Долгое безумие - Орсенна Эрик (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗

Рассказчик опустил глаза и вперил их в некую точку на полу, словно там открылась неведомая дверца, ведущая прямиком в 1860 год.

— «Однажды в Летний сад вошли два бандита. Один стал грабить, другой жечь. Победа, как видно, может оказаться воровкой. Разорение Летнего дворца было делом рук двух победителей… Великий подвиг, неплохая прибыль. Один из них набил свои карманы, другой — свои сундуки, и, обнявшись и посмеиваясь, они вернулись в Европу. Такова история этих двух бандитов.

Мы, европейцы, — люди цивилизованные, для нас китайцы — варвары. Вот что наделала цивилизация в варварской стране. Перед лицом истории следует назвать их: одного звали Франция, а другого — Англия».

Он снова поднял на нас глаза.

— Что скажете?

— Беспощадно, пророчески сказано. Мне стыдно от того, что я француз…

Слушатели терялись в догадках.

— Кто автор этих строк?

— Виктор Гюго написал это на острове Гернсей, отвечая некоему капитану Батлеру, спросившему его мнение относительно франко-английской экспедиции. Китайские дети учат этот текст в школе.

Лежа на узенькой кровати, Габриель натянул на голову простыню и не двигался. Малейший жест мог привлечь внимание богов и породить в них зависть. И только губы его незаметно шевелились: пусть его услышит Элизабет.

— И вновь, как в Бельгии, нас опекает Виктор Гюго. На этот раз легенда у меня в руках. Наша с тобой легенда. Исправить то, что произошло в 1860 году. Приезжай, когда хочешь.

Засыпая, он улыбался.

Всю ночь они с Элизабет обследовали водоем в лодке, одолженной им императором Кьянлонгом. Держа в одной руке зонтик, Элизабет опустила другую в озеро, к ужасу Габриеля, знавшего, что там обитают хищные рыбы. На берегу музыканты, бывшие иезуиты, исполняли Телеманна [39].

Еще один сон часто снился ему: рыцарь в доспехах, зажав в одной руке щит, а в другой — меч, атакует огромную улитку.

Габриель в ужасе просыпался.

— Бог мой! Время, знающее толк в снах, узнает в этой чудовищной улитке себя. Я, такой безобидный, и вдруг в роли убийцы! Что оно подумает обо мне, своем преданном подданном? Надо признать, нетерпение лишает меня рассудка. Конечно, мне бы хотелось, чтобы оно ускорило свой бег и побыстрее вернуло мне Элизабет. Но что со мной станется, если оно нарушит наш договор? Оно — мой единственный сообщник! Черт бы побрал проклятое бессознательное!

Он проклинал день, когда ему пришла мысль досконально осмотреть Домский собор Страсбурга и поднять взор к галерее вокруг хоров, приставив к глазам бинокль. На одном барельефе разворачивалась сцена, почему-то не дававшая ему покоя: рыцарь с улиткой. Но почему?

Днем он успокаивался: Время простит ему приступ агрессии, ведь у них такой прочный договор, длящийся с 1 января 1965 года, что пора разрыва отношений давно миновала.

LIX

Каждую неделю с дипломатической вализой поступал из Франции обычный набор: газеты, камамбер, биография какого-нибудь писателя, записи песен. А кроме того, вино. С согласия получателя жандарм, ответственный за разгрузку, часть забирал себе: уроженец Сарла, он тоже имел право на ностальгию. Вина попадали в подвал консульства, а уж оттуда доставлялись в Летний дворец. Старики, жившие по соседству, целый день принимали участие в жизни легендарного сада, по которому прокатывались неисчислимые толпы гуляющих. Выстроившись перед главным входом, с развевающимися на ветру бородками и смеющимися глазами, они потешались над японцами, обсуждали достоинства часов «Ролекс» нуворишей, обращались к влюбленным («Ну что, голубки, пользуйтесь, молодость быстро пройдет») и желали сыновей беременным.

