Бильярд в половине десятого - Бёлль Генрих (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Это не картина, – сказал Шрелла, – а история, и недостаток ее в том, что она к тому же еще и правдивая… Но если я переведу эту историю в образно-абстрактный план и соответственно истолкую, ты услышишь мало лестного для себя.
– Может показаться странным, – тихо сказал Неттлингер, вынимая изо рта сигару, – что я ищу у тебя понимания, но поверь, когда я увидел твою фамилию в списке преследуемых лиц, когда я проверил сообщение и узнал, что они действительно арестовали тебя на границе, я, ни секунды не колеблясь, пустил в ход все, чтобы освободить тебя.
– Очень жаль, – сказал Шрелла, – если ты думаешь, что я сомневаюсь в искренности твоих побуждений и чувств. Даже в твоем раскаянии я и то не сомневаюсь. Но в каждой картине – а ты просил рассматривать эту историю как картину для моей коллекции, – в каждой картине есть некая отвлеченная идея, и в данном случае она заключается в той роли, которую ты играл тогда и играешь теперь в моей жизни, эта роль – извини меня – одна и та же, ведь в те времена меня следовало засадить в тюрьму, чтобы обезвредить, а теперь наоборот – выпустить на свободу с той же целью; боюсь, что Роберт, у которого гораздо более отвлеченное мышление, чем у меня, как раз по этой причине и не желает с тобой встречаться. Надеюсь, ты поверишь, что и в те времена я не сомневался в искренности твоих побуждений и чувств; ты меня не понимаешь, да и не старайся понять, ты играл свои роли, не отдавая себе в них отчета, иначе ты был бы циником или преступником, а ты не стал ни тем, ни другим.
– Теперь я и впрямь не понимаю, считать ли это комплиментом или чем-то совсем иным.
– И тем и другим, – сказал Шрелла, смеясь.
– Ты, наверное, не знаешь, что я помогал твоей сестре?
– Ты помогал Эдит?
– Да, Вакера хотел ее арестовать; он каждый раз вносил ее в списки, а я каждый раз вычеркивал.
– Ваши благодеяния, – тихо сказал Шрелла, – пожалуй, еще страшнее ваших злодеяний.
– А вы еще более неумолимы, чем сам господь бог: он прощает грехи, в которых человек раскаивается.
– Да, я не бог и не притязаю ни на божественную мудрость, ни на божественное милосердие.
Покачав головой, Неттлингер откинулся назад; Шрелла вынул из кармана сигарету, сунул ее в рот и снова испугался, когда Неттлингер неожиданно щелкнул зажигалкой у самого его носа; чистое светло-синее пламя чуть было не опалило ему ресницы. А твоя теперешняя вежливость, подумал он, еще хуже, чем тогдашняя невежливость. С тем же рвением, с каким ты бросал мне прежде в лицо мяч, ты теперь назойливо пристаешь ко мне со своей зажигалкой.
– Когда я могу встретиться с Робертом? – спросил он.
– По-видимому, только в понедельник, мне не удалось выяснить, куда он уехал на воскресенье; его отец и дочь уехали с ним, может быть, сегодня вечером ты застанешь его дома или же завтра в половине десятого в отеле «Принц Генрих», там он каждый день играет в бильярд от половины десятого до одиннадцати. Надеюсь, н тюрьме было сносно?
– Да, – сказал Шрелла, – со мной обращались вежливо.
– Если тебе понадобятся деньги, скажи мне. С тем, что у тебя есть, не очень-то разгуляешься.
– Думаю, мне хватит до понедельника, а потом у меня будут деньги.
Чем ближе к вокзалу, тем длиннее и гуще становился поток машин. Шрелла попытался было открыть окно, но не сумел справиться с ручкой; перегнувшись через него, Неттлингер опустил стекло.
– Боюсь, – сказал он, – что на улице воздух не чище того, каким мы дышим в машине.
– Спасибо, – поблагодарил Шрелла. Он посмотрел на Неттлингера и переложил сигарету из левой руки в правую, а потом из правой руки в левую. – Послушай, – сказал он, – тот мяч, который тогда забил Роберт… что с ним, собственно говоря, случилось? Он нашелся?… Помнишь?
– Да, – сказал Неттлингер, – конечно, хорошо помню, ведь о нем было столько толков, они так и не нашли его; в тот день они искали мяч до поздней ночи и назавтра тоже, хотя было воскресенье; они никак не могли успокоиться; позже некоторые утверждали, что Роберт схитрил, он будто бы вовсе не ударил по мячу, а только воспроизвел звук удара и спрятал мяч.
– Но ведь все видели, как мяч летел. Разве нет?
