, а Элеонора, как девчонка, еще и захлопала в ладоши.
– Это поразительно, – выдохнула она. – Какое чудесное совпадение!
– Вы тоже туда едете? – высказал предположение Чарли.
Улыбка мистера Лайтбоди несколько поблекла. Снова стали заметны бледность, худоба, понурое выражение глаз.
– Да. Мы будем проходить курс лечения в Санатории. Я… я там никогда не бывал, – доверительно сообщил он Чарли, – но зато Элеонора…
– Я уже в третий раз, – перебила его жена, кокетливо поправляя шляпку. – Боюсь, я превратилось в бэттломанку – так газеты называют приверженцев доктора Келлога.
Чарли с любопытством поглядел на Элеонору: тонкие руки, хрупкие запястья, глухой ворот, застегнутый изящной заколкой, подчеркивает высокую грудь. От чего этой дамочке лечиться? С виду вроде здоровая – ну разве что худая и бледная; но никакой болезненности в ней нет. Муж – другое дело, ему, похоже, уже никакие врачи не помогут. А вот женщина заинтриговала Оссининга. Он обдумывал, как бы поделикатнее задать вопрос, чем это она так больна, но тут появился официант с двумя стаканами воды и торжественно выставил их на стол перед четой Лайтбоди.
– Мистер закончил? – спросил он Оссининга и показал на тарелку с недоеденными устрицами.
Чарли взглянул в смеющиеся глаза Элеоноры, перевел взгляд на скорбно косящегося в его сторону Уилла… и – махнул рукой. Устрицы мгновенно исчезли.
– Скажите, мистер Оссининг, – поинтересовался Уилл, – а зачем вы направляетесь в Бэттл-Крик? Для лечения, по делу или ради удовольствия?
С первой же минуты, как только эти Лайтбоди сели за его столик, Чарли чувствовал себя не в своей тарелке – странные это были люди, самые настоящие чудики. Но всякий знает, что богачи эксцентричны; а его, Чарли, священный долг – суметь воспользоваться этим их качеством. Он внезапно ощутил, как к нему возвращается былая уверенность, и объявил:
