Тринадцатая сказка - Сеттерфилд Диана (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗

В последующие дни ничего не происходило, только пыль становилась все толще, слой сажи на окнах густел, игральные карты все дальше выползали из распечатанной колоды на столе в гостиной, а Миссиз все чаще и легче забывала о том, что Эстер существует на свете.

В безмятежной тиши тех дней первым, кто проявил беспокойство, оказался Джон-копун.

Он всю жизнь работал под открытым небом и не привык заниматься делами по дому. Тем не менее он знал, что свежий чай следует наливать в предварительно вымытую чашку и что готовую еду негоже класть на тарелку, где перед тем лежал кусок сырого мяса. Он видел, как идут дела на кухне у Миссиз, и прекрасно все понимал. Посему, когда гора грязной посуды в мойке достигала внушительных размеров, Джон засучивал рукава и скрепя сердце брался не за свое дело. Забавно было видеть его в сапожищах и картузе стоящим над раковиной и неуклюже орудующим посудной тряпкой, особенно если сравнить с тем, как ловко и аккуратно он обращался с глиняными горшками для рассады у себя в оранжерее. В последнее время он стал замечать, что количество тарелок и чашек на кухне сокращается, и, если так пойдет дальше, они могут скоро исчезнуть совсем. Куда же девалась вся эта посуда? Первое, что в этой связи припомнил Джон, была картина ползущей вверх по лестнице Миссиз с подносом еды для Чарли. А когда он в последний раз видел ее приносящей сверху пустые тарелки? Это было очень давно.

Джон поднялся к комнатам Чарли и обнаружил перед запертой дверью длинную шеренгу тарелок и чашек. Чарли даже не притронулся ко всей этой снеди, от которой теперь исходил густой неприятный запах. Тучи мух с гудением вились над тарелками. Сколько дней подряд Миссиз таскала сюда еду, не замечая, что предыдущие порции остались нетронутыми? Подсчитав тарелки и чашки, Джон помрачнел. Ему все стало ясно.

Стучать в дверь он посчитал бесполезным. Вместо этого он сходил в сарай и принес оттуда брусок дерева, достаточно увесистый, чтобы послужить в качестве тарана. Грохот ударов в дубовую дверь, треск дерева и скрежет петель, выдираемых из косяков, были достаточно громкими, чтобы привлечь туда всех нас, включая даже Миссиз.

Когда наполовину сорванная с петель дверь наконец распахнулась, мы услышали басовитое жужжание мух, а из комнаты потянуло таким страшным зловонием, что Эммелина и Миссиз попятились обратно к лестнице. Джон прикрыл рот ладонью и сильно побледнел.

– Стой на месте, – приказал он мне и вошел внутрь.

Я последовала за ним, держась на два-три шага позади.

Мы осторожно продвигались по комнате, переступая через кучи мусора и гниющие остатки пищи и распугивая полчища жирных мух. Чарли вел скотский образ жизни. Покрытые плесенью тарелки попадались повсюду: на полу, на камине, на столе и на стульях. Дверь спальни была приоткрыта. Джон толкнул ее концом деревяшки, которую все еще держал в руках; изнутри выскочила и пробежала по нашим ногам спугнутая крыса. Перед нами предстало кошмарное зрелище. Еще больше мух, еще больше разложившейся еды, и, хуже того, – без сомнения, Чарли был болен. На половом коврике виднелось пятно засохшей, облепленной мухами рвотной массы, а на столике рядом с кроватью лежали окровавленные носовые платки и старая штопальная игла Миссиз.

Постель была пуста – только смятые серые простыни, заляпанные кровью и всякой гадостью.

