Беда - Шмидт Гэри (серия книг .TXT) 📗

– Прямо как Четвертого июля, – сказал Санборн.

– Сегодня и есть Четвертое июля, придурок, – сказал Генри.

– Спасибо, о знаток календаря, – сказал Санборн. – Обязательно буду консультироваться с тобой по поводу всех основных праздников.

– Санборн, вся страна знает, что сегодня Четвертое июля. Кроме тебя.

– Ты что, успел с утра провести опрос?

– Тихо, – сказал Чэй. Мимо, навстречу им, проехал полицейский. Тот самый.

Руки Чэя снова побелели. Как и лицо.

– Едем дальше, – сказал Генри. – Затеряемся в гуще машин.

Так они и сделали. Двигаться приходилось все медленнее и медленнее, поскольку дорога постепенно заполнялась машинами, чьи флажки, которые еще недавно гордо реяли на ветру, теперь начали обвисать. Так продолжалось еще полчаса, а потом их пикап, носом впритык к чужому бамперу, пересек городскую черту.

Миллинокет был разукрашен к Четвертому июля не хуже самого нарядного автомобиля – даже пышнее. На каждом из домов, имеющих второй этаж, развевался флаг. Над улицей тоже натянули звездно-полосатый транспарант. Красно-бело-синие воздушные шарики были привязаны ко всему, что годилось для этой цели. В воздухе витали запахи корн-догов [26], сахарной ваты и жареных сосисок. Откуда-то доносились обрывки бодрой музыки – похоже, это готовился к выступлению уличный духовой оркестр.

Большинство переулков было перегорожено оранжевыми конусами, и, заглядывая за эти ограждения, Генри видел, как регулировщики в ярко-желтых футболках управляют движением машин, платформ на колесах и велосипедистов – там тоже рябило в глазах от красно-бело-синих вымпелов – и машут руками, оттесняя в сторонку музыкантов с трубами и тромбонами. А по тротуарам вдоль главной улицы, по которой они ехали, шли люди со складными стульями и одеялами – время праздничной демонстрации приближалось, и они, наверно, хотели занять места получше, чтобы ничего не пропустить.

Генри обернулся посмотреть, как Чернуха реагирует на Миллинокет. Вид у нее был завороженный – она явно решила, что все эти флаги и вымпелы предназначены для развлечения собак, и ей не терпелось их половить. Она следила за каждым из них – когда они проезжали мимо одного флага, ее уши поникали, но затем тут же вспрядывали вверх при виде другого. Пасть у нее была разинута, и оттуда от возбуждения текли слюни.

И вдруг где-то впереди завыла полицейская сирена. Потом вторая, а потом и третья.

Дети, идущие вдоль дороги, завопили и захлопали в ладоши; некоторые со смехом зажимали уши руками.

Но Чэй не хлопал, не вопил и не смеялся. Он быстро огляделся вокруг, а потом в приступе ужаса свернул в один из перегороженных переулков, смяв три оранжевых конуса, и покатил прямиком к человеку в ярко-желтой футболке…

– Чэй! – воскликнул Генри.

Человек в футболке поднял руку, и Чэй тут же остановился.

– Туда! – крикнул регулировщик, показывая в сторону. – Классика собирается дальше: два квартала прямо и один налево! – Он помахал Чэю, чтобы тот проезжал. – Давай, давай, там тебе покажут.

Чэй дал, и другие люди в желтом ему показали. Генри с Санборном сползли на сиденьях пониже, и под аккомпанемент Чернухи, облаивающей самые эффектные знамена, Чэй проехал два квартала, повернул по взмаху желтой руки и остановился вплотную за зеленым «Де Сото» [27], выглядевшим так, будто его осенили своими крылами ангелы Чистоты и Безупречности; он умудрялся прохладно поблескивать даже на палящем солнце. Генри оглянулся. Прямо за ними уже стоял второй «Де Сото» – белый.

– Я полагаю, вы поняли, – сказал Санборн, оглянувшись в свою очередь, – что мы теперь участники миллинокетского парада в честь Четвертого июля. А у нас даже флажка нет.

– Слиняем, как только все поедут, – сказал Генри.

Чэй кивнул.

