Шопенгауэр как лекарство - Ялом Ирвин (книга регистрации .txt) 📗

Если мы подумаем об этом, то невольно захочется нам воскликнуть: к чему весь этот шум? К чему вся суета и волнение, все эти страхи и горести? Разве не о том лишь идет речь, чтобы всякий Иван нашел свою Марью? Почему же такой пустяк должен играть столь серьезную роль и беспрестанно вносить раздор и смуту в стройное течение человеческой жизни? [78]

Ответ Артура на этот вопрос на полторы сотни лет предвосхитит открытия эволюционной психологии и психоанализа. Он станет утверждать, что причины нашего поведения не есть наша собственная необходимость, но необходимость нашего биологического рода. «Конечной целью любви, хотя стороны могут и не подозревать об этом, является рождение ребенка, — скажет он. — Следовательно, то, что руководит мужчиной, на самом деле является инстинктом, направленным на поиски наиболее подходящей пары, тогда как сам он воображает, что хочет доставить себе наибольшее удовольствие» [79].

Он будет тщательно разбирать принципы, руководящие выбором сексуального партнера («каждый любит то, чего ему не хватает»), и не устанет повторять, что выбор на самом деле совершается гением биологического рода. «Одержимый духом рода, он (человек) всецело подпадает его власти и не принадлежит больше самому себе… ибо в сущности влюбленный преследует не свои интересы, а интересы кого-то третьего, который должен еще только возникнуть» [80].

Он будет повторять, что сила сексуального влечения велика и непреодолима. «Так как человек находится под влиянием импульса — сродни инстинкту насекомых, — который заставляет его добиваться своей цели не раздумывая, вопреки всем доводам разума… человек не может противостоять ему». И разум здесь бессилен: часто мы желаем именно того партнера, которого наш собственный разум настоятельно советует избегать. Но голос разума не способен противостоять силе инстинкта. В качестве примера Шопенгауэр приводит слова римского комедиографа Теренция: «Бессилен разум над тем, что само по себе лишено всякой разумности».

Принято считать, что три открытия основательно пошатнули наше представление о себе как о непревзойденном венце творения: сначала Коперник доказал нам, что Земля отнюдь не является центром Вселенной; затем пришел Дарвин, и мы узнали, что вовсе не являемся чем-то особенным, а, как и все прочие существа, происходим от других форм жизни; и, наконец, Фрейд продемонстрировал, что мы не являемся хозяевами в собственном доме и часто не управляем своим поведением, обусловленным силами, лежащими вне нашего сознания. Нет никаких сомнений в том, что в этом революционном открытии непризнанным соавтором Фрейда был Артур Шопенгауэр, задолго до рождения Фрейда постулировавший, что нами управляют глубинные биологические импульсы и мы заблуждаемся, полагая, что, поступая так или иначе, действуем совершенно сознательно.

Глава 23

Бонни волновалась напрасно: на следующее занятие все не только явились в полном составе, но даже раньше обычного — все, за исключением Филипа, который поспешно вошел в комнату и занял свое место ровно в половине пятого.

Недолгое молчание в самом начале занятия вещь обычная: пациенты рано узнают, что не стоит спешить с первой фразой, так как первому обычно достается больше всего внимания. Однако Филип, как всегда бесцеремонно, нарушил это молчание. Ни на кого не глядя, он заговорил своим холодным неживым голосом:

— Я хочу дополнить то, что сказала о моем списке вновь прибывший член нашей группы…

— По имени Пэм, — подсказал Тони. Филип кивнул, не поднимая глаз:

— То, что сказала Пэм. В этом списке были не только имена женщин, с которыми я переспал за тот месяц, но и номера телефонов…

— Ах, неужели номера телефонов? Да, прости, это совершенно меняет дело, — перебила его Пэм.

Не обращая на нее внимания, Филип продолжил:

— В этом списке также было краткое описание сексуальных предпочтений каждой женщины…

— Сексуальных предпочтений? — переспросил Тони.

