Долгое безумие - Орсенна Эрик (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
Ему удалось убедить ее, и она отведала необычной пищи. Они беседовали.
С жадностью изгнанницы задавала она ему бесчисленные вопросы о литературной жизни во Франции и Европе. Затрудняясь квалифицированно ответить, он скорее изобретал ответы, дорожа ее вниманием.
— Да, Патриция Хайсмит благодаря любви Джеймса Айвори познала счастливый конец. Патрик Зюскинд? Вам и впрямь интересно знать, почему он так мало публикует? Я попрошу прислать мне фото молодой актрисы Кристин Скотт-Томас. Глядя на нее, вы поймете: такая Женщина поглощает все время мужчины, даже если он немец…
Когда он в своих фантазиях переступал меру, она недоверчиво смотрела на него своими круглыми глазами. С другой стороны, так ли уж важна была правда в их возрасте? Она начинала ему подыгрывать.
— Как! Вы не знали! Жан-Мари Гюстав Ле Клезио стрелялся зимой с Васкесом Монтальбаном.
— А что послужило причиной? Женщина?
— Хуже. Высокий блондин из Ниццы, до тех пор такой покладистый, надавал испанцу пощечин за то, что тот зло посмеялся над экологами.
— Ну и ну!
— Говорят, дни Гонкуровской академии сочтены. После жалобы кандидата-неудачника Европейский суд якобы готовит постановление, запрещающее жюри голосовать за того, кто печатается у тех же издателей, что и члены жюри.
— Да ведь это новое двадцать четвертое августа [41]!
— Как верно вы заметили!
— Вы меня обнадеживаете, а то уж у меня сложилось впечатление, что литературной жизни во Франции пришел конец.
— Все изменилось после кризиса. Никто не желает читать размытых, тягомотных книг. Писателям пришлось переделать себя в бойцов.
— Как в шестнадцатом веке?
— Совершенно верно.
Она долго сидела, глядя на небо, вся в мыслях о романтических персонажах, в которых превратились западные литераторы — в этаких бреттеров, рыцарей.
Габриель понимал, что ее не проведешь. Как и то, что потребность в мечтах порождена одиночеством. Он мог лишь воображать себе жизнь этой женщины с повадками принцессы, ушедшей с головой в романы, о существовании которых миллионы ее земляков и не подозревали.
Он положил руку ей на колено. От одиночества у него развилась потребность касаться людей.
Встречи с г-жой Ляо наполняли его не испытанными прежде покоем и теплом. Годами он был пленником тайной любви с ее отменами свиданий в последнюю минуту, с любовью на скорую руку… Он не помнил, чтобы левое запястье Элизабет хоть раз было без наручных часов, ему даже казалось, что внутри нее были часы, запрещавшие ей хоть ненадолго остановиться. И вот теперь эта неспешность, размеренность…
Ему казалось, Время сжалилось над ним: созвало часы, минуты и секунды и держало перед ними речь, суть которой заключалась в том, что стоило бы предложить передышку Габриелю, оставить его в покое.
Старики радостно хлопали друг друга по плечу.
— Удалось!
— Ты был прав.
— Сколько еще продержится вдовушка?
— Он менее поспешен с нею, чем с едой.
— Заметили бабочку-луну, которая беспрестанно кружит возле них?
— Знак поздней любви, которая обещает быть страстной.
— Смотрите-ка, еще нет одиннадцати, а он уже ложится.
— И правильно. В нашем возрасте грех переутомляться.
LXI
В это же самое время на другом конце земли Элизабет вручали орден Почетного Легиона «за сорокалетнюю безупречную службу». В огромном зале приемов нового здания Министерства финансов сплошь из стекла и мрамора, чем-то напоминающего гигантский писсуар, государственный секретарь долго воспевал «исключительную женщину, неустанную воительницу на всех фронтах международной торговли, незаменимого союзника французской промышленности».
