Ящик водки. Том 4 - Кох Альфред Рейнгольдович (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
Васильев так об этом высказался в интервью мне: «Вообще первые месяцы было безумно тяжело. Я говорил в редакции — ребята, значит, нас купил Б. А. Березовский, у которого интересов х… знает сколько, политика-фигитика. Не надо делать вид, что у нас нет владельца, — внутри не надо делать такой вид, надо все четко понимать. А вот читатели наши не виноваты, что нас купил Березовский, они хотят получать от нас информацию, приятна она Березовскому или неприятна. У нас начинается очень тяжелый момент. Как в такой ситуации работать — я плохо себе представляю. Я под Березовским работал, на ОРТ, но это было не то, я там четко выполнял свою функцию. Ну, где-то я его посылал, но тем не менее я отдавал себе отчет, что мы — оружие пропаганды. А тут — нет. Я всех просил фильтровать, очень фильтровать. Ну, типа, не врать, проверять факты, не давать откровенный слив, слив проверять… Потому что любая наша заметка будет трактоваться так: это им Березовский сказал, это хитрый ход Березовского… Писать всю правду, но! Надо иметь в виду: ты пишешь заметку, которая неприятна Березовскому, поэтому тут комар носа не должен. Чтоб он не мог сказать: „Мои враги воспользовались вами“. И наоборот, когда мы пишем про врагов — тем более… Наш сплоченный коллектив, человек 500, мы действительно прошли тяжелую х…ню после покупки Березовским „Коммерсанта“, когда на нас все смотрели как на гнутых пидоров, когда нас вся демократическая пресса хоронила — и НТВ, кстати сказать, в первых рядах. …Если б я тогда уволился, я б в тот же день — когда все орали, что НТВ давят, — встал бы на трибуну, всем давал бы интервью и объяснял, кто такой Гусь и что свобода слова с ним несовместна. Если б я вот был свободен. Но я не мог, я ж должностное лицо.
А когда звонили мои друзья — ну, скажем, из «Юкоса», я ж и там поработал — и о чем-то просили, я говорил: «Поймите меня правильно, если я вам сделаю услугу, что мне Березовский скажет? Скажет — ты рассказываешь, какой ты честный, но, оказывается, все ведь можно у вас?» И что я ему отвечу, але? Такая вещь… За мной смотрят в три глаза! Пройдет проданная х…ня или заметка, которая по раздолбайству выглядит как проданная, — и я оказываюсь в каком положении?»
Все-таки эпохальная у нас книжка! Но в то же время и злободневная. Как-то так получается. Вот сейчас вспомнили про Васю и олигархов, а на неделе как раз был бессмертный сюжет «К барьеру», в котором с Васей сражался Фридман. После того как «Альфа-банк» взыскал с «Коммерсанта» ущерб то ли в 10, то ли в 11 миллионов. Долларов.
Свинаренко: — В общем, это была сложная задача — вот так балансировать между интересами. Задача, в выполнении которой я, как ты знаешь, не стал участвовать. Многие знакомые меня страшно жалели тогда — типа, ну как же ты дальше… Но, как выяснилось, жизнь возможна и за пределами «Коммерсанта».
— Значит, ты из него в 99-м ушел. И чем ты стал заниматься?
— Я сначала сказал: «Дайте мне отпуск на два месяца. Которые я не отгулял в прошлые годы». А из отпуска уж не заходя ушел во free lance.
— А чего ты ушел-то? Потому что продали?
— То, что газету продали, — мне это было очень неприятно.
— Но сейчас, задним числом, ты считаешь, что ты правильно поступил или глупость сделал?
— Все я правильно сделал. Там было полно аргументов. А главный такой: когда тебе что-то неприятно, когда тебе чего-то страшно не хочется делать и ты можешь себе позволить это бросить — за чем же дело стало? Зачем себя мучить? Иначе зачем же тогда все?
— Ну, логично, да.
— Тем более что когда за те же бабки можно было тем же самым заниматься, но без внутреннего дискомфорта.
— Те же ли?
