Жена путешественника во времени - Ниффенеггер Одри (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
– Ладно, один раз я там была, потому что беспокоилась за него. У него везде мусор; если так будет продолжаться, заведутся мошки. В холодильнике ничего нет, кроме пива и лимонов. На кровати столько одежды навалено, не думаю, что он на ней спит. Я не знаю, что он делает. Я никогда не видела его таким плохим после смерти твоей мамы.
– О боже. И что ты об этом думаешь?
Над головами раздается жуткий грохот, который означает, что отец что-то уронил в кухне. Возможно, он только проснулся.
– Думаю, мне лучше туда пойти.
– Да. – Кимми горит от нетерпения. – Он такой милый парень, твой отец; не знаю, почему он так себя запустил.
– Он алкоголик. Именно так поступают алкоголики. Это записано в их руководстве: «Упасть на дно и продолжать катиться вниз».
– Кстати, о работе… – Она смотрит мне в глаза своим удивительным взглядом.
– Да? – «О черт!»
– Не думаю, что он работает.
– Ну, сейчас не сезон. В мае он никогда не работает.
– Оркестр сейчас в Европе, а он здесь. И еще: он уже два месяца не платит за квартиру.
Черт, черт, черт!
– Кимми, почему ты мне не позвонила? Это ужасно. Черт! – Я вскакиваю и несусь по коридору, хватаю рюкзак и возвращаюсь в кухню. Шарю по рюкзаку и нахожу чековую книжку. – Сколько он тебе должен?
– Нет, Генри, – миссис Ким ужасно смущена, – не надо. Он заплатит.
– Он может заплатить потом мне. Давай, родная, все в порядке. Ну, не стесняйся, скажи, сколько.
– Тысяча двести долларов, – тихо говорит она, не глядя на меня.
– Всего-то? Что ты делаешь, старушка, руководишь «Обществом филантропов в поддержку заблудших Детамблей»? – Я ставлю сумму на чеке и засовываю под блюдечко. – Лучше обналичь побыстрее, а то я тебе покоя не дам.
– Ну, тогда не буду обналичивать, чтобы ты приезжал в гости.
– Я в любом случае приеду. – «Господи, как я виноват!» – И привезу Клэр.
– Надеюсь, – сияет в ответ Кимми. – Я буду у вас свидетельницей, да?
– Если отец не придет в себя, именно ты будешь меня женить. Вообще, идея классная: ты ведешь меня по проходу, Клэр ждет во фраке, органист играет «Лоэнгрина»…
– Я лучше себе платье куплю.
– Эй! Не покупай никаких платьев, пока я не скажу, что все состоится. Думаю, мне лучше сходить поговорить с ним.
Я со вздохом встаю. В кухне миссис Ким я вдруг чувствую себя огромным, как будто приехал в свою начальную школу и умиляюсь, глядя на крошечные парты. Она медленно поднимается и идет за мной к двери. Мы обнимаемся. На мгновение она кажется хрупкой и тонкой, и я думаю о ее жизни, вспоминаю, как мы убирались, занимались садом, играли в бридж, но затем все проблемы вдруг наваливаются на меня снова. Я скоро вернусь; я не могу провести всю жизнь, пряча Клэр под кроватью. Кимми смотрит, как я открываю дверь в квартиру отца.
– Эй, отец! Ты дома? Тишина, затем вопль:
– УХОДИ!
Я поднимаюсь по лестнице, и миссис Ким закрывает свою дверь.
Первое, что поражает, это запах: здесь явно что-то гниет. Гостиная пустая. Где все книги? У моих родителей были сотни книг по музыке, истории, романы на французском, немецком, итальянском: где они? Даже коллекция аудиокассет и компакт-дисков кажется меньше. Везде валяются листы бумаги: почта, газеты, ноты, ими застлан весь пол. На мамином пианино ровный слой пыли, в вазе на подоконнике – давно высохшие гладиолусы. Иду по коридору, заглядывая в спальни. Полный хаос; одежда, мусор, опять газеты. В ванной под раковиной лежит бутылка «Мишлоб», плитку покрывает глянцевый слой пролитого пива.
Мой отец сидит на кухне за столом, спиной ко мне, глядя в окно на реку. Он не поворачивается, когда я вхожу. Не смотрит на меня, когда я сажусь за стол. Не встает и не уходит, и я понимаю это как согласие поговорить.
– Привет, отец. Молчание.
– Только что видел миссис Ким. Она говорит, что дела у тебя не очень.
Молчание.
– Я слышал, что ты не работаешь.
– Сейчас май.
– Почему ты не на гастролях?
Наконец он смотрит на меня. Под упрямством притаился страх.
