Под флагом ''Катрионы'' - Борисов Леонид Ильич (книги онлайн .TXT) 📗
– Ему всегда счастье! – воскликнула девочка, завистливо поглядывая на ловкого игрока и его шар.
– Да, ему везет, ничего не скажешь, – пробормотал Стивенсон и с силой ударил по своему шару, который прошел мимо ворот и закатился в гущу сожженных солнцем растений. – А вот мне не везет, – сказал он, – я нервничаю, боюсь проиграть! Да уже и проиграл!
– Проиграли, сэр, – важно проговорила девочка, искусно действуя своим шаром. – Сейчас вас будут крокировать!
– Еще одну партию, сэр, – предложил мальчик. – Позовем Роберта; ему давно хотелось сразиться с настоящим игроком. Роберт! – крикнул он.
Из группы ребятишек вышел худенький, кривоногий мальчик; шея его была непомерно длинна и покрыта язвами, похожими на присосавшихся пиявок. Он поклонился Стивенсону и, взяв в руки молоток, отошел метра на три в сторону. Стивенсон шагнул к нему. Мальчик попятился.
– Ты боишься меня? – спросил Стивенсон, и в голосе его зазвенели слезы,
– Вы должны бояться меня, сэр, – тихо, опустив голову, ответил мальчик. – Преподобный отец Дуглас приказал, чтобы…
– К черту всех Дугласов! – гневно проговорил Стивенсон и обнял мальчика, привлек его к себе, ласково заглянул ему в глаза. – Я чемпион, друг мой, и приехал сюда только за тем, чтобы сразиться с вами в крокет, футбол и… какие еще игры есть у вас?
… Стивенсон переписал всех больных, точно установив их имена, возраст, профессию и время, когда человека, попавшего на остров Молокаи, настигло несчастье. Стивенсон не знал, для чего он это делает, но не делать не мог. «Пригодится», – говорил он себе. Он собрал отзывы больных о покойном отце Дэмиэне; по словам одних, человек этот был упрям, примитивен, жесток, хитер и нечистоплотен во всех отношениях. Другие (и таких отзывов оказалось больше) вспоминали миссионера с любовью, называли его святым, героем, великодушным, смелым и добрым человеком.
Прибыв в Гонолулу, Стивенсон привел свои записи в образцовый порядок, временно отложив работу над романом. Он заскучал, захотелось движения, океанских бурь, простора, пения парусов. Вскоре ему удалось договориться с капитаном маленькой шхуны «Экватор»; двадцатитрехлетний капитан мистер Рейд, земляк Стивенсона, за очень скромное вознаграждение взялся доставить его на острова Жильбер. Двадцать четвертого июня 1889 года Стивенсон и его родные поднялись на борт шхуны. За час до отплытия прибыл король Калакауа с музыкантами.
– Напрасно едешь, мой брат, – сказал король Стивенсону. – Что я буду делать без твоих мудрых советов, без светлого сияния твоих добрых глаз? Мне всё надоело, мой брат! Ну что ж, счастливый путь! Капельмейстер, гавайский марш!
Зарокотали трубы, забил барабан, тонко запели флейта и альпийский рожок. С английских судов, стоявших на рейде, матросы кричали «ура». Корреспондент лондонской газеты стоял на берегу и наскоро записывал свои впечатления от проводов «прославленного Роберта Льюиса Стивенсона, плывущего навстречу своей судьбе». Несколько дней спустя впечатления эти были напечатаны в газете.
«… Писатель стоял, на борту шхуны „Экватор“, – заканчивалась корреспонденция, – и со слезами на глазах раскланивался с провожающими его – королем Гавайских островов Калакауа и многочисленными поклонниками. Стивенсон был в белой рубашке с открытым воротом, узких черных брюках; ветер играл его длинными волосами. Он очень худ, прям и выглядит значительно старше своих лет. Пожелаем талантливому мистеру Стивенсону долгих лет жизни, плодотворного труда и большого счастья – всюду, где только ему прядется ступать по земле…»
Глава четвертая
За Шотландию и Стивенсона!
Необычайное, странное путешествие… Человек физически больной, но в полном расцвете творческих сил своих, скитается по Тихому океану в поисках наилучшего пристанища на всю жизнь для себя и своих близких, мужественно и» несомненно, охотно и с удовольствием согласившихся пожертвовать собою ради покоя, счастья и некоей иллюзии, созданной воображением Стивенсона – того именно человека, слугами которого они стали.
