Три коротких слова - Родс-Кортер Эшли (книги онлайн полные версии TXT) 📗
– И я встречусь с президентом?
– Не уверена, но там будет первая леди.
В Вашингтон я полетела вместе с Гэй. Пройдя контроль, мы зашли в женскую уборную, расположенную в Восточном крыле. По стенам в комнате отдыха висели портреты первых леди. Гэй сфотографировала меня на их фоне. Даже на бумажных полотенцах был логотип Белого дома, и я оторвала парочку листов для подруг.
Я поднималась по мраморной лестнице под звуки классической музыки в исполнении струнного трио.
– Тебе нехорошо? – спросила Гэй, заметив, как я раскраснелась от возбуждения.
– Душновато здесь, – ответила я. Не хотелось объяснять, что сбылась моя детская мечта: будто я оказалась в «приемышах» совершенно случайно, а на самом деле мне уготована другая, роскошная жизнь.
На конференции представляли программу, разработанную для детей, которые выходили из-под юрисдикции органов опеки и попечительства. Одна из приглашенных девушек рассказывала, как она училась днем, а ночью спала на пустых каталках в пунктах скорой помощи. Неужели это и Люка ожидает, подумала я.
По окончании презентации Гэй подвела меня к Майклу Пираино, исполнительному директору Национальной ассоциации государственных адвокатов-представителей.
– Я гляжу, ты здесь от Фонда Дейва Томаса, – сказал он. – Молодец!
– Она такая, – похвасталась Гэй.
– Что ты думаешь о предложениях миссис Клинтон? – обратился ко мне мистер Пираино.
Наверное, стоило ответить ему что-нибудь нейтральное, но из головы не выходили мысли о Люке и других детях из «Дома», которым усыновление не светит.
– Детям нужны семьи, а не программы, – ответила я.
– Сколько тебе лет? – поинтересовался мистер Пираино.
– Четырнадцать, – пробормотала я, решив, что он возмущен моей дерзостью.
– Ты заставишь говорить о себе, – произнес он с улыбкой.
– Эшли девять лет промаялась в приемных семьях, и если бы не ее представительница Мэри Миллер, маялась бы и по сей день.
– Достаточно одного неравнодушного человека, да? – сказал мистер Пираино, подмигнув мне.
О переписке Гэй с моей мамой я не знала ровным счетом ничего, вплоть до момента, когда Гэй вручила мне конверт.
– Сначала я позвонила Лианне, – сказала она, – а затем написала Лорейн.
Узнав, что Гэй и мама у меня за спиной переписывались, я пришла в ярость. Гэй без спроса влезла в самые сокровенные отношения, что у меня были!
– И что ты ей написала?
– Что ты учишься на «отлично», что тебе поставили ортодонтические скобы…
– А про то, что ты – автор популярных книг, а Фил – документалист, тоже написала?
– Ни к чему ее смущать. Я не стала вдаваться в подробности, просто написала, сколько у нас детей, и все в таком духе. Твои свежие фотографии я тоже приложила и пообещала регулярно писать. Я убедила ее, что мы всегда будем любить тебя как родную. – Гэй судорожно сглотнула. – Если захочешь увидеться с ней или с другими своими родственниками, мы не станем возражать.
– А почему ты скрывала от меня переписку?
– Я думала, она даже не ответит.
На конверте маминой рукой был указан получатель: «Родителям Эшли на имя Нила Спектора».
– Она не знает, где мы живем?
– Нет. Фил решил, что так будет лучше.
Мама писала, что в День святого Валентина она снова вышла замуж. Еще она играла в софтбол, и ее команда называлась «Прайд». Команда Детской Лиги, за которую я играла, тоже называлась «Прайд», и я посчитала это совпадение неслучайным. Письмо заканчивалось словами: «С искренней любовью, Лорейн».
Я словно залпом выпила пять бутылок кока-колы и тут же побежала строчить ответ. «Мои новые родители очень хорошие», – начала я. Не утерпев, я похвасталась, где успела побывать, не забыв расписать поездку в Белый дом. Поделилась мыслями о том, как странно, что наши команды называются одинаково. В конце я добавила: «Я люблю тебя, а «родителей» зову по имени. Мне никто тебя не заменит».