– Я на больничном.
– Давно?
– С марта.
– Больничный оплачивается? Молчание.
– Ты болен? Что с тобой?
Я думаю, что он ничего не ответит, он просто вытягивает вперед руки. Они трясутся, как будто в них происходит свое крошечное землетрясение. Все, это конец. Двадцать три года целенаправленного пьянства, и он больше не может играть на скрипке.
– Господи, отец. Что говорит Стэн?
– Он говорит, что все. Нервы нарушены и восстановлению не подлежат.
– Господи.
Мы смотрим друг на друга какую-то невыносимо долгую минуту. На его лице написано страдание, и до меня начинает доходить, что у него ничего нет. Ничто его больше не держит, не заботит, его жизнь кончена. Сначала мама, потом музыка, они ушли, ушли. Я никогда не был для него настолько важен, поэтому держаться за меня ему смысла нет.
– И что теперь? Молчание. Теперь уже ничего.
– Ты не можешь просто сидеть здесь и пить следующие двадцать лет.
Он смотрит в стол.
– А что насчет пенсии? Профсоюз? Страхование здоровья престарелых? Общество анонимных алкоголиков?
Он ничего не сделал, пустил все на самотек. А где был я?
– Я заплатил за тебя аренду.
– Да? – смущенно говорит он. – А я разве не заплатил?
– Ты задолжал за два месяца. Миссис Ким была очень смущена. Не хотела мне говорить и не хотела, чтобы я давал ей эти деньги. Но зачем перекладывать твои проблемы на ее плечи.
– Бедная миссис Ким.
У отца по щекам текут слезы. Он старик. Другого слова здесь не подберешь. Ему пятьдесят семь, и он старик. Я уже не злюсь. Мне его жаль, и я за него боюсь.
– Отец.– Он снова смотрит на меня.– Послушай. Ты должен позволить мне кое-что сделать, ладно? – Он отводит глаза, снова смотрит в окно, на бесконечно более интересные деревья на другом берегу реки.– Ты должен дать мне разобраться с твоими бумагами насчет пенсии, выписками из банковских счетов и тому подобное. Ты должен позволить миссис Ким и мне здесь прибраться. И ты должен перестать пить.
– Нет.
– Что нет? Все или только что-то одно? Тишина. Я начинаю терять терпение, поэтому меняю тему.
– Папа, я собираюсь жениться. Наконец-то я привлек его внимание.
– На ком? На ком жениться? – спрашивает он, и, как мне кажется, довольно беззлобно.
Он ужасно любопытен. Я вынимаю свой бумажник и достаю из кармашка фотографию Клэр. На ней Клэр невозмутимо смотрит на Лайтхауз-Бич. Волосы развеваются, как флаг на ветру, и в раннем утреннем свете она словно сияет на фоне темных деревьев. Папа берет фотографию и внимательно ее изучает.
– Ее зовут Клэр Эбшир. Она художница.
– Что ж. Красивая,– нехотя говорит он. Ощущение такое, что сейчас я получу отцово благословение.
– Мне бы хотелось… мне бы очень хотелось подарить ей свадебное кольцо мамы и кольцо на помолвку. Думаю, маме бы это понравилось.
– Ты-то откуда знаешь? Ты, наверное, вообще ее не помнишь.
Сначала мне кажется, что я не хочу говорить об этом, но потом вдруг решаю рассказать все.
– Я постоянно вижу ее. Я видел ее сотни раз с того времени, как она умерла. Я вижу, как она гуляет по округе, с тобой и со мной. Она идет в парк разучивать ноты, ходит по магазинам, пьет кофе с Марой у Тии. Я вижу ее с дядей Ишем. Я вижу ее в Джиллиарде. Я слышу, как она поет! — Отец смотрит, открыв рот. Я убиваю его, но ничего не могу с собой поделать. – Я разговаривал с ней. Однажды, стоя рядом в переполненной электричке, я до нее дотронулся. – Отец плачет. – Это ведь не только проклятье, так?
Иногда перемещение по времени – это благословение. Мне нужно ее видеть, и иногда я это делаю. Клэр бы ей понравилась, она бы хотела, чтобы я был счастлив, и она бы переживала из-за того, что ты послал к черту свою жизнь только потому, что она умерла.
Он сидит за кухонным столом и плачет. Плачет, не закрывая лица; просто опустил голову, и слезы текут по нему. Я какое-то время смотрю на него, на результат своей несдержанности. Потом иду в ванную и возвращаюсь с рулоном туалетной бумаги. Он отрывает кусок, как слепой, и сморкается. Несколько минут мы просто молча сидим.