За несколько дней до того, как покинуть Америку и сознательно подвергнуть себя риску и опасностям длительного плавания по океану, а затем неспокойной жизни на Самоа, миссис Стивенсон (ей было уже шестьдесят) писала своей сестре в Шотландию:
«… Этого хочет Лу, мой единственный сын, и я, его мать, не раздумывая последую за ним не только бог знает куда, но даже и в такое место, где мне будет очень плохо, а хорошо только ему. Я всё понимаю, но мое понимание не от головы, а от сердца, – следовательно, я, наверное, ошибусь, если скажу, что для больного туберкулезом легких лучшего климата, чем в Италии, не найти. Неаполь, Сорренто, а возможно, острова Капри, Сицилия, Корсика, бог мой, – да живут же и в Эдинбурге легочные больные, и они такие же тощие и хилые, как мой Луи, и доживают до глубокой старости, если только им посчастливится перешагнуть за 35 лет. Лу 38. Иногда мне приходит в голову страшная мысль: он едет умирать и делает это сознательно, что-то утаивая от меня, Фенни и Ллойда. Что ему нужно, чего он хочет, кого или чего ищет?
Нам сказали, что путешествие будет нелегким, что мы встретимся с населением почти всех островов на Тихом океане, увидим королей, принцесс, вождей, дикарей, людоедов… Очень интересно, моя дорогая, но пусть это интересует только одного Лу, – он писатель, его должно интересовать всё, я понимаю – в данном случае головой, а не одним сердцем. Я не противлюсь поездке, нет, я готова в ад вместе с моим сыном, но если уж в ад, то только по приказу нашего господа. Самоа… Там остаться навсегда… И там умереть – вдали от родины! А он так любит ее! А он сейчас так богат! Один американский издатель платит ему 20 000 долларов в год только за одну статью в месяц! За его «Остров сокровищ» издатели буквально дерутся, – вышло уже 27 изданий только на английском языке в Англии и Америке. Я не хочу на Самоа. Но там я буду с Лу. И только поэтому я сказала ему: да, я еду с тобой!..»
После тяжелых испытаний и невеселых приключений на острове Буритари, где все пассажиры «Экватора» весьма серьезно рисковали жизнью своей, познакомившись с пьяницей-королем Тевюрейма, который принял Стивенсона за сына королевы Виктории; после многодневного пребывания на острове Апемама, где царствовал жестокий тиран Тембинок – «дикий получеловек с профилем Данта», как назвал его Стивенсон; после неоднократных приступов кровохаркания, сердечной слабости и ужасных болей в груди и спине, когда Стивенсону казалось, что следующий попутный остров будет его могилой, – после «жизни на пари» (так он назвал путешествие свое по Тихому океану) ему всё же хотелось плыть дальше. В самом имени «Самоа» мерещилось Стивенсону нечто волшебное, чудесное, целительное.
– Там я оживу, воскресну, напишу еще пятнадцать книг и умру глубоким стариком, – сказал он Ллойду.
– Я тоже намерен писать, – несмело проговорил Ллойд, стараясь придать своему голосу ироническую интонацию, а позе и жестам – нечто от карикатур в «Понче». – Кое-что я уже надумал, мой дорогой Льюис!
Стивенсон внимательно оглядел своего пасынка и произнес ту фразу, которая запомнилась Ллойду на всю жизнь, а жил он долго: смерть пришла к нему в 1947 году.
– Бедный Ллойд, – сказал Стивенсон. – Мне кажется, что ты совершенно напрасно увязался за мною в это плавание… Тебе следовало бы жить в Европе – в Париже или Лондоне.. Да и мне… Меня тянет высокая нравственность населения Самоа, его честность, ум, сердечность, культура, не испорченная Западом… Мне это нужно, а тебе? Мне кажется, ты устроен иначе. Ты, возможно, идеальный продукт современности, идеальный в том смысле, что еще не портишь людей безнравственными сочинениями…
Разговор этот происходил в крохотной бедной каюте на «Экваторе» 13 ноября 1889 года. Днем за обедом все пассажиры и команда шхуны поднимали бокалы и произносили тосты в честь «новорожденного»: Стивенсону исполнилось 39 лет.
– Я очень люблю моего дорогого Льюиса, – сказал Ллойд, оглядывая пустые углы каюты: половина багажа осталась у королей Тевюрейма и Тембинока в качестве приношений, которые с очень большой натяжкой можно было назвать добровольными. – Писать можно и на Самоа, – произнес он после того, как выдержал долгий, пытливый взгляд отчима. – А если станет скучно – кто мне запретит навестить старушку Европу!
