Бильярд в половине десятого - Бёлль Генрих (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Два носовых платка – белых.
– Плащ непромокаемый, с поясом.
– Шляпа черного цвета.
– Безопасная бритва марки «Жиллет».
– Шесть сигарет «Бельга».
– Рубашка, нижнее белье, мыло и зубная щетка были при вас, правда? Распишитесь, пожалуйста, здесь, засвидетельствуйте, что личное имущество возвращено вам полностью.
Шрелла надел плащ, положил в карман возвращенные ему вещи и подписал бумагу, где была проставлена дата: «6 сентября 1958 года, 15 ч. 30 м.».
– Все в порядке, – сказал надзиратель и захлопнул окошко. Неттлингер снова сунул сигарету в рот и дотронулся до плеча Шреллы.
– Пошли, – сказал он, – выход здесь, или ты опять хочешь в кутузку? Может, ты все же завяжешь галстук?
Шрелла взял сигарету, поправил очки, поднял воротничок рубашки и надел галстук; он вздрогнул, когда Неттлингер внезапно поднес ему к носу зажигалку.
– Да, – сказал Неттлингер, – в этом все заключенные одинаковы, кто бы они ни были – знатные или незнатные, виновные или невиновные, бедные или богатые, политические или уголовники, – первым делом они хотят закурить.
Шрелла сделал глубокую затяжку; завязывая галстук и опуская воротничок рубашки, он глядел поверх очков на Неттлингера.
– У тебя, видимо, в этом вопросе большой опыт, верно?
– A y тебя нет? – спросил Неттлингер. – Пошли. От прощальных напутствий начальника тюрьмы я тебя, к сожалению, не могу избавить.
Шрелла надел шляпу, вынул изо рта сигарету и последовал за Неттлингером, открывшим дверь во двор. Начальник тюрьмы стоял у окошка, перед которым выстроилась длинная очередь, так как здесь выдавались разрешения на воскресные свидания; это был крупный мужчина, одетый не слишком элегантно, но вполне солидно; его движения были подчеркнуто штатскими.
– Надеюсь, – сказал начальник Неттлингеру, направляясь к ним, – все окончилось к общему удовольствию, быстро и корректно.
– Спасибо, – поблагодарил Неттлингер, – все действительно уладилось в два счета.
– Ну и хорошо, – сказал начальник и, повернувшись к Шрелле, продолжал: – Не обессудьте, если я скажу вам несколько слов на прощанье, хотя вы и были всего один-единственный день моим… – он засмеялся, – подопечным и по ошибке попали вместо следственной тюрьмы в исправительную. Видите ли, – начал он, указывая на внутренние ворота тюрьмы, – за этими воротами вас ждут вторые ворота, а за теми воротами нечто прекрасное, то, что является для всех нас величайшим благом, а именно – свобода. Не знаю, было ли обоснованным подозрение, которое лежит на вас, во всяком случае… – он опять засмеялся, – в моих гостеприимных стенах вам пришлось познакомиться с тем, что является противоположностью свободы. Так сумейте же правильно использовать свою свободу. Правда, все мы только узники, до той поры, пока наша душа не освободится от телесной оболочки и не вознесется к создателю, но быть узником в моих гостеприимных стенах – это не фигуральное понятие. Так вот, господин Шрелла, я отпускаю вас на свободу…
Шрелла в смущении протянул ему руку, но быстро отдернул ее; по лицу начальника тюрьмы он понял, что рукопожатие не входило в процедуру прощания; Шрелла смущенно молчал, переложил сигарету из правой руки в левую и, прищурившись, поглядел на Неттлингера.
Тюремные стены и клочок неба над этим тюремным двором – вот последнее, что видели глаза Ферди, а голос начальника был, возможно, последним человеческим голосом, который он слышал; и все происходило на том же самом дворе, таком тесном, что аромат неттлингеровской сигары заполнил его целиком; принюхиваясь, начальник подумал: о боже, в сигарах он всегда знал толк, надо ему отдать справедливость.
– Можно было обойтись и без напутственной речи. Ну, спасибо и до свидания, – заявил Неттлингер, не вынимая изо рта сигары.
Он взял Шреллу за плечи и подтолкнул его к внутренним воротам тюрьмы, которые в этот момент открыли перед ними, потом он медленно повел Шреллу к наружным воротам; Шрелла показал документы тюремному служителю, тот внимательно сверил фотографию, кивнул и открыл ворота.
– Ну, вот она – свобода, – смеясь, произнес Неттлингер. – Там стоит моя машина. Скажи, куда тебя отвезти.
