Мыши Наталии Моосгабр - Фукс Ладислав (книги TXT) 📗
Госпожа Моосгабр слушала, едва дыша, и с каждой минутой чувствовала себя лучше. После последней фразы господина Фелсаха у нее просто замерло сердце.
– Господин купец, – сказала она и белой перчаткой потрясла небольшую черную сумку. – Я действительно сотрудничаю в Охране двадцать лет и имею некоторый опыт. Но в семье я еще никогда не служила. Работа в вашем доме три раза в неделю по полдня меня привлекает, но прежде всего нужно выяснить, что за мальчик и каким образом можно воздействовать на него. Кое-что мне известно от госпожи Кнорринг из Охраны. – И госпожа Моосгабр снова краем глаза оглядела зал и лестницу.
– Госпожа, я охотно сообщу вам все, что я знаю, – кивнул господин Фелсах и налил в рюмку каплю воды, – все, что я знаю, хотя моя информация не может быть точной. Я вижу Оберона крайне редко, потому что почти все время отсутствую. Наверное, мадам вам сказала, что я веду торговлю на Луне и бываю дома этак раз в месяц. – Госпожа Моосгабр кивнула и снова отпила хорошего ликера, а господин Фелсах продолжал: – По свидетельству школы, мальчик необыкновенно одарен. Ему четырнадцать, но он уже так начитан, что по речи нельзя определить его возраст, он говорит, как взрослый, как писатель. Школьную программу он давно освоил, так что уроки учить ему не приходится. Он занимается другими вещами, главным образом так называемыми тайными науками, хотя я не уверен, правильно ли это обозначение, если эти науки уже частично изучают в наших институтах и в некоторых министерствах. Он читает книги и сам пишет примечания к ним. Он беседует об этом с нашей экономкой, если у нее остается время, она ведь содержит в порядке весь дом и готовит, так что работы у нее хватает, а после работы она имеет право на отдых или на свои собственные прогулки. Но здесь наверху у нас живут два студента, сыновья моих деревенских друзей, они учатся в университете и дают Оберону конспекты лекций, он читает их и беседует со студентами об этих тайных науках. Это всё его достоинства. То, что он чревоугодник и любит сладости, тоже не большая беда, если он, конечно, не слишком пренебрегает овощами, особенно фукусами и другими водорослями, которые наша экономка часто покупает и готовит по-разному. Пожалуй, не такая большая беда и его длинные черные волосы и черные глаза, это его естество, хотя длина волос во власти человека и парикмахеров. Говорят, однако, что длинные волосы ему к лицу, впрочем, длинные волосы носят многие наши художники и ученые, даже господин министр Скарцола. Гораздо хуже, что он слишком бережно стрижет ногти. Он отращивает их, особенно на мизинцах, там они чуть ли не загибаются. Однако самый серьезный его порок начинается там, где дело касается дисциплины. Здесь и вправду с ним трудно найти общий язык. Он, говорят, непослушный, упрямый, строптивый. Весьма склонен, если он не за книгами, выбегать из дому в своем черном плаще и бродить целый день по городу. Захаживает даже в Боровицин или Алжбетов, где как раз строят прекрасные дома, отправляется даже на «Стадион» к звездодрому или в Линде. Когда же вечером приходит домой и экономка делает ему замечание, он мстит тем, что не дотрагивается до тарелки с водорослями, которую подаст ему экономка, а то делает и худшие вещи… – господин Фелсах повздыхал, помолчал с минуту и выпил воды, – иногда хватает тарелку с фукусами и грохает ею об стол. Экономка сокрушается, переживает. Пожалуй, Оберон издевается над экономкой и более неблаговидным образом, скажем, запирает ее в погребе, когда она спускается туда за вином, или устраивает ей какую-нибудь каверзу, чтобы напугать ее, к примеру, в бассейн, – господин Фелсах указал на мраморный бассейн с расширенным стеблем в центре зала, – к трем красным рыбкам, которые там плавают, бросает какую-нибудь черную искусственную жуткую рыбу, и экономка дрожит от страха. Экономка боится мальчика и потому старается не попрекать его, когда он убегает из дому и неведомо где шляется. Я целыми месяцами не бываю дома, и здесь никого нет, кто мог бы приглядывать за Обероном и справиться с ним.
– А что же студенты? – спросила госпожа Моосгабр. – Я тоже знаю одних студентов, которые живут где-то в красивой вилле, и они очень умные. Студенты могут оказывать на мальчика влияние.
– Я рад, – кивнул господин Фелсах, – что они живут здесь, хотя мне часто кажется, что влияние оказывает скорее он на них. Да ведь и они редко бывают дома. Утром уходят на лекции, возвращаются вечером, а когда дома – занимаются, наверху у них своя комната с передней и удобствами, они могут вообще не спускаться вниз. Экономка, так же как и я, рада, что они в доме, по крайней мере, ей не так одиноко, но какой от этого прок, когда за Обероном все равно некому присматривать. Студенты могут с ним беседовать, давать ему читать лекции, но следить за тем, чтобы он не шлялся, они не в силах.