— Ну. После дефолта-то. Там упали тогда заработки. Видишь, я говорю с тобой на понятном тебе языке — я для тебя баблом поверяю свои действия. Для вас, миллионеров, деньги ведь самое главное. Ну и потом, когда ты тупо пишешь про то что задают — это не очень увлекательно. И думаешь: когда ж вечер, чтоб бросить все и заняться чем-то для души. Это очень важный мотив! Когда ты большую часть времени тратишь на то, что нужно другим людям. А твоя жизнь тем временем проходит впустую незаметно. Особенно колонки меня доставали. Я осознавал, что это совершенно пустые тексты, их высасываешь из пальца, имитируешь эмоции — это все разрушительно… Мне кажется, похожий механизм у проституток. Я поэтому иногда с интересом читаю колонки в разных газетах, это поучительно, ты видишь, как автор вымучивал из себя строкаж, все время вылезал в сервис-статистику на панели инструментов, смотрел, не натикало ли уже сколько надо знаков с пробелами… Но колонки для чего-то нужны газетному начальству, и потому люди вынуждены их дристать… И совершенно другая механика, когда ты сам себе придумываешь темы. Когда тебя реально что-то заводит, и ты про это сочиняешь. Это дорогого стоит, скажу я тебе. То есть это тот случай, когда ты тем же самым занимался бы на досуге. Ты развлекаешься, тебе твое занятие в кайф, но ты ничего не платишь за это, а, напротив, навариваешь. Это ситуация очень выигрышная. Лучше получать меньше и целыми днями делать что хочешь, чем день ли ночь вкалывать на противной работе, а потом тратиться на хобби. Чистая маржа будет грубо та же самая. Это если с финансовой точки зрения смотреть. А если с энергетической, то картина будет еще более внушительная. На практике это у меня так выглядело. Сидишь и думаешь: о, давай-ка я сейчас скажу вот этим, что я хочу написать про это. Те говорят: да-да, давай, бабок дадим, отправим. Я: ну вот и хорошо. Ты чувствуешь? По энергетике это принципиально разные вещи. Я как-то задумался: а чего это я ни разу не был в Южной Америке? Как же я буду свою книжку издавать про путешествия? Я тогда задался целью — раскупорить-таки Латинскую Америку. Нашелся повод — авиасалон в Чили, нашелся спонсор поездки, которого я свел с газетным начальством, — и вот слетал я на новый континент. Все довольны: тот отпиарился, эти получили материал, я съездил в Чили на халяву. В Китай я потом съездил по похожей схеме. А раньше я многих поездок лишен был. Вот надо такого-то числа лететь куда мне хочется, а у моей редакции на меня другие планы. Сколько я пропустил стран, и городов, и островов! Особенно больно мне думать про Мексику, про Таити, Гавайи и Багамы. Да, старик…
— Это 99-й год?
— Да, конец. Уволился я где-то в октябре или ноябре.
— Ну, это мужественное решение.
— Резонное решение. Которое просто вытекало из всего. Я был весьма огорчен фактом продажи, типа, сельцо с крестьянами продал. Да пошли вы на х…й, оба! Причем! Идите друг друга покупайте и продавайте, делайте, что хотите. Я был зол страшно. Бывало, напьюсь и звоню по ночам бывшим коллегам: «Здравствуй, продажная тварь!» Ну как тебе этот пафос?
— Какой кошмар! Евгений Киселев прямо.
— Ну, Алик, пойми: вы — капиталисты, мы — журналисты, у нас с вами разные системы координат.
— Не ты ли мне рассказывал, что журналисты отличаются превосходным цинизмом? А сам такой детский сад устроил… Парадоксально, что «Коммерсантъ» — одна из свободных газет сегодня.
— Да, может быть. Понимаешь, какая тут херня… В каждой национальной культуре, как говорил Ленин, есть две национальные культуры, ну, ты помнишь — так и в каждой журналистике есть две журналистики. И, условно говоря, есть хорошая журналистика, ну, в кавычках, а есть х…евая журналистика. И это веши, как мне представляется, разные. Но, поскольку в итоге победила «х…евая» журналистика — по всем показателям, во всех номинациях, — то как бы вся-журналистика как таковая стала ассоциироваться с «х…евой» журналистикой. И я, таким образом, для упрощения и ясности предлагаю считать всю журналистику вот такой — х…евой.
— А на самом деле? Хорошая журналистика — это кто?
— Я тебе говорю — пи…ец, она кончилась. Она не нужна просто, я думаю. Ну, вот есть Юрий Рост. Он писал ломовые вещи, тонкие очерки. Сейчас он пишет уже другое, далеко не такое задорное. При всем при том, что он жив-здоров и я с ним люблю выпить, поговорить, — но при всем добром к нему отношении не могу сказать, что лицо журналистики сегодня определяет он. И не Бовин определял — которого незадолго до смерти выгнали из «Известий», между прочим. Ему зарплату снижали, снижали, доснижались до совсем никаких денег, и заметки неставили — вот он и ушел соответственно куда-то.
