В футбольном зазеркалье - Кузьмин Николай Павлович (онлайн книга без TXT) 📗

Комов, раздетый, в одних плавках, сидел у самых ног стоявшего над ним Ивана Степановича. Похлопывая ладошками по висячим мясистым ляжкам, он обратился к Сухову и насмешливо показал наверх:

– Слыхал, Федюнь? Учиться предлагают. Значит, он на ворота прет, по голу лупит, а я к нему с букетиком: дескать, пожалуйте, ах, как приятно!

– Не паясничайте Комов, – бесцветным голосом проговорил Иван Степанович, раскаиваясь, что все же не сдержал себя и сорвался на крик. Что толку кричать? Криком тут делу не поможешь.

Интонация в голосе тренера подбавила Комову напора.

– Конечно, – выразительно подхватил он, сковыривая прыщик на ноге, – некоторым… которые в команде без году неделю, – им плевать на «Локомотив». Сгорит «Локомотив» – приклеятся еще куда-нибудь. Без хлеба не останутся, команд полно.

Это был открытый вызов, откровенный бой. Иван Степанович сидел с опущенной головой. Немолодой человек, он унизительно сознавал, что судьба его зависит от прихоти обыкновенного хулигана, каким Комов был и в жизни, и на футбольном поле (сегодня в игре он несколько раз грубо сбивал Полетаева с ног, приговаривая: «Это тебе не в сборной!»).

– Кома! – по-капитански прикрикнул Скачков. – Развыступался!

– А что Кома? – вступился Федор Сухов. – Кома дело говорит. Как будто он для одного себя… Игра же! И гол бы схлопотали. Что ты, Полетая не знаешь? Ляпнул бы и – тащи рыбу из сетей!

Двое всегда сильнее одного, и Комов с Суховым постоянно держались неразлучной парой. Особенно на «чистилищах» – там они говорили от лица команды, как в прошлом году…

Но на кого они рассчитывают в этот раз? На Маркина? Или на него, капитана Скачкова? Ну уж, дудки! У «Локомотива и без того репутация —«катафалка для тренеров».

В дверь раздевалки робко постучали, затем она приоткрылась, и в щели показалась багровая физиономия толстоплечего мужчины в тренировочном костюме – массажист Матвей Матвеич.

Раздосадованный помехой Иван Степанович сердито дернул головой:

– Что там еще?

Массажист делал беспомощные движения руками, показывая в коридор, себе за спину:

– Там Рытвин… Я не пускаю… Он понимал, что влез не вовремя.

– Рытвин? – Иван Степанович на мгновение смешался. – А что ему понадобилось в раздевалке? Извинитесь и скажите, что у нас совещание… разбор игры. Да, разбор. И никого не пускайте.

У Скачкова опустились руки, он откинулся: ну, будет гром! Ведь Рытвин же, никто другой…

От него не укрылось, как взглянули друг на друга Комов с Суховым и потаенно усмехнулись: в запальчивости тренер сам копал себе могилу. Прежде Рытвин мог входить в раздевалку когда вздумается, и футболисты, с которыми начальник дороги был запанибрата, пользовались этим во всю: квартиру ли сменить, машину получить без очереди, – все решалось здесь, в раздевалке, между двумя одобрительными шлепками начальственной руки по влажной спине еще не остывшего игрока. Каждый выигрыш действовал на Рытвина возбуждающе, и для футболистов «своей команды» у него ни в чем не было отказа.

«Плохо дело», – помрачнел Скачков. Он знал, что тренерская судьба Каретникова не сложилась, – до «Локомотива» он переменил немало мест и нигде не сумел прижиться. По рассказам, Иван Степанович плохо жаловал как раз покровителей: подсказчиков, советчиков из всякого начальства. А их же пруд пруди вокруг любой команды! Казалось бы, в «Локомотиве» он должен был бы всеми силами держаться за свое место, а выходило… Выходило, что Каретников предпочитал менять места, но не характер!

У служебного подъезда западной трибуны еще урчал сверкающий автомобиль оскорбленного начальника дороги, а к массажисту приблизился еще один посетитель – Брагин, из газеты. Всей душой болея за команду, журналист специально приезжал весной на юг, был на нескольких контрольных матчах перед началом первенства. С Каретниковым он объяснился сразу же, и тренер сказал ему так: «Мы ведь вас, газетчиков, как различаем? Если только похваливает – значит, до нас ему дела нет. А ежели ругает, да еще сердито, в сердцах, то вот этот за нас!» Брагин обрадовался: «Правильно! Я очень рад. Очень!» В те дни он организовал в газете выступление Каретникова. Дав понять о нездоровой обстановке в коллективе, новый наставник неожиданно похвалил резерв команды (хотя дублеры в прошлом году заняли предпоследнее место) и пообещал любителям футбола, что в новом сезоне «Локомотив» будет сражаться за место в десятке лучших команд страны. Кроме того, не сбрасывался со счетов и Кубок международного Союза железнодорожников.

