Цветы на чердаке - Эндрюс Вирджиния (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— А этот телевизор, который она нам принесла. Она ждала, пока отец подарит его ей, когда могла сама купить его еще давно вместо приобретения этих бесконечных гардеробов. А украшения! На ней все время новые кольца, браслеты, серьги.
Крис задумался, но тут же изобрел оправдание:
— Давай посмотрим на это с другой стороны, Кэти. Если бы она подарила нам этот телевизор в первые же дни, мы бы все время сидели, уставившись в него. Тогда мы не создали бы сад для близнецов на чердаке. Нам не пришлось бы ничего делать, только сидеть и смотреть. А посмотри, как много мы узнали за все это время: научились делать цветы и животных. Теперь я рисую гораздо лучше, чем когда я приехал сюда. Я уже не говорю о книгах, которые мы смогли прочесть! И ты, Кэти, ты очень изменилась.
— Как? Как я изменилась? Скажи. Он беспомощно помотал головой на подушке из стороны в сторону.
— Хорошо. Можешь не говорить мне комплиментов. Но пока ты не перешел на свою кровать, расскажи мне все, что ты узнал в подробностях. Не упускай ничего, даже то, что ты при этом думал. Я хочу представить все, как если бы я была там с тобой, чувствуя и делая то же самое.
Он повернул голову, и наши глаза встретились. Странным, изменившимся голосом он произнес:
— Ты действительно была там рядом со мной. Я чувствовал, как ты держала меня за руки, шептала мне на ухо, и я старался рассмотреть каждую мелочь.
Гигантский дом, которым управлял старый, больной людоед, оказал на него подавляющее влияние. Я почувствовала это по его голосу.
— Это ужасно большой дом, Кэти. Как отель. Я проходил по бесконечным комнатам, обставленным дорогой мебелью и прочими вещами, которые, уверен, никогда не использовались. На одном только нашем этаже я насчитал четырнадцать комнат и думаю, что пропустил несколько маленьких.
— Крис! — воскликнула я разочарованно. — Не надо рассказывать мне обо всем в таком повествовательном духе. Сделай так, чтобы я ощущала себя там, с тобой. Начни сначала, с той секунды, когда ты исчез за дверью!
— Ну что ж! — нехотя, со вздохом, сказал он, — я крался по темному коридору в сторону центральной ротонды, где мы прятались в этой тумбочке на балконе. Я не хотел тратить время на изучение комнат в этом, северном крыле. Как только я приблизился к цели, я стал вдвойне осторожен, потому что теперь люди могли заметить меня. Вечеринка приближалась к кульминации. Шум голосов стал намного громче, И, как мне показалось, все уже изрядно набрались. Какой-то мужской голос запел дурашливую песенку о том, что ему не хватает двух передних зубов. Мне стало так смешно, что ' я подкрался к балюстраде и посмотрел вниз. Они выглядели какими-то странными, укороченными, и я еще подумал, что мне следует это запомнить, когда я буду рисовать фигуры людей в таком ракурсе, чтобы они выглядели естественными. Перспектива для живописи — самое важное.
«Самое важное и не только в живописи», — подумала я.
— Конечно, прежде всего я искал маму, — продолжал он, понуждаемый моими нетерпеливыми замечаниями, — но из всех людей, что копошились внизу, мне удалось узнать только бабушку и дедушку. Дедушка, видимо, начал уставать, и вскоре я заметил, как к нему подошла медсестра и укатила куда-то его кресло. Я проследил за направлением, потому что, скорее всего, его увезли в ту самую комнату, за библиотекой.
— А сестра была в белом халате?
— Конечно. Как иначе я определил бы, что она медсестра?
— Хорошо, продолжай, но ничего не упускай.
— Ну, так вот. Как только дедушка покинул банкетный зал, бабушка тоже удалилась, и тут я услышал какие-то голоса людей, поднимающихся по лестнице. Наверное, никто не передвигался так быстро, как я в тот момент. Если бы я попытался скрыться в тумбочке, меня бы немедленно заметили, и поэтому я спрятался в углу, где на небольшом постаменте стояли рыцарские доспехи. Естественно, их должен был носить взрослый мужчина, хотя я мог бы поставить сотню долларов, что они мне малы, но несмотря на это я не прочь был бы их померить. Так или иначе, оказалось, что по лестнице поднимается мать и с ней все тот же темноволосый усатый мужчина.
— Что они делали? Почему они пошли наверх?
— Наверное, они не допускали мысли, что рядом с ними кто-то может прятаться. Они были слишком поглощены друг другом. Этот мужчина хотел посмотреть на какую-то кровать у мамы в спальне.