— Да, то, что любит каждая женщина при половом акте. Например, любит сзади… или шестьдесят девять… или продолжительные игры в начале… начать с поглаживания спины… массажное масло… заводится от шлепков… любит, чтобы ей целовали соски… любит наручники… звереет, если привязать к кровати…

Джулиус похолодел. Что он вытворяет? Он что, собирается обнародовать предпочтения Пэм? Нет, так дело не пойдет.

Однако не успел он вмешаться, как Пэм сама перешла в наступление:

— А ты действительно мерзкий подонок. Просто отвратительный. — Пэм наклонилась вперед, очевидно собираясь встать и выйти из комнаты.

Но Бонни удержала ее за руку и, повернувшись к Филипу, сказала:

— Я — за Пэм. Филип, ты что, спятил? С чего ТЫ вздумал хвастаться такими вещами?

— Вот именно, — прибавил Гилл. — Я что-то тебя: не понимаю, парень. Нарываешься на неприятности. Ес| ли честно, не хотел бы я оказаться на твоем месте. Что ты делаешь? Ты же подливаешь масла в огонь. Ты что, хочешь сказать: «Давайте, палите меня к чертовой матери», так, что ли? Не обижайся, Филип, но, по-моему, ты перегибаешь палку.

— Я тоже так считаю, — сказал Стюарт. — На твоем месте, Филип, я бы не лез на рожон.

Джулиус попытался успокоить страсти:

— Филип, что ты сейчас чувствуешь?

— Я хотел сделать кое-какие пояснения и сделал это — так что теперь я чувствую себя вполне нормально.

Но Джулиуса не устроило такое объяснение. Стараясь говорить как можно мягче, он сказал:

— Филип, несколько человек только что высказали тебе свои замечания. Что ты думаешь по этому поводу?

— А вот на это ты меня не купишь, Джулиус. Потому что это путь в никуда. Будет лучше — гораздо лучше, если я останусь при своем мнении.

Здесь Джулиусу пришлось сменить оружие и пустить в ход старый испытанный метод условного наклонения:

— Филип, давай мысленно поэкспериментируем — философы делают это каждый день. Я понимаю твое желание сохранить спокойствие, но все-таки попытайся представить себе, что было бы, если бы тызахотел что-топочувствоватьиз-за того, что сказали другие. Чтобытыпочувствовал?

Несколько секунд Филип молча раздумывал, потом, слегка улыбнувшись, кивнул, должно быть, уступив изобретательности Джулиуса.

— Поэкспериментировать? Ну что ж, давай попробуем. Если бы я хотел почувствовать, я сначала бы испугался Пэм — она так злобно на меня набросилась. Представляю, с каким удовольствием она разорвала бы меня на мелкие кусочки.

Пэм хотела возразить, но Джулиус сделал ей знак не мешать.

— Потом была Бонни. Она спросила, зачем я хвастаюсь. Дальше Гилл со Стюартом спросили, зачем я предаю себя аутодафе.

— Ауто — чего? — переспросил Тони.

Пэм уже открыла рот, чтобы ответить, но Филип ее опередил:

— Аутодафе - публичное сожжение еретиков.

— Отлично. Мы уже на полпути к цели, — вмешался Джулиус. — Ты правильно описал все, что случилось — что именно сказали Бонни, Гилл и Стюарт Теперь давай продолжим наш эксперимент — если бы ты захотел что-то почувствовать после их замечаний…

— Да, я отклонился от темы — ты, конечно, уже сделал вывод, что сработало бессознательное?

Джулиус кивнул:

— Продолжай, Филип.

— Хорошо. Я бы подумал, что меня абсолютно не поняли. Пэм я бы сказал: «Я вовсе не пытался менять дело», Бонни: «Я и не думал хвастаться», Гиллу и Стюарту: «Спасибо за заботу, но я не собирался причинять себе боль».