Потому-то в день открытия сезона стадион не мог вместить всех желающих увидеть собственными глазами, как стала выглядеть команда…

Журналист, уже немолодой, но легкий на ногу, со спортивной выправкой, летел по коридору, привычно направляясь к знакомым дверям. Он на ходу листал блокнот и не глядел под ноги. Наткнувшись на массажиста, глыбой стоявшего у входа, Брагин удивился:

– Что? – и показал на охраняемую дверь. – Нельзя, что ли?

Матвей Матвеич нехотя разнял на выпуклой груди тоскующие руки и отворотил расстроенное лицо. Кроме Рытвина он завернул от дверей раздевалки директора домостроительного комбината Феклюнина, городского военкома Цыбина, директора завода точных приборов Маслова, еще несколько человек.

За спиной массажиста, в раздевалке, сшибались беспорядочные бешеные голоса.

Журналист прислушался и понимающе поджал губы. Здоровье любой команды в том, что она не скандалит после проигрыша, не травит виновного, а просто устанавливает причину поражения с тем, чтобы больше ее не повторять.

– Хм… – проговорил Брагин. – Такие, значит, дела? Жаль, но делать нечего. Ладно. Потом.

И ушел, засовывая блокнот в карман пиджака. Матвей Матвеич, снова скрестив руки, привалился к косяку. За дверью, все нарастая, бушевал скандал.

– Ты! – орал Сухов на Владика Серебрякова, центрального нападающего. – Других судишь, а сам? Все водишься, все сам хочешь забить. Пасовать надо!

Оттопырив губу, Владик дунул вверх, убирая с глаз свалившиеся волосы. Он недолюбливал хамоватого Комова, а вместе с ним и безвольного выпивоху Сухова.

– Пасовать? – спросил он – А кому? Тебе? На портвейн поменьше налегай, тогда и пас получишь. Ноги переставлять скоро разучишься.

Кто-то, не удержавшись, фыркнул, – кажется смешливый, легкий в общении Виктор Кудрин.

– Ты, подонок! – завопил, вскакивая на ноги, Сухов. Скачков со своего места прикрикнул на него:

– Федор, а ну-ка сядь. Сядь, говорю!

Уступая, Сухов неохотно воротился и принялся распускать шнурки на бутсах. Руки у него дрожали.

– Всякий еще мне будет… – бурчал он, бросая на Владика непримиримые взгляды.

– Да отстань ты! – отмахнулся тот, удобнее вытягивая ноги. Забыв о расшнурованных бутсах, Сухов медленно разогнулся. На бледном рыжеватом лице стали заметны все веснушки, глаза остекленели. Скачков знал, что если его сейчас не остановить, он разразится громкой бранью.

– Федор, – вмешался он, – нечего там. Слышишь? Да слышишь ты, я говорю!

Авторитет Сухова в команде складывался годами, и тренеры соперников, давая своим установку на игру с «Локомотивом», обязательно выделяли для него специального опекуна. Если бы Федор сам не губил себя, давным-давно играть бы ему в сборной. В прошлом году именно он спас игру с австрийцами, с блеском забив ответный гол на глазах всего ликующего стадиона. Мог ли он вынести оскорбительное отношение к себе какого-то мальчишки, который лишь пробуется в основном составе?

Подчиняясь властному окрику капитана, Сухов с неохотой, но покорился. Со Скачковым они были одногодками и футболистами одинаковой судьбы: одновременно пришли в «Локомотив» из заводской команды, в одном сезоне перевели их из дублеров в основной состав.

Цепляясь ногой об ногу, Сухов скинул расшнурованные бутсы, стал стаскивать футболку. Серебряков со своего места следил за ним из-под насмешливо прикрытых век. Авторитет Сухова не оказывал на него ни малейшего воздействия: парнишка был зубастый. Ершились и другие ребята. По сегодняшнему настроению в раздевалке Скачков чувствовал, что ребята, хоть и молчат, уставившись себе под ноги, но настроены решительно. Еще немного – и взорвутся. Бесконечные загулы закадычной развеселой пары надоели всем. На поле выйдут – ног не волокут. Заменят их – тренеру от Рытвина накачка. А отдуваться-то за них в игре кому приходится?