— Ее кровать? Зачем ему нужна была ее кровать?
— Это какая-то особенная кровать, Кэти. Он сказал ей: «Пойдем, ты уже достаточно повертелась перед гостями». Голос у него был какой-то задиристый. Потом он добавил: «По-моему, самое время показать мне твою знаменитую кровать в форме лебедя». Видимо, мама боялась, что мы все еще прячемся в тумбочке. Она бросила в ту сторону обеспокоенный взгляд, но согласилась и сказала: «Хорошо, Барт. Но мы не сможем задержаться там надолго. Сам понимаешь, что скажут гости, если нас чересчур долго не будет». Он усмехнулся и продолжал поддразнивать: «Нет, я и понятия не имею, что они скажут. Что, по-твоему, они должны сказать?» Мне эти последние слова показались вызывающими. Он явно не думал об общественном мнении. Я даже разозлился на него, когда он сказал это, — на этом месте Крис остановился и быстро и тяжело задышал.
— Ты что-то скрываешь, — сказала я. Мой брат всегда был для меня раскрытой книгой, к тому же прочитанной уже сто раз. — Ты защищаешь ее. Ты что-то увидел и не хочешь мне об этом сказать. Ты что-то видел и скрываешь! Это нечестно! Помнишь, в первый наш день здесь мы согласились ничего не утаивать друг от друга, быть правдивыми до конца. Скажи мне, что ты увидел?
— Боже, — сказал он, сжимаясь и отворачиваясь, не желая глядеть мне в глаза. — Какое значение имеют несколько поцелуев?
— НЕСКОЛЬКО поцелуев?! — взметнулась я. — Ты видел, как он несколько раз поцеловал маму? Как они целовались: он поцеловал ей руку, или это было по-настоящему — рот-в-рот?
К его лицу подступила краска, поднимаясь от груди, на которой покоилась моя щека. Он горел, и это чувствовалось через пижаму.
— Это были страстные поцелуи, не правда ли? — бросила я, заранее зная ответ. — Он поцеловал ее, она это наверняка позволила, и может быть он даже дотронулся до ее груди и потрепал ее по ягодицам, как папа как-то раз, когда я была в комнате, а родители меня не заметили! Ты это хотел сказать, да, Кристофер?
— Какое это имеет значение, — ответил он. — Что бы он ни делал, она была не против, хотя мне было противно.
Мне тоже стало противно. Мама пробыла вдовой всего около восьми месяцев. Но иногда восемь месяцев тянутся как восемь лет, и, в конце концов, какое значение имеет прошлое, когда настоящее так приятно и интригующе. Естественно, я догадывалась что там, на балюстраде, происходило многое такое, о чем Крис не собирался мне говорить.
— Вообще, Кэти, я не знаю, что ты там думаешь, но мама в конце концов приказала ему остановиться и пригрозила, что в противном случае не покажет ему свою спальню.
— О, держу пари, что он делал что-то отвратительное.
— Только поцелуи, — сказал Крис, глядя поверх меня на рождественскую елку. — Несколько поцелуев и обыкновенные ласки, но у нее от всего этого заблестели глаза, а потом этот Барт, еще поинтересовался, правда ли, что эта кровать в форме лебедя принадлежала когда-то французской куртизанке.
— Ради всего святого, Крис, кто такая куртизанка? Крис прочистил горло.
— Это существительное, означающее женщину, которая проявляет благосклонность только к аристократам. Я посмотрел в словаре.
— Благосклонность? Какого рода благосклонность?
— За которую имеют возможность заплатить богатые мужчины, — быстро проговорил он и продолжал, прикрыв мне рот своей ладонью, чтобы я прекратила расспросы. — Мама, конечно, отрицала, что такая кровать могла оказаться в этом доме. Она сказала, что кровать с греховной репутацией, какой бы красивой она ни была, была бы торжественно сожжена ночью под звуки молитв во искупление совершенных грехов. Эта кровать принадлежала ее бабушке, и она, когда была девочкой, хотела жить в бабушкиных комнатах и спать в ее спальне больше всего на свете. Но родители не позволяли ей, боясь, что она попадет под влияние бабушкиного духа, поскольку та была не совсем святой, хотя и не куртизанкой. Сказав это, мама засмеялась, горько и резко, сказав Барту, что раньше ее родители считали ее настолько развращенной, что ничто не могло сделать ее хуже, чем она была. Знаешь, меня это очень расстроило. Мама никакая не развращенная — папа любил ее, и они были супругами. Никого не касается то, что происходит между мужем и женой.
