Дива - Алексеев Сергей Трофимович (читать книги бесплатно .TXT) 📗
— Не пускайте короля на охоту.
Почему не пускать, зачем и кого искать, не объяснил — повалился на брезент и захрапел, всхлипывая при этом. И уже сонный произнёс:
— Учёного замочу.
Все это слышали и посмотрели на Зарубина.
Охотовед всеми силами ещё стремился спасти положение, поэтому велел грузить Кухналёва и всем ехать на базу, чтобы не создавать в угодьях лишнего шума.
По дороге полковник что-то бормотал, пытался поднять голову, потом вроде бы начал ругаться — всем так показалось, однако егерь, державший его голову на коленях, расслышал.
— Да он же про йети говорит! Про лешего!
Тряский просёлок окончательно привёл его в чувство.
Перед самой базой полковник самостоятельно сел, огляделся, но ничего не сказал и из машины уже выбрался сам. На ногах он едва держался, поэтому Костыль с Зарубиным подхватили его под руки и отвели в особняк губернатора. И только тут при ярком свете рассмотрели, что он весь исцарапан, а синтепоновая безрукавка и рубашка насквозь продраны или чем-то прорезаны. Когда же с него стащили грязную одежду, то обнаружили укусы — явно человеческими зубами. Только челюсти да и сами зубы были раза в три шире! Особенно это хорошо просматривалось на предплечьях и плечах, где редко расставленные зубы пробили кожу.
И это уже была не резиновая беззубая кукла...
Но самое главное, почти все серьёзные укусы и царапины оказались густо смазанный йодом!
— Кто тебя так, Родионыч? — спросил Костыль и, похлопав по щекам, как доктор, заглянул в глаза.
Тот ещё смотрел тупо, осоловело, но вроде бы приходил в себя. Охотовед принёс перекись водорода, спирт, принялся заново обрабатывать укусы, и тут полковник встрепенулся, точно выбрал флакон со спиртом и стал пить, как воду. Зарубин выхватил у него склянку, однако тот успел сделать несколько глотков и не поморщился, не задохнулся. Потом отпихнул Недоеденного и заговорил вполне осмысленно и возмущённо:
— Куклу нашли и обрадовались? Йети поймали? Снежного человека?.. Ты, специалист по лешим! — это уже относилось конкретно к Зарубину. — Из Москвы приехал ловить!.. А это вот что? Это чьи зубы?! Или я сам себя покусал? Посмотрел бы ты на это чудовище!..
— Ты не шуми, Родионыч, — попытался защитить его Костыль. — Жив остался, и ладно. Ты не первый йети в лапы попал...
— Он же сидел на этом лабазе вчера... — огрызнулся Кухналёв. — Почему к нему леший не вышел? А ко мне?..
Зарубин хотел честно сказать, что заблудился и на лабаз не попал, но охотовед опередил — весело развёл руками и пытался согнать шуткой свой страх.
— Повезло тебе, Родионыч! Теперь мы тебя будем звать — Недоеденный!
В нём была ещё злость пережившего стресс и ужас человека, однако самоконтроль оказался жёстким, и шутка подействовала — не зря до полковника дослужился.
— Ладно, мужики, извините, — покаялся он. — Это нервы, на пенсию надо... Страху натерпелся — жуть!
И даже попытался улыбнуться — получилось криво, по-змейски. Но спирт подействовал положительно: лицо расправилось и даже проступили некие чувства. Прежде чем полковника прорвало, у него началась затяжная икота, с которой сам он справиться не мог и попросил выпить. Уняв таким образом стихийные проявления организма, он встряхнулся и почувствовал себя героем. По крайней мере, сам он так и оценивал случившееся.
Личную безопасность короля и принцессы обеспечивали свои телохранители, а охрану территории охоты возложили на Кухналёва, поэтому он вначале обошёл пешком площадку на старой дойке, выбрал место, где установить наружный пост, затем подъехал к лабазу, где должен сидеть король. Здесь надо было поставить двух охранников, чтоб один наблюдал со стороны за лабазом, другой за путями подхода, но так, чтобы зверь не почуял. Несколько километров намотал по чапыжникам, кое-как определился и устал. В засидку ему подниматься было не надо, но он всё же поднялся, чтобы посидеть и отдохнуть, тем паче до выхода зверя оставалось часа два, а на верху обдувает, комаров меньше. Кухналёв выпил немного коньяка, отвалился на спинку королевского сиденья и сам не понял, в какой миг заснул. А когда проснулся, глядь — медведь уже на поле! Тот самый, бурый, с проседью по хребту, и размерами просто гигант, центнера на четыре с половиной. Кормится совсем рядом с лабазом, шерсть блестит, переливается, от солнца красным отдаёт: на любой международной выставке трофеев Гран-при обеспечен! И ходит, как в тире, словно под выстрел подставляется то одним ухом, то другим и всё ближе к лабазу. Полковник уж и дышать стал через раз, чтоб не спугнуть, хочешь или не хочешь, надо ждать, когда покормится и сам уйдёт. Первых минут десять было трудно спокойно взирать на такое чудо, потом как-то обвыкся, да и зверь обсиделся на поле, всякую осторожность потерял, дерёт овёс и чавкает — на весь лес слышно. Пара журавлей совсем низко пролетела, так на секунду прервался, посмотрел и вдруг присел на задние лапы, выгнулся и с кряхтением, как старик, с довольным урчанием кучу навалил. Чуть ли не под самый лабаз — такой вонью нанесло!