Мы молчали, стараясь не дышать и лишь по необходимости втягивая тухлый воздух через рот, отчего возникали позывы к рвоте. Но это было еще не самое худшее. Оставалось проверить последнее из трех помещений. Джон помедлил, сделал над собой усилие и наконец решился открыть дверь ванной комнаты. Но еще до того, как она распахнулась и отвратительный запах ударил в ноздри, я кожей почувствовала эту мерзость, и все мое тело покрылось холодным потом. Крышка унитаза была опущена, но из-под нее во все стороны выпирало то, что она безуспешно пыталась скрыть. Однако это были пустяки по сравнению с ванной. Взглянув туда, Джон резко попятился и сбил бы меня с ног, не отскочи я назад одновременно с ним. Наполнявшая ванну темная масса человеческих выделений источала столь жуткую вонь, что мы с Джоном не выдержали и пустились наутек – через залежи крысиного помета и тучи навозных мух в коридор, потом вниз по лестнице и на улицу.

Здесь меня стошнило. После всего увиденного желтая лужица моей рвоты на зелени травы буквально ласкала взор – она казалась такой чистой, свежей и даже пахла приятно.

– Ничего-ничего, – пробормотал Джон и похлопал меня по спине ощутимо дрожавшей ладонью.

Между тем Миссиз, которая последовала за нами на своей предельной скорости, пересекла лужайку и уставилась на нас вопрошающе. Что мы могли ей сказать?

Мы нашли кровь Чарли. Мы нашли его дерьмо. Мы нашли его блевотину. Однако мы не нашли самого Чарли.

– Его там нет, – сказали мы Миссиз. – Он исчез.

***

Возвращаясь к себе в комнату, я размышляла об этой истории. Она представляла интерес сразу в нескольких отношениях.

Само собой, исчезновение Чарли стало важным поворотом сюжета. Я вспомнила о ежегодниках и озадачившей меня тогда аббревиатуре: ОПУ. Но, кроме того, здесь появилась еще одна существенная деталь. Догадалась ли она, что я это заметила, при том что внешне я ничем не выдала свою реакцию? Сегодня мисс Винтер впервые употребила в рассказе местоимение «я».

***

В комнате меня дожидался поднос, на котором помимо сандвичей с ветчиной лежал большой коричневый конверт.

Мистер Ломаке, адвокат, ответил на мой запрос без промедления, с обратной почтой. В конверте я нашла вежливую сопроводительную записку, копию контракта Эстер, которую я отложила в сторону после беглого просмотра, рекомендательное письмо от леди Блейк из Неаполя, перечислявшей незаурядные достоинства гувернантки, и – самое интересное – письменное согласие Эстер взяться за предложенную ей работу в Анджелфилде. Сей документ был написан кудесницей собственноручно.

Твердо выведенные заглавные буквы указывали на решительность и силу характера, а равномерный наклон строчных – на последовательность и стабильность. Легкость и целеустремленность ощущались в плавных петельках «§» и «у». Размер букв был средний: достаточно крупный, чтобы читающий мог их без труда разобрать, но не слишком большой – для экономии бумаги и чернил. Написание простое и строгое – никаких завитушек, росчерков и тому подобных украшений. Красота этого почерка заключалась в его упорядоченности: каждая буква знала свое место, не налезая на соседей и не отрываясь от них. Все добротно, четко и правильно. Это была сама Эстер в буквенном виде.

В правом верхнем углу письма был указан обратный адрес в Лондоне.

«Отлично, – подумала я, – теперь я смогу тебя отыскать».

Я взяла лист бумаги и, прежде чем приступать к работе над историей мисс Винтер, написала письмо специалисту по генеалогии, о котором упомянул отец. Письмо вышло довольно длинным: для начала мне пришлось объяснить, кто я такая (ибо он наверняка не знал, что у Айвена Ли есть дочь), а затем по возможности ненавязчиво ввернуть фразу о ежегодниках, этим намеком обосновав свое право на ответную услугу с его стороны. Далее я изложила все, что мне было известно о Эстер: Неаполь, Лондон, Анджелфилд. Что же до сути моего послания, то она сводилась к двум словам: «найдите ее».