Прайд окаянных феминисток - Волчок Ирина (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Наталья вздохнула, захлопнула дверцу холодильника и пошла из кухни, на ходу предупредив девочек:
— Сегодня вы все сами готовите. Мне волосы надо сделать.
Вера-Надя угукнули, на минутку оторвались от своих занятий и посмотрели на нее с горячим сочувствием. Но на этот раз ничего не сказали. Да и что говорить-то, за последние полгода все уже переговорено.
Полгода назад она сделала ошибку — отрезала косу. Коса была толстая и длинная, носить ее было тяжело, мыть — еще тяжелее, при их-то очень сомнительных удобствах, возни с волосами Веры-Нади за глаза хватало, чтоб еще и на себя время и силы тратить. А короткая стрижка — это чайник теплой воды, пять минут на мытье, несколько секунд на причесывание, и — никакого пучка на затылке, который не помещается ни в один капюшон, не говоря уж о шапках. Когда в парикмахерской она села в кресло и распустила волосы, началась форменная паника. Все мастера сбежались смотреть, даже из мужского зала, и тетки, которые пришли прически делать, тоже все вокруг столпились, и вся эта толпа дружно отговаривала ее стричься. Кто ругался, кто пальцем у виска вертел, кто просто молча смотрел, как на больную. Наталье все это надоело, она взяла ножницы со столика перед зеркалом, захватила в горсть прядь над ухом и отрезала. Резать оказалось неожиданно тяжело, волосы сопротивлялись, вырывались из руки и протестующее скрипели под ножницами, как проволока:
— Как проволока, — говорила пожилая тетка, которая наконец согласилась ее стричь. — Вот странно, вроде, и не жесткие, и не толстые, а режешь — прямо как проволоку, честное слово… У меня уж вторые ножницы затупились, а конца—краю не видать.
В тот раз о ее волосы затупились четыре пары ножниц, но стрижку ей сделали замечательную — не очень короткую, не очень длинную, пышную, но аккуратную, ничего вызывающего, ничего слишком модного или кондового… В общем, ей понравилось. Голове было легко и прохладно, а ее тяжелые, летом и зимой горячие волосы прямо тут же, в парикмахерской, купили за хорошие деньги.
— Упрямые волосы, — говорила тетка и поливала ей голову лаком. — Сроду я таких упрямых волос не видела. И как вы с ними теперь будете? Все время укладывать придется. Лак сразу купите, и не легонький какой-нибудь, а посерьезнее… Ух, упрямые волосы.
Совет тетки, которая ее стригла, Наталья пропустила мимо ушей, пришла домой веселая и довольная, полюбовалась на себя в зеркало, посмеялась над причитаниями Веры-Нади по поводу безвременно погибшей косы, потрогала противную корку лака на своей прекрасной прическе — и легкомысленно вымыла голову. Чайник теплой воды, пять минут — и свободна. Ее прекрасная прическа высохла и решила, что без дисциплинирующей корки лака тоже может считать себя свободной. Волосы встали дыбом, и как ты их ни причесывай, им на это было наплевать. Наталья купила лак для волос — самый серьезный, какой был в продаже, — и в тех случаях, когда требовалось выглядеть прилично, укрощала свои упрямые волосы жесткой коркой лака, а в остальное время ходила в косынке и ждала, когда ее упрямые волосы отрастут настолько, чтобы их можно было в хвост завязывать, что ли. Ведь невозможно же вот так каждый раз мучиться! Почти баллон лака на один раз! А времени сколько на это уходит! Каждую прядь поливаешь отдельно, прижимаешь щеткой, ждешь, когда эта гадость высохнет и приклеит одну прядь к другой, а стоит чуть зазеваться — и опять домовенок Кузя, только еще растрепанней. А это еще что за новости? Вот только не хватало, чтобы она еще и виться начали! Чтобы она ходила как в бараньей шапке! И даже в медвежьей шапке, если белые медведи бывают кудрявыми!
Наконец Наталья справилась с последней прядью, которая упорно торчала вверх и вперед, никак не желая приклеиваться на отведенное ей место, подозрительно уставилась на себя в зеркало и горестно отметила, что прическа все-таки… великовата. Монументальная прическа, если называть вещи своими именами. Конечно, уже далеко не тот белый одуванчик гигантских размеров, который она стягивает косынкой каждое утро, но все равно слишком большая голова. Ладно, что ж теперь… Будем делать вид, что так задумано. В конце концов, она видела женщин, которые носят парики примерно такой же величины, и никто их за это в милицию не тащит…
В комнату Веры-Нади, насквозь пропахшую лаком для волос, заглянула Любочка, потянула носом, понимающе улыбнулась, сказала с вопросительной интонацией:
— Тетя Наташа, доброе утро?