– Ну конечно, этой версии никто не поверил; многие полагали, что мяч упал на повозку, которая стояла во дворе пивоварни; ты, может быть, помнишь, что со двора выехала повозка.
– Она уехала раньше, задолго до того, как Роберт ударил по мячу, – сказал Шрелла.
– Мне кажется, что ты ошибаешься, – возразил Неттлингер.
– Нет-нет, – сказал Шрелла, – я ведь стоял и ждал мяча и внимательно следил за всем; повозка уехала раньше, чем Роберт забил мяч.
– Ну хорошо, – сказал Неттлингер, – во всяком случае, мяч так и не нашелся. Вот и вокзал… Ты в самом деле не хочешь, чтобы я тебе помог?
– Спасибо, мне ничего не надо.
– Позволь мне по крайней мере пригласить тебя пообедать.
– Хорошо, – сказал Шрелла, – пойдем обедать.
Шофер подержал дверцу машины, Шрелла вышел первый; засунув руки в карманы, он поджидал Неттлингера, который взял с сиденья свою папку, застегнул пальто и сказал шоферу:
– Пожалуйста, заезжайте за мной к половине шестого в отель «Принц Генрих».
Шофер приложил руку к козырьку фуражки, сел в машину и взялся за руль.
Шрелла по-прежнему носил очки, и плечи у него по-прежнему были вислые, на его губах блуждала все та же странная улыбка, светлые волосы были, как встарь, зачесаны назад – они не поредели от времени, а всего лишь слегка посеребрились; знакомым движением он отер лоб и засунул носовой платок обратно; казалось, Шрелла совсем не изменился, просто он стал старше на несколько лет.
– Зачем ты вернулся? – тихо спросил Неттлингер. Шрелла посмотрел на него, прищурившись и прикусив нижнюю губу, как всегда смотрел; в правой руке он держал сигарету, в левой – шляпу; он долго не спускал глаз с Неттлингера. Шрелла ждал, тщетно ждал того, к чему стремился уже больше двадцати лет, – ждал ненависти; он всегда мечтал о самой обыкновенной драке, о том, чтобы ударить врага в лицо или дать ему пинка в зад, крикнув: «Свинья, подлая свинья!» Шрелла завидовал людям, способным на простые чувства, но сам он не в силах был ударить в это круглое, смущенно улыбающееся лицо, сам он не в силах был дать Неттлингеру пинка в зад; на школьной лестнице ему подставляли ножку, он летел вниз, и дужка его очков вонзалась в мочку уха; когда он шел домой, его поджидали, затаскивали в парадные и били, его избивали бичом из колючей проволоки, его и Роберта; они допрашивали его; на них лежала вина в смерти Ферди, но они пощадили Эдит и дали бежать Роберту.
Он перевел глаза с Неттлингера на вокзальную площадь, кишмя кишевшую людьми; светило солнце, была субботняя толчея, такси подъезжали и отъезжали, продавцы мороженого выкрикивали свой товар, мальчики из отеля в лиловых ливреях тащили чемоданы вслед за постояльцами; Шрелла увидел серый величественный фасад Святого Северина, отель «Принц Генрих», кафе «Кронер» и вздрогнул – Неттлингер кинулся в толпу, размахивая руками и восклицая: «Алло, фройляйн Рут!» – потом он вернулся, покачивая головой.
– Ты видел эту девушку, – спросил он, – в зеленой шапочке и в розовом джемпере? Красивая, на нее все оглядываются… Это дочь Роберта. Я не догнал ее, а то бы она сказала нам, где найти Фемеля. Жаль… Ты ее не видел?
– Нет, – тихо сказал Шрелла, – дочь Эдит?
– Конечно, – подтвердил Неттлингер, – твоя племянница. Черт побери… ну а теперь пошли обедать.
Он пересек вокзальную площадь и пошел по улице к отелю «Принц Генрих»; Шрелла следовал за ним; бой в лиловой ливрее толкнул дверь; когда они прошли, дверь бесшумно качнулась еще несколько раз и легла в пазы, обитые войлоком.
– Местечко у окна? – спросил Йохен. – С удовольствием! И чтобы не очень много солнца? Значит, на восточной стороне. Гуго, изволь позаботиться, чтобы гостям приготовили столик на восточной стороне… Не за что…
Чаевым мы всегда рады, марка – это честная кругленькая монетка; чаевые – душа нашей профессии. А ведь, что ни говори, я победил, мой милый, ты его так и не увидел… Как он сказал: играет ли господин доктор Фемель по воскресеньям в бильярд? Шрелла? Господи! Я и так все знаю, можно не смотреть в красную карточку.