Кухналёв кое-как выждал обещанные сорок минут, но медведь не уходит, чуть отполз в сторону, вьёт свои снопы да сдирает пастью колосья. Тут полковник и подумал, что вчера учёный спугнул зверя, тот не выходил на кормёжку и, верно, проголодался так, что двухдневную норму берёт. Вспомнил, смирился с судьбой, совсем успокоился, чуть глотнул коньячка и снова начал дремать. Глянет, что зверь ещё на поле, и закроет глаза. И вдруг опять вонью нанесло, в дрёме подумал, медвежьей, но запах показался странным, мускусным, как от хорька, и такое ощущение, будто в лицо кто дохнул. Кухналёв глаза открыл — никого, и медведя на поле уже нет! Надо скорее сползать вниз и переходить овраг, поскольку время уже сумеречное, а мост егеря сделали хреновый, сучки торчат, можно запнуться и загреметь. Ещё подумал сходить за топором в машину и обрубить, чтоб король не запнулся и не рухнул в овраг. Уже внизу спохватился — свет включать нельзя, зверь только что ушёл и может быть в логу. И когда уже в потёмках до середины берёзы добрался, вспомнил: куртку и рацию второпях и спросонья на лабазе забыл! Фонарик прихватил, чтоб с берёзы не рухнуть, а что коньяк в кармане куртки, даже не вспомнил. Только развернулся назад, тут и встало перед ним это чудовище!
Полковник много чего в жизни повидал, даже повоевать успел, но вот чтобы так оторопь брала, ещё не испытывал. Тело сделалось неуправляемым, даже мысли остекленели, инстинкты самосохранения отказали — ни бежать, ни думать, сам словно кукла резиновая стал. Про оружие, с которым не расставался, забыл: гипноз какой-то! Но происходящее всё-таки воспринималось, только так, как если бы видеокамеру поставили на автоматическую съёмку.
В первый раз Кухналёв отслеживал йети в прицел, когда снежный человек Костыля с губернатором чуть из лабаза не вытряхнул. Сквозь оптику и ощущения были совершенно иными, как в кино. А тут оказались лицом к лицу, поскольку леший стоит на дне оврага, полковник же на жидкой берёзе, которая под ногами трясётся. Сколько так простояли, неведомо, однако Кухналёв запомнил лешего в лицо, только вот глаз не запомнил, возможно потому, что ещё в школе КГБ учили смотреть собеседнику в переносицу, дабы не возникло личностных, а значит, и ложных отношений.
Потом йети дунул на полковника, словно свечу хотел загасить, схватил ручищами, забросил себе на плечо и понёс. Да так быстро, как на машине, только вершины деревьев по лицу бьют! И он ощутил под собой не резиновую куклу — живое, горячее, переполненное мышцами и силой существо. Но не зверя, а что-то типа коня, если едешь верхом без седла. Тут у него стрельнула первая мысль, что это конец: если не растерзает — ушибёт насмерть. Полковник и вспомнил про пистолет в плечевой кобуре, изловчился, засунул руку подмышку и достал. А передёрнуть затвор ремешок мешает, не дотянуться другой, зажатой рукой! Кухналёв ещё в лейтенантах однажды терял пистолет на полевых занятиях, так после этого едва остался на службе и зарёкся носить личное оружие без страховочного ремешка. Здесь же сначала перегрызть его хотел, однако изловчился и зубами затворную раму передёрнул! И поскольку леший нёс его ногами вперёд и лицом вниз, то стрелять стал по мохнатым ягодицам, мелькающим ногам, вернее, по икрам и босым пяткам — не было в прицеле убойных мест! Это уже потом сообразил, что мог бы в позвоночник или в крестец, а тогда, в пылу, не заметил, как распатронил магазин.