Со следующим письмом пришли мамины свадебные фотографии. Подружкой невесты была тетя Лианна, а посаженым отцом – дядя Сэмми. Мама писала, что хочет увидеться со мной и что я навсегда останусь самым важным человеком в ее жизни.
Завязалась переписка, с обменом фотографиями и посылками. Втайне от Кортеров я мечтала о том, как вновь стану жить с мамой. Но я не решалась сказать Люку о том, что у меня теперь две мамы: у него-то не было ни одной.
Гэй и Фил читали и мамины, и мои письма, опасаясь, как бы я не выдала никаких конфиденциальных сведений. Но я и не собиралась этого делать. С одной стороны, я по-прежнему любила маму, с другой – не доверяла ей. Вначале я радовалась ее письмам, хотя некоторые из них были как гром среди ясного неба. Она писала, что ее муж, Арт, хочет ребенка, однако она боится, что это омрачит отношения, которые мы с ней выстраиваем заново.
Я бросила это письмо Гэй на колени.
– Ей нельзя иметь детей! – фыркнула я. – С чего она взяла, что и этого ребенка не проморгает?
– По-моему, она просит у тебя прощения, а не разрешения.
Мы молча переглянулись, подумав об одном и том же: мама беременна. Гэй протянула мне письмо, я смяла его и швырнула в корзину для мусора.
– Не надо было мне вообще писать ей, – вздохнула Гэй.
– Теперь ты запретишь нам переписываться?
– Нет, Эшли, мы никогда себе такого не позволим. Но после каждого письма ты сначала на седьмом небе от счастья, а затем ходишь как в воду опущенная.
Подойдя к окну, Гэй долго смотрела на закат.
– Давай посоветуемся с психологом.
Во время очередной консультации мы показали мамины письма доктору Сьюзен Ридер. Она перечитала заключительные строки последнего письма: «Я тебя люблю. Я тебя очень люблю. Надеюсь, это тебя хоть как-то поддержит. Скучаю. Пиши. С любовью, Лорейн. P.S. Как Люк? Передай ему привет и скажи, что я его тоже люблю».
– Что ты об этом думаешь? – спросила меня психолог.
Я сидела в молчании. Сколько раз я слышала эти три слова от мамы! Она была по-своему искренней, но за этими словами скрывалась пустота. И все-таки я ими дорожила.
– Мне не по себе держать переписку в секрете от Люка.
– Ее письма вас беспокоят? – поинтересовалась психолог у Гэй.
– Да. После каждого письма Эшли несколько дней сама не своя.
Наступило молчание, тишину нарушало только басовитое урчание кондиционера.
– Лорейн хочет встретиться с дочерью, – снова заговорила Гэй.
– А ты хочешь? – спросила меня доктор Ридер.
– Не сейчас.
Я с трудом представляла себе маму и Гэй рядом.
– А если ограничить переписку?
Гэй сразу же ухватилась за эту идею.
– Скажем, писать только в праздники: дни рождения, на Пасху и на Рождество, может быть, даже в День матери. Раз в месяц наверняка найдется какой-нибудь повод.
– Как ты считаешь? – спросила психолог, глядя на меня.
– Хорошо, – согласилась я, и мы ушли.
Набросав черновой вариант письма, Гэй попросила меня отредактировать его, прежде чем отправлять маме.
– Только, чур, ничего от меня не скрывай, если что-то узнаешь, – предупредила я.
– Что, например?
– От мамы всего можно ожидать…
Поток писем уменьшился; впрочем, Гэй и мама время от времени созванивались.
– Лорейн всегда благодарит меня за заботу, – поделилась со мной Гэй, – хотя, по-моему, она больше озабочена какими-то своими делами.
– Она все еще хочет меня увидеть?
– Просит об этом каждый раз. Я отвечаю, что устрою встречу, как только ты будешь готова.
Накануне Дня матери Гэй спросила, не хочу ли я отправить Лорейн поздравительную открытку.
– Зачем? Я о ней даже не думаю.
– Зато я думаю о ней. Она тебя родила, – ответила Гэй.
В июне я уехала в гости к своим крестным, Вайнерам, которые жили в Южной Каролине и вели художественный кружок в лагере отдыха. Однажды вечером я позвонила домой.
– Мне страшно, – сказала я.
– Что случилось? – заволновалась Гэй.
