Из чего только сделаны мальчики. Из чего только сделаны девочки (антология) - Фрай Макс (читать книги онлайн без .TXT) 📗
В день первого основательного снегопада, накрывшего унылое темя бабушки-земли пухом, Леха сидел вечером у окна и удовлетворенно созерцал результаты ремонта. Между тем на улице все громче выкрикивали пьяные голоса:
– ...держи ее…– ревел парень
– ...кусаешься, сука, – огрызался другой
– ...у него нож, − визжал женский голос на весь район.
− ...собака-а-а-а
– ...господи, да что ж это – продолжал визжать женский голос, смешиваясь со сгустками мужских пьяных возгласов и обрывками протяжного воя.
– Зверье, – проговорил Леха вслух и задвинул шторы, – житья от вас нет.
– Ленка, пошла отсюда, дура-а-а-а
–... они его ранили, ранили – скулил женский голос. И пахло от этого выкрика старой кожей, пылью и псиной.
Уличная драка мешала сосредоточиться. Смятение согнало его с кресла, толкнуло сновать взад вперед по комнате. Леха Блоха не находил себе места. Он и сам не понимал, зачем, но все равно с тревогой прислушивался к стонам, к шарканью убегающих, к густым, грубым бабьим рыданьям. Заголосили из окна соседнего дома, послышались две вопящие наперебой сирены скорой. Леха еще немного побегал из конца в конец, происшествие лишило его сил и желания работать этой ночью. Он поморщился и решил устроить выходной – упал на матрасик и тут же, как был в пиджаке и джинсах, заснул, заполняя кабину тихим, беззащитным храпом.
Утром, проснувшись от холода, Леха уловил острый щелчок в окно. Он лежал на спине, разглядывал безупречный потолок, гадая, что бы это могло быть. Крупная градина. Ошалевшая от мороза птица. А, лучше бы, звезда царапнула окно истрепавшимся о небо, но все еще мерцающим хвостом. Он немного полежал, вслушиваясь в тишину, в шаги соседей сверху, в шуршание машин на улице. Полюбовался макбуком, что тихо приветствовал хозяина своим внутренним кряхтением, похожим на пищеварение и ворчание одновременно. Там, в утробе микросхем, в закоулках сети Лехин двойник – Леон во всю крутил роман с вертлявой Кризой, успев изучить пиксель за пикселем ее стройное тело и кажется даже виртуально зачал ребенка. Об этом Леха пока не знал. Он, позевывая, поднялся, протер лицо ладонями, пригладил спутанные волосы, раздвинул шторы, впустив в кабину день. И тут же застыл, внимательно разглядывая окно. Прямо посредине сияло крошечное отверстие с расходящимися в разные стороны трещинками-лучами. Блоха пододвинулся ближе, разглядывая рану стекла, словно надеясь, что от его внимания она сама собой зарастет. И исчезнет. Чем дольше он наблюдал, тем сильнее и настойчивее ныло у него за грудиной, словно ранили не стекло, а его, Леху. Виновник – мятый кусочек свинца неприметно чернел на подоконнике. Леха неохотно подобрал, покрутил пульку в пальцах. Грозно окинув окна дома напротив, представил явление мента – в форме крысиного цвета, с автоматом наголо, который, не скинув обувь, зайдет в его дом, внимательно осмотрится и ухмыльнется: кто ж так квартирку-то искромсал? От этого видения Блоха поморщился, одним стремительным движением прыгнул в кресло, включил макбук, сделал заказ на сайте пластиковых окон – два окна, плюс тонированные, звуконепроницаемые и пуленепробиваемые стекла. На них ушли деньги – все до копеечки:
Окна получились на славу, а новые стекла в четыре ряда были прочны, хоть вправляй в иллюминатор межпланетной станции – никакая комета не прошибет. Теперь в Лехиной кабине клубился приятный, ласкающий глаз полумрак днем и полная темнота – ночью. В тишине мягко жужжала звездочка – голубоватая лампочка макбука, освещая сгорбленную фигуру, и пальцы, крючковато выстукивающие по клавишам.
Между делом Леха узнал, что Леон поселился в двухэтажном сетевом особняке с женой Кризой и сыном Марком. От второго ребенка избавились – Леон еще недостаточно укрепился на службе. Успехом своего виртуального «я» Блоха остался доволен, а сам поглатывал холодный кофе и подыскивал фон для гостевой книги нового сайта. Но маленькая, слабая ручонка пощипывала его за сердце – Леон так много успел, а ты?