Шрелла перешел через улицу вместе с Неттлингером, но, когда шофер распахнул перед ним дверцу машины, он вдруг заколебался.
– Садись, садись, – сказал Неттлингер.
Шрелла снял шляпу, сел в машину, откинулся назад и посмотрел на Неттлингера, который уселся рядом с ним.
– Куда тебя отвезти?
– На вокзал, – сказал Шрелла.
– У тебя там багаж?
– Нет.
– Ты что же, собираешься уже покинуть наш гостеприимный город? – спросил Неттлингер. Наклонившись вперед, он крикнул шоферу: – На Главный вокзал.
– Нет, – сказал Шрелла, – пока что я еще не собираюсь покидать этот гостеприимный город. Ты разыскал Роберта?
– Не удалось, – ответил Неттлингер, – он неуловим. Целый день я пытался с ним связаться, но он уклонился от встречи со мной; я уже почти настиг его в отеле «Принц Генрих», но он успел скрыться через боковую дверь; из-за него мне пришлось пережить в высшей степени неприятные минуты.
– Ты и прежде с ним не встречался?
– Нет, – сказал Неттлингер, – ни разу; он ведет очень замкнутый образ жизни.
Машина остановилась у светофора, Шрелла снял очки, протер их носовым платком и подвинулся ближе к окну.
– Наверное, – сказал Неттлингер, – ты испытываешь очень странное чувство, снова оказавшись в Германии после столь долгой разлуки, да еще при таких обстоятельствах, – ты ее просто не узнаешь.
– Нет, я ее узнаю, – сказал Шрелла, – приблизительно так, как узнаёшь женщину, которую любил совсем молодой, а увидел лет через двадцать; как водится, она здорово растолстела. У нее сильное ожирение; очевидно, ее муж человек не только состоятельный, но и преуспевающий: он купил ей виллу в пригороде, машину, дорогие кольца; после такой встречи на старую любовь неизбежно взираешь с иронией.
– По правде говоря, картина, которую ты нарисовал, довольно-таки неудачна, – сказал Неттлингер.
– Это только одна картина, – возразил Шрелла, – а если у тебя их наберется тысячи три, то, может быть, ты познаешь маленькую частичку истины.
– Сомневаюсь, что у тебя правильный взгляд на вещи, ведь ты пробыл в стране всего двадцать четыре часа, из них двадцать три – за решеткой.
– Ты не представляешь себе, как много можно узнать о стране, сидя за решеткой; ведь чаще всего в ваши тюрьмы попадают на обман; самообман, к сожалению, уголовно не наказуем; может, тебе еще не известно, что из последних двадцати двух лет я четыре года просидел в тюрьме.
Их машина медленно двигалась вперед в длинном потоке других машин, скопившихся у светофора.
– Нет, – сказал Неттлингер, – это мне не известно. В Голландии?
– Да, – сказал Шрелла, – и в Англии.
– За какие же такие преступления?
– За действия в состоянии аффекта, вызванного любовной тоской; но я сражался вовсе не с ветряными мельницами, а с реально существующими явлениями.
– Нельзя ли узнать подробности? – спросил Неттлингер.
– Нет, – сказал Шрелла, – ты бы все равно ничего не понял; мои действия ты воспринял бы как своего рода комплимент. Я угрожал одному голландскому политику, который заявил, что надо уничтожить всех немцев, это был очень популярный политик; когда немцы оккупировали Голландию, они выпустили меня из тюрьмы – я показался им чем-то вроде мученика за Германию, но потом они обнаружили мою фамилию в списке преследуемых лиц, тогда я удрал от их любви в Англию и там угрожал английскому политику, который также заявил, что всех немцев надо уничтожить, сохранив лишь созданные ими произведения искусства; это был очень популярный политик; впрочем, скоро они меня амнистировали, они считали, что обязаны уважать чувства, которых я вовсе не испытывал, когда угрожал их политику; так людей сперва по ошибке сажают в тюрьму, а потом по ошибке выпускают.
Неттлингер засмеялся.
– Если ты собираешь картины, мне придется прибавить к твоей коллекции еще одну. Как ты отнесешься к такой вот картине… Два школьных товарища… политическая вражда не на жизнь, а на смерть, преследования, допрос, бегство, ненависть до гроба… но вот прошло двадцать два года, и не кто иной, как прежний преследователь, этот злодей, освобождает беглеца, вернувшегося на родину. Разве эта картина не достойна того, чтобы попасть в твою коллекцию?
