CITY - Барикко Алессандро (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
— Капитан получает красную карточку. Пробивается пенальти. Матч продолжается установленное время, назначается дополнительное время ввиду произошедшей драки. Дисквалификация судьи согласно статье 28 Кодекса судейских ассоциаций, которая гласит: придурок не может быть судьей.
Здесь профессор закашлялся и сунул в рот сигарету.
Гульд почувствовал внутри себя теплую волну.
Он еще посидел немного в молчании.
Когда он поднялся, то сказал:
— Спасибо, профессор.
Профессор Тальтомар даже не открыл глаза.
— Будь здоров, сынок.
Примерно в это же время Шатци договорилась о покупке подержанного прицепа-дачи, модель «Пагоде» 1971 года выпуска. Внутри — сплошное дерево. Снаружи прицеп был желтым.
— Как вам взбрело в голову выбрать желтый?
— Должен заметить, что покупаете прицеп вы, а не я.
— Понятно, но вы купили его двадцать лет назад. Не хотите же вы сказать, что другого цвета не было?
— Если вам не нравится желтый цвет, можете перекрасить.
— Мне нравится желтый цвет.
— Вам нравится?
— Лично мне — да. Но в общем-то надо быть умственно неполноценным, чтобы купить желтый прицеп, как вы считаете?
Профессор Бандини опустил голову. Всегда помнить, сказал он себе, с этой девушкой — терпение и еще раз терпение. Спокойствие. Иначе он никогда не избавится от желтого прицепа. Он пытался сплавить его уже не один месяц. Не так много на свете людей, предел мечтаний которых — прицеп «Пагоде» 1971 года выпуска. Желтый. Он рассовал объявления повсюду, включая и газетку университета, где преподавал. Это был университет Гульда. Гульд вырезал объявление и наклеил его на холодильник рядом с другими. В конце концов, выбор оставался за Шатци. Она предпочитала католиков, а также интеллектуалов: тех, кому неловко говорить о деньгах. Профессор Бандини был интеллектуалом-католиком.
Однажды он читал свой курс перед сотней студентов, в аудитории номер 11. Открылась дверь, и вошла эта девушка.
— Профессор Майкл Бандини?
— Да, а что?
Шатци помахала вырезанным из газеты объявлением:
— Это вы продаете подержанный прицеп-дачу, модель «Пагоде» семьдесят первого года выпуска, в хорошем состоянии, цена подлежит обсуждению, обмен исключен?
Не очень понимая почему, профессор Бандини смутился, как если бы ему принесли зонтик, забытый в зале для порнофильмов.
— Да, это я.
— Можно его посмотреть? То есть прицеп, можно посмотреть прицеп?
— Я читаю лекцию.
Кажется, только тогда Шатци обратила внимание на студентов, заполнявших аудиторию.
— О-о.
— Вам нетрудно подойти позже?
— Конечно, извините, я могу чуть-чуть подождать, можно, я присяду здесь, вы не против? Вдруг я узнаю что-то для меня нужное.
— Пожалуйста.
— Спасибо.
В мире полно ненормальных, сказал себе профессор Бандини. Потом возобновил лекцию с того места, на котором его прервали.
Обычно, утверждал он, порч, или веранда, расположен вдоль фасада дома. Он состоит из навеса различной ширины — но редко больше четырех метров — и поддерживается рядом опор, прикрывая сверху террасу, которая приподнимается над землей на высоту от двадцати до ста пятидесяти сантиметров. Картину дополняют водосток и ступеньки для подъема на террасу. С чисто архитектурной точки зрения, порч представляет собой довольно незначительное развитие классической идеи фасада, соединяющей в себе бедность мелкого собственника и его стремление к убогой роскоши. С точки зрения психологической или даже нравственной, речь, напротив, идет о феномене, который ставит меня в тупик и который, после тщательного размышления, выглядит трогательным и отталкивающим одновременно, но в любом случае эпифаническим. От греческого epiphaneia, откровение.
Шатци согласилась легким кивком головы. И действительно, на Дальнем Западе почти у всех была веранда перед домом.
Анормальность порча — продолжал профессор Бандини — разумеется, в том, что он расположен как бы внутри дома, но в то же время и снаружи. В некотором роде это удлиненный порог: уже не часть дома, но еще не угрожающий внешний мир. Это нейтральная зона, где идея защищенного места — каждый дом призван быть свидетельством и воплощением этой идеи — выходит за пределы собственного определения и предлагает себя вновь и вновь, почти беззащитная, словно посмертный отпор натиску открытого пространства. В этом смысле порч — по преимуществу царство слабости, мир в состоянии равновесия, идея в изгнании. Не исключено, что эта самая слабость и составляет его очарование: человек склонен привязываться к местам, как бы напоминающим о его собственной хрупкости, о том, что он — существо обнаженное и пограничное.
В частных беседах профессор Бандини подводил итог своим рассуждениям фразой, которую считал неосторожным произносить публично, но представлявшей, по его мнению, счастливый синтез всех его размышлений. «Люди владеют домами; но они суть веранды». Он попробовал однажды сообщить об этом жене, но та хохотала, пока ей не стало плохо. Результат: жена бросила профессора ради переводчицы на двадцать два года старше ее самой.
Все же любопытно — излагал далее профессор Бандини, — что определение «царства слабости» исчезает, как только порч перестает быть неодушевленным архитектурным объектом и в нем поселяются люди. На веранде среднестатистический человек живет спиной к дому, в сидячем положении, и более того — сидя на кресле, снабженном специальным механизмом, чтобы качаться. В известных случаях, с ослепительной точностью дополняя картину, человек держит на коленях заряженное ружье. И всегда смотрит прямо перед собой. А теперь возвратимся к ощущению хрупкости, которое оставляет порч как чистый архитектурный объект: стоит лишь обогатить его присутствием человека — он сидит спиной к дому и качается в кресле с заряженным ружьем на коленях, — хрупкость явно уступает место силе, надежности, решительности. Можно даже утверждать, что порч перестает быть мимолетным эхом дома, к которому приставлен, и становится отчетливым выражением того, что дом едва лишь очерчивает: защищенное место, решение теоремы, которую дом всего лишь формулирует.