Неизбежно, приблизительно раз в две недели полностью истощались запасы продуктов. Тогда Лехе предстояло совершить вылазку в свет – в супермаркет «24 часа». Это была сложная и рискованная авантюра. Увидев в морозилке арктическую пустыню и шершавую шубу льда, Леха некоторое время гладил колючие кристаллы своей крошечной, личной зимы, несколько раз произнося вслух:
– В магазин бы сгонять.
Потом он сидел перед экраном, наводил порядок на рабочем столе. Неожиданно принимался вытирать пыль с подоконника, зачем-то наблюдал за сканированием. И снова тихо декламировал:
– В магазин бы сгонять.
Он не двигался с места, еще минут пятнадцать рассматривал безупречный потолок кабины. Поняв, что отступать некуда, что необходимость прижалась к горлу ножом, он, кряхтя, завязывал шнурки кроссовок, медленно застегивал пуговицы пиджака – не хватало еще простудиться на сквозняке.
Улицу Леха пересекал быстро, потонув в воротнике и скрыв лицо за толстым вязаным шарфом. Раньше он ходил в разные магазины – то в продуктовый у метро, то в «Диету», но после того, как летом отравился йогуртом, решил посещать только австрийский супермаркет в доме напротив – там с наценкой, зато не подсунут гадость и людей немного.
После пасмурной и ветреной улицы в супермаркете было тепло и светло, прямо как в гостеприимном дворце. Продукты на полках пестрели цветными упаковками и Лехиными большими друзьями – шрифтами. Кому как не ему было понять, насколько важно правильно подобрать шрифт для «Моментального супчика» или для пельменей «Объеденье». Часто он отдавал предпочтение тем продуктам, на которых надпись казалась более эстетичной, а сочетание нескольких шрифтов радовало глаз. Между стеллажами с едой Леха медленно и осторожно катил большую тележку, а то столкнешься с чем-нибудь – испортят настроение на остаток дня. Он укладывал туда обычный набор – семь пачек «Богатырских пельменей», баночку кофе и разные мелочи: леденцы, сыр, батон, оливки и горчицу. Потом несколько раз кружил на одном месте – уже не высматривал, что бы прихватить, а оттягивал мучительное ожидание в очереди, когда ты зажат с обеих сторон какими-нибудь девицами или парнями, которые громко смеются, хмыкают, дрыгаются и навязчиво галдят. Была вторая половина декабря – Новый год оповестил о своем приближении всполохами хлопушек, звуками запускаемых в небо петард, что вторгались в кабину даже сквозь звуконепроницаемые стекла. В честь предстоящего Нового года, Леха уж и потерял счет, какого именно, 2008 или 2010, он купил пучок петрушки, два помидора, тепличный огурец. Чтобы вместе с таким незамысловатым салатом потихоньку впустить в себя еще один год, разрешить жизни новый круг от зимы к весне, от весны к лету, от лета к осени, от осени к зиме и так далее, сколько уж повезет. В супермаркете было что-то больно много народа. Леха, несмотря на осторожность, попал в аварию – столкнулся с тележкой красномордого мужика, услышав в спину «слепой, что ли». Такое количество людей всегда и, особенно, сейчас очень выводило Леху из равновесия. Он стоял в кассу за двумя нобуковыми куртками и бритыми маленькими головами, старался пропускать мимо ушей дворовый акцент, смешки, сипение и внимательно рассматривал свои старые кроссовки. Вдруг, Леха понял, что не знает и знать не хочет, кто сейчас командует страной, на территории которой находится этот супермаркет, как изменились всякие там законы, традиции и границы. До кассы осталось человека четыре. Леха выкладывал покупки на черную ленту перед заспанной кассиршей в синем халатике, надетом на толстый серый свитер. Дальнейшее неожиданно смешалось в кислый брикетик-кисель. Кто-то крикнул:
– ...ложись!
Громкоговоритель встревоженным осипшим голосом предложил всем срочно покинуть помещение. Началась паника. Все, кто еще минуту назад спокойно толкал перед собой тележки, теперь бросились к выходу. Некоторые прихватили неоплаченный сок, пучок лука или пачку чая. Другие, напротив, забыли куртки и шарфы, скомканные в тележках.
Леха оставил оплаченную гору продуктов, которой бы хватило ему на неделю. Спокойно направился к выходу, освобождаясь от преграждающих путь рук и тел. Но вскоре, стыдясь самого себя, Блоха тоже толкался, пихал, кого придется локтем между ребер – не от желания спасти свою шкуру, а от злости и отчаянья.