– Значит, господин купец, – сказала госпожа Моосгабр и допила хороший ликер, – у вас, значит, сложности с мальчиком.
– Сложности с мальчиком, – кивнул господин Фелсах, и на его загорелое лицо легла тень, – боюсь, что, когда вместе с ним вырастут и его недостатки, он станет трудным субъектом. Вы, наверное, знаете, что его, возможно, ждет…
– Знаю, – кивнула госпожа Моосгабр и обратила взор на фонтан посреди зала, – хорошо знаю. Спецшкола, исправительный дом, чернорабочий, поденщик…
– Да, именно так, – кивнул господин Фелсах, и его загорелое лицо снова подернулось тенью, – я говорил об этом с господином Виттингом, с генеральным директором исправительных учреждений. Он подтвердил, что таких случаев много.
– Много, – кивнула госпожа Моосгабр и бросила взгляд на фонтан, из стебля которого била вода, – знаю это по собственному опыту. Сын Везр в третий раз вернулся из тюрьмы, а дочь Набуле, которая недавно вышла замуж за Лайбаха и собирается купить квартиру на Алжбетове, того и гляди, тоже туда угодит. Дети с малолетства озорничали… – госпожа Моосгабр не спускала глаз с бассейна, – шлялись, били своих одноклассников и воровали. Попали в спецшколу, потом – в исправительный дом. А ведь я, когда они были маленькие, пела им колыбельную, наша привратница знает это, да и госпожа Кнорринг тоже. Сейчас Везру двадцать пять, – госпожа Моосгабр смотрела на фонтан, – Набуле двадцать, дети у меня поздние…
– Изведали вы, значит, достаточно, – сказал господин Фелсах, и его загорелое лицо все еще было чуть осенено тенью, – у вас опыт, мадам Кнорринг дала мне это понять.
– Дала это понять, – кивнула госпожа Моосгабр, и перья на ее шляпе затрепетали, – но вам, господин купец, думаю, она сказала не все. Когда дочка Набуле недавно выходила замуж, она мне даже попить не дала, а у них было вино, лимонад… и ветчина, и салат, а пирожки, что я напекла им на свадьбу – я люблю печь, – выкинула во двор лошади, а потом и меня прогнала со свадьбы. А ведь я на эту свадьбу надела свое лучшее праздничное платье.
– Ужасно, – кивнул господин Фелсах с горечью и сказал: – Госпожа, милости прошу еще… – и налил госпоже Моосгабр еще рюмку «кюрасо».
– И ваша жена умерла, – обронила госпожа Моосгабр и посмотрела на господина Фелсаха, – мальчик мать потерял.
– Жена умерла, – кивнул господин Фелсах, – умерла семь лет назад. Оберону было семь. Но еще задолго до этого она тяжело заболела, так что Оберон рос, собственно, под опекой нашей экономки. От матери он унаследовал хорошие качества, любовь к музыке. У него проигрыватели, радио, магнитофоны, словом, везде – музыка. В столовой за ужином, – господин Фелсах слегка кивнул за спину – на широкие стеклянные двери, – он тоже включает радио, и экономка только приветствует это. Она говорит, что Оберон, слушая музыку, становится спокойнее и послушнее. Я, конечно, обеспечил его самыми лучшими аппаратами, – господин Фелсах улыбнулся, – которые скрыты в стенах. Этим я и торгую.
Госпожа Моосгабр кивнула, рукой в белой перчатке снова взяла рюмку и обвела глазами зал.
– К сожалению, – сказал господин Фелсах, глядя на ее накрашенные щеки, губы и брови, – к сожалению, мадам, Оберона сейчас нет дома. Он поехал с экономкой к четырем часам на представление фокусников в Керке, хотел непременно их видеть. Но это не имеет значения. Вы узнаете его, когда начнете работать. Однако нам надо обговорить одну весьма важную деталь, – господин Фелсах улыбнулся, сунул руку в карман своего синего пиджака и вынул блестящий блокнот, – вы бы согласились, мадам, находиться у нас три раза в неделю примерно от трех до семи? – И когда госпожа Моосгабр кивнула, господин Фелсах сказал: – Ваша основная обязанность, пожалуй, следить за тем, чтобы Оберон был дома. Он может находиться где угодно: здесь в зале, в столовой или в своей комнате… а если дома будут студенты, то и у них. Но в сад выходить он не должен – может убежать. Впрочем, уже осень, дни становятся короче, наступает ненастье. Сад опустел, листва опадает, цветы отцвели.