— Премьер-министр возложил на меня почетную обязанность объявить вам о его безусловном намерении представить на рассмотрение Ассамблеи в ближайшие три месяца проект, радикально упрощающий нашу процедуру поддержки экспорта. Женщина, которую мы сегодня чествуем, является живым примером несовершенства нашего с вами пола, господа, поскольку счастливо совмещает в себе чиновника высокого ранга и преданную супругу. Пользуясь случаем, я приветствую счастливчика, известного в арбитражных кругах адвоката, чья подруга, являясь к тому же матерью троих детей — мальчиков, уже сделавших свой жизненный выбор, что является показателем высокого качества полученного ими образования, и т. д. (Аплодисменты.) Пробил час ухода на пенсию. Плохая новость для государства, теряющего одного из своих подвижников. Испытание для человека вашей закалки, личности вашего масштаба. Я узнал, что уже с завтрашнего дня вы принимаетесь за новый вид деятельности… От имени президента Республики… — Оратор приблизился и встал на цыпочки. — Провозглашаю Вас рыцарем ордена Почетного Легиона.
На желтом пиджаке от Унгаро заблестел крест.
Все бросились поздравлять, целовать ее и, щадя, говорили не о том, что было, а о том, что будет, предлагали и новые поприща: «Алкатель», «Рено» нуждались в советниках такого ранга. Пирожные, комплименты, шампанское. Среди немногих слабостей за Элизабет числилось неравнодушное отношение к этому игристому напитку, а также к тарталеткам и канапе со спаржей и икрой. Она повторяла про себя свое заветное «я счастлива, я сделала правильный выбор!». Ее семейство преисполнилось гордости.
Словом, все шло к лучшему в этом лучшем из миров.
Почему же тогда, несмотря на всю сладость момента, в воздухе запахло грозой? Элизабет, как известно, не была любительницей портить себе жизнь. Она безнадежно искала причину дискомфорта, чтобы побыстрее устранить ее и предаться ощущению неповторимости происходящего с ней. Поскольку ничего найти не удавалось, в ней нарастало бешенство.
— Мама, что-то не так? — спросил младший сын.
— Не составишь ли ты компанию президенту Лагардену? Он совсем один.
Новоиспеченный рыцарь ощущал себя словно ужаленным целым невидимым роем. Она бросила взгляд на крест: не откололся ли, поскольку именно в районе левой груди чувствовалось какое-то покалывание, похожее на укусы.
Верная первейшему из своих принципов — «Никогда не показывать своего настроения», она до конца коктейля исполняла роли, которых от нее ожидали: умиление, благодарность, решительность, обескураживающая моложавость…
— Уф! — выдохнула наконец Элизабет, упав на переднее сиденье автомобиля рядом с мужем.
— Великолепное торжество. Тебя проводили в момент твоего наивысшего расцвета.
— Я еще вернусь.
— Не сомневаюсь.
В темноте паркинга она наконец уступила долго сдерживаемому желанию почесать предплечье.
— Что с тобой? Уж не клопы ли развелись в мини^ стерстве?
— Видишь ли… Дело в том… — Ей все не удавалось отдать предпочтение одной из многочисленных причин. Но затем вдруг она по-спортивному ударила кулаком правой руки в ладонь левой. — Дело в том, что у меня аллергия на Почетный Легион.
— Я уже ничему не удивляюсь, живя с тобой.
Она пожала плечами, отцепила орден, попросила мужа вести машину помедленнее, бросила крест в перчаточное отделение, где ему предстояло провести долгих три месяца в компании щетки для волос, карты Иль-де-Франса и солнцезащитных очков.
В супружеской постели покалывание продолжалось. К этому добавилось и еще кое-что: ощущение, что чья-то маленькая железная рука, пройдясь по всему ее телу, вдруг вонзилась в него повыше живота между ребер и стала впиваться, словно желая задушить что-то, вечно ускользающее от нее.
— Что я вам сделала? Почему вы меня мучаете? — тихо спросила она.
Рука не отвечала.
Этот разговор глухих длился две недели. Днем таинственные мучители исчезали. Может, потому, что не могли угнаться за Элизабет? Уж очень прытко перебегала она из Префектуры полиции в редакцию «Ле Эко», оттуда в «Икеа», к агенту по недвижимости, к дизайнеру, на чай со старым приятелем из «Франс Телеком»… Дело в том, что она создавала собственное предприятие.
41
намек на Варфоломеевскую ночь.