С наступлением вечера сад пустел, и среди засаленных бумажек, коробочек из-под фотопленки и забытых солнцезащитных очков, в тишине, казавшейся невероятной после дневного многоголосья, старики обретали свой возраст, свое одиночество и тоску. В один и тот же час маленькими шажками они приближались к его дому, похожие на заводные игрушки, и — одни оперевшись на свои палки, другие рассевшись по руинам — ждали зрелища: как он, Габриель, будет есть. И теперь он ни за что на свете не пропустил бы субботнего свидания с ними.

А когда-то, в первый раз, увидев старцев, напоминающих призраков, Габриель спрятался в кухне и проглотил свой ужин по-стариковски, без всякого удовольствия. На следующий день Йурен объяснил ему любопытство стариков. Габриель улыбнулся: почему бы и нет? Это стало его девизом: «Почему бы и нет?» — произносил он с фатализмом, не лишенным веселости. И теперь решил устраивать из приготовления пищи настоящий спектакль.

На железном столике, стоящем на лужайке перед его временным жильем, предоставленном ему как «садовнику, приглашенному правительством», он не без помпезности разложил всю свою нехитрую утварь: газовую плиту, кастрюлю, сковороду, миску, бутылку бержерака «Шато Мулен Карю».

Начал он с того, что к великому удовлетворению зрителей показно прищелкнул языком. В следующие полчаса стояла такая тишина — даже птицы замерли, — что слышно было, как кипит вода в кастрюле и в гусином жиру потрескивают грибы с картошкой. В воздухе стоял крепкий чесночный дух.

Старики, затаив дыхание, следили за тем, как ест француз: как он жует, облизывается, работает челюстями, вращает глазами, причмокивает…

Габриель предавался этому занятию с открытой душой, сперва чтобы понравиться публике, а потом и чтобы отыграться. С трех лет ему внушали, что мужчина, не умеющий вести себя за столом, отталкивает женщин. Запуганный такой перспективой, он всю жизнь следил за собой, не позволяя себе выйти за рамки приличий, даже отведывая самые вкусные блюда, которые заслуживали большего, чем отрешенная мина и губы, сложенные в куриную гузку. Теперь он позволял себе все, что запрещал в течение семидесяти лет.

Старики переговаривались, что-то считали на пальцах.

Прищелкнув в последний раз языком, Габриель скрестил руки на животе и закрыл глаза. Зрители шаг за шагом приближались к столику. Самые отважные погрузили палец в миску, где стыл жир, ногтем поскребли сковородку, подцепив кусочек лука или сала. Затем многозначительно закачали головами, в которых прокладывала себе дорогу мысль, что на Западе, где живут белолицые люди, тоже, наверное, есть что-то интересное.

Габриель приоткрыл веки. Он был счастлив тем, что счастлив. Где бы она ни была, она должна была это ощутить. И последовать за ним, как полярная звезда. Через Балканы, Кавказ, Монголию.

Было еще кое-что, укреплявшее его в уверенности, что не все потеряно. Время то и дело выказывало ему свое дружеское расположение: стоило ему взглянуть на часы, стрелки тут же уверяли, что работают на него и нет повода для беспокойства.

К тому же из Франции поступали новости одна лучше другой.

Мэтр Д. превзошел самого себя: мало того что он хранил от любого посягательства доказательства их любви, он еще превратился в ее ангела-хранителя, пораженный ее длительностью.

На всех этапах своего пути — от Парижа до Пекина — Габриель получал от него до востребования обнадеживающие сообщения.

Письмо, полученное в Одессе

Дорогой пилигрим,

энурез, доставивший столько волнений бабушке, служанке и мне, преодолен. Габриеле больше не мочится в постель и спокойно спит со своим любимым «Атласом Лярусс» в обнимку.

Письмо, полученное в Самарканде

Мой неутомимый друг,

по своим каналам, а также благодаря юридической поддержке, которую я оказываю профсоюзу бельгийских преподавателей, порекомендовавших меня своим французским коллегам — простите за детали, но я знаю, что вам небезынтересно знать, откуда что растет, — я вошел в контакт с его школьной учительницей. Она знает всех своих подопечных. Рассказав мне о Дине, Юдифи, Давиде, Себастьяне, Флоранс, Венсане, она наконец заговорила об интересующем нас лице. Судя по всему, Габриеле является тем, кому доверяют свои тайны очень многие, даже старшеклассники. Отсюда его прозвище Надежное Ухо.