— Доброе утро, Любочка, — радостно отозвалась Наталья, сразу забывая всякие глупости вроде переживаний по поводу идиотской прически. — Все уже за столом, да? А я всех задерживаю! Пойдем скорее, а то правда кушать очень хочется. А потом я уйду ненадолго, а ты с девочками побудешь одна. Это ничего?
— Почему одна? — удивилась Любочка. — Я не одна, я с Бэтээром. Тетя Наташа, вы не беспокойтесь, я с Бэтээром вообще ничего не боюсь.
— Конечно, — согласилась Наталья. — Ты теперь ничего не должна бояться.
Сердце у нее противно трепыхнулось и заныло, и настроение опять испортилось. Это из-за Любочкиных слов. Хотя, по логике вещей, из-за Любочкиных слов настроение портиться не должно. Любочка с Бэтээром вообще ничего не боится — ведь это очень хорошо, правильно? Конечно, хорошо… Но себе-то врать не надо. Эта логика вещей Наталье не нравится. Неприятна ей эта логика вещей. Это называется ревностью, вот как это называется. Стыдно и… страшно. Как-то уж очень быстро Любочка к нему привыкла. И даже не просто привыкла, а, кажется, привязалась накрепко, и это еще один аргумент в защиту его планов и намерений.
Любочка за руку привела ее к столу за домом, вокруг которого уже собрались все и в нетерпении ожидали ее появления, а как только дождались — тут же начали рассаживаться в привычном уже порядке, только Полинин брат почему-то стоял столбом и таращился на нее.
— В чем дело, Тимур Романович? — спросила Наталья, стараясь не показывать раздражения, потому что Любочка отпустила ее руку и, кажется, опять собралась идти к нему. — Вам негде сесть? Девочки, почему у дяди Тимура нет табуретки?
— Все у него есть, — недовольно проворчала Полина и дернула брата за руку. — Бэтээр, сядь как человек! Опять задумываться стал, да?
Полинин брат плюхнулся на свое место, не отрывая взгляда от Натальи, повертел ладонями вокруг головы и с ужасом спросил:
— Это что такое?
— Это прическа, — холодно объяснила она, предостерегающе взглянув на Полину, которая начала стремительно краснеть и гневно сверкать на брата глазами. — Женщины иногда делают прически. Вы не в курсе?.. Некоторые даже часто делают, если обстоятельства требуют. Торжественное событие, выход в свет, переговоры на высшем уровне… мало ли.
— А, ну да… — Полинин брат немножко успокоился, но глаз с нее не спускал. — Выход в свет и переговоры… А потом можно будет ее сделать, как раньше была?
— А потом и делать ничего не придется, она сама сделается, зараза…
Глубокий вдох, медленный выдох… Ну вот с какой стати она сорвалась? Не хватало еще из-за пустяков всяких злиться. Сейчас ей надо быть очень спокойной и собранной, готовиться к разговору и думать о Любочке.
Любочка сунулась ей под локоть и деловито полезла на колени. Хорошая примета. Все получится.
Наталья молча ела, кормила Любочку, равнодушно слушала, как Вера-Надя рассказывают Полининому брату историю безвременной гибели ее косы и последующих за этим жестоких, но безрезультатных репрессий против свободолюбивых волос, ловила тревожно-вопросительные взгляды Полины и рассеянно отвечала на них взглядами успокаивающими, а сама все время думала: все получится. Нет никаких причин для тревог и волнений… А если даже и есть, то волю тревогам и волнениям давать нельзя, она по собственному опыту знала, что отрицательные эмоции, вырвавшись на волю, в момент распоясываются до бозобразия и начинают хозяйничать в жизни человека, как варвары-завоеватели. Чтобы самой быть хозяйкой собственной жизни, надо держать отрицательные эмоции на цепи. Она это умеет, уж что-что, а это она умела всю жизнь. Иначе по крайней мере полдюжины подонков уж точно бы пристрелила насовсем, правильно?