Но поскольку ни один парад не начинается сразу, они простояли на месте еще довольно долго. Мимо все время сновали люди в ярко-желтых футболках, поглядывающие на пикап Чэя с заметным удивлением, поэтому в конце концов Санборн вылез, подошел к пожарному гидранту, к которому кто-то прицепил три красных воздушных шарика, оторвал их и привязал к заднему борту пикапа – что Чернуха мгновенно оценила по достоинству.

Когда шеренга классических автомобилей наконец тронулась – душераздирающе медленно, – Генри с Чэем стали искать удобный переулок, чтобы туда свернуть. Но люди в ярко-желтых футболках стояли вдоль дороги и направляли шеренгу жестами, так что Чэю оставалось только ехать за зеленым «Де Сото» почти вплотную, поскольку люди в желтом все время требовали «сомкнуть ряды», а сзади их подпирал белый «Де Сото», который в свою очередь поджимала огромная платформа Северного целлюлозно-бумажного комбината, под завязку нагруженная сосновыми саженцами в горшках.

– Я думаю, надо поприветствовать народ, – сказал Санборн.

И Генри с Санборном стали приветствовать народ, а потом они выехали на Главную улицу и влились в основной поток демонстрантов. Зрители на тротуарах встречали каждую новую классическую модель восторженными криками, и махали бумажными флажками, и дудели в пластиковые рожки, и стреляли вверх из водяных пистолетов.

Чернуха уже едва сдерживалась.

Они ползли по улице, приветствуя народ, Чернуха лаяла, шарики на заднем борту болтались в воздухе, и вскоре Генри почувствовал, что начинает таять.

– Есть у твоей классической модели хоть что-нибудь, что может дуть? – спросил он у Чэя и поглядел на вентиляционные решетки.

Чэй повернул заслонки на решетках так, что в кабину понесло жаром из двигателя. Генри посмотрел на него.

– Ты с ума сошел? Наверно, здесь и так градусов сорок.

– По-моему, все шестьдесят, – сказал Санборн.

Чэй показал на датчик температуры радиатора – его стрелка почти касалась красной области, а это не обещало ничего хорошего.

– И что с нами будет? – спросил Генри.

– Перегрев, – ответил Чэй.

– А если горячий воздух пустить сюда, это поможет?

– Иногда помогает.

Генри снова посмотрел на счетчик, стрелка которого уже пересекла границу красной области.

– А что бывает при перегреве?

– Примерно то же, что и сейчас, – ответил Чэй, показывая на капот своей машины, и Генри увидел, что над ним поднимается струйка дыма. – Только гораздо больше.

– И что случится, если этого станет гораздо больше?

– Тогда, – вмешался Санборн, – позади нас появится очень много рассерженных демонстрантов.

19.

То, что произошло потом, произошло очень быстро, и искать виноватых тут было нечего, поскольку классические автомобили уже отдали людям все, что от них требовалось, и имеют полное право жаловаться. Особенно в такую жару.

Чернуха высовывалась из кузова все дальше и дальше – возможно, пытаясь хоть как-то увернуться от горячего воздуха, который лился на нее через окно кабины. Как бы там ни было, когда один из красных шариков, привязанных к заднему борту, вдруг оторвался, она дважды гавкнула и выпрыгнула наружу. Генри – он все еще старался делать публике ручкой, хоть и таял, – завопил Чернухе вслед, а потом распахнул дверцу и кинулся за ней.

В тот же момент струйка дыма над крышкой капота превратилась в целый гейзер удивительной силы. Генри услышал свист пара и изумленное «Ах!» зрителей, решивших, что это часть представления, – а потом он уже бежал за Чернухой, которая то ныряла в праздничную толпу, то выныривала обратно, подпрыгивая всякий раз, когда горячий ветер подгонял шарик ближе к мостовой, и без умолку лая в промежутках. На бегу Генри кричал: «Чернуха! Чернуха!», и многие, услышав в этом не столько оклик, сколько предупреждение, на всякий случай попятились от собаки, которая мчалась по улице со всех ног и лаяла как сумасшедшая. А когда она на мгновение остановилась и сунула нос в оброненный кем-то рожок с сахарной ватой, на ее морде появился розовый ободок, похожий на пену, после чего смятение демонстрантов, наверняка знающих, что пена – один из симптомов бешенства, стало очень напоминать панику.