Уик-энд на берегу океана - Мерль Робер (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗

Он закурил сигарету и добавил тихо, невнятно:

– Или же изволь продолжать…

Александр тупо уставился на него.

– Черт! – сказал он, качая своей кудрявой головой, словно отгоняя рой мошкары. – Я и сам могу спятить вроде тебя, слушая твою ерунду.

Он поднялся, взял ручку от лопаты и начал мешать кофе. Коричневая пленка, покрывавшая воду в котелке, вздымалась изнутри маленькими, тут же лопавшимися, пузырьками, словно раскаленная лава. Александр рассеянно смотрел на эту лаву. «Бедняга, – думал он, – плохо ему приходится из-за этих двух мерзавцев. И хуже всего, что в каком-то смысле это очень на него похоже. Конечно, этого я ему не скажу, но ужасно похоже».

– Смешно, ей-богу, – произнес он вслух, – но все это ужасно на тебя похоже, все похоже.

– Что «все»? – спросил Майа, быстрым движением вскинув голову.

«Эх, черт!» – подумал Александр.

– Все… все, что с тобой происходит.

Майа пристально поглядел на него.

– Похоже на меня… то, что я двух мерзавцев убил?

– Нет, – неуверенно сказал Александр, – не это… не это именно… А все, что с тобой случается вообще. Похоже на тебя то, что случается.

– Так про всякого можно сказать.

– Не уверен, – сказал Александр.

И тут же подумал: «Да замолчи ты, замолчи немедленно! А главное, не говори ему!»

Майа не спускал с него глаз.

– Ты совсем с ума сошел, – яростно крикнул он. – Что же тут, по-твоему, похоже на меня?…

– Да все, все… Все, что с тобой происходит с тех пор, как мы здесь. История с крысой… с полькой… все эти типы, которые тебе попадаются… Это судно, которое горит… парни, которых ты вытаскиваешь из воды… другие, которых ты убиваешь… Эта девушка… словом, все!

– Значит, – с горечью сказал Майа, – ты считаешь, что все это могло произойти только со мной. Глупость какая.

Александр отвернулся.

– Ты прав, глупость.

«Заткнись! – приказал он сам себе. – Да заткнись же, идиот». И в тот же миг снова заговорил.

– Верно, я чепуху несу, – сказал он. – Конечно же, все это чепуха. Но я так чувствую. Считаю, что это на тебя похоже, все, что с тобой случается… и все, что случится.

Майа принужденно рассмеялся.

– Все, что со мной случится!

– Ну, как, кофе готов? – раздался голос Пьерсона.

– Готов! – ответил Александр своим обычным веселым баском. – Готов!

Пьерсон кинул взгляд на Майа, живо обернулся к Александру и поднял брови. Александр отвел глаза. Казалось, Пьерсон хотел что-то спросить, но сдержался. Александр разлил кофе.

– Хороший! – сказал Пьерсон, нарушая общее молчание.

Он зажал горячую кружку между колен, вытащил свою трубочку и стал ее набивать. Снова наступила тишина. Майа отхлебывал кофе и ни на кого не глядел.

– Пьерсон, – сказал Александр, – а что ты будешь делать после войны?

– Я? Выучусь на инженера по керамике. А ты?

– Я? Ясно, пойду священником в твой приход! Ну и покажу я всем твоим старым девам!

Пьерсон пососал свою трубочку:

– У нас старых дев нет. Мой квартал на все сто процентов рабочий. А старые девы – это изобретение богатых классов.

– Значит, в твоем приходе все старые девы выходят замуж?

– Да нет, – ответил Пьерсон, – но в моем приходе старые девы – это как раз те, что по-настоящему замужем.

Майа поднялся:

– Пойду принесу воды.

– Еще успеешь, – сказал Александр. – После войны, – добавил он, – я себе домик построю.

– И кроликов разведешь? – спросил Пьерсон, подняв брови.

– Ясно, кроликов! Что ж, теперь уж мне и кроликов запрещено разводить?

– Пойду за водой, – сказал Майа.

Он поднялся и взялся за ручку фляги.

– Да черт! – сказал Александр. – Дай спокойно посидеть минутку. Я с утра еще не присел, все кручусь.

Майа стоял в нерешительности, потом подумал, что для Александра это самые прекрасные минуты, единственно светлые минуты за целый день, и грешно было бы их сокращать. Он снова уселся. И неумолимо потекли минуты, одна за другой, с легким тихим металлическим скрипом, как колесо в ярмарочной лотерее.

– Дом я построю целиком из дерева, – сказал Александр. – Но не из досок, а из бревен. На манер швейцарского домика.

Пьерсон поднял голову.

– А почему из дерева?

– Сам не знаю. Нравится мне оно, дерево то есть. Тепло, уютно. И кажется, будто вокруг тебя что-то живое. Может, я сейчас глупость скажу, но дерево, оно как-то на меня успокоительно действует.

– Успокоительно?

– Да, – сказал Александр и слегка покраснел под своим загаром, – успокаивает как-то. Сам не знаю, почему успокаивает.

Пьерсон стал выбивать из трубочки пепел, осторожно постукивая ею о рант ботинка, и все косился влево. Майа не курил, сидел не шевелясь. Вид у него был хмурый, сонный.

– В моем доме, – сказал Александр,– будет комната специально для меня, верстак туда поставлю, инструмент сложу, словом, всю петрушку. Порядок, конечно, будет идеальный. Только специально моя комната. Так и буду в ней все время торчать, когда дома.

– Жена заскучает.

– Именно это она вечно и твердит, – сказал Александр, поглаживая бороду. – Считает, что я ею мало занимаюсь. Ей-богу, смешно, что бы бабы ни делали, никогда их работа не увлекает так, как нас, с головой. Вечно им требуется с кем-то болтать. Странное дело, когда я что-то мастерю, мне и говорить ни с кем неохота.

Он поднялся и стал затаптывать дымящиеся головешки своим огромным ботинком. Пьерсон вскинул голову, и ему снова на какую-то долю секунды почудилось, будто Александр – чернокожий воин, исполняющий священный танец.

– Да, – сказал Александр, усаживаясь, – скучает она. Все-таки неприятно, что она скучает. Потому-то, – добавил он мечтательно, – мне и хотелось бы иметь двух жен. Вот они сидели бы и болтали друг с дружкой.

– Что ж, мысль неплохая, – сказал Пьерсон. – А твоя жена, разумеется, согласна?

– Представь, нет! Куда там! Я как-то попытался завести речь стороной… И больше уж не начинал.

– Ясно. Что же, это любопытно.

– По-твоему, тоже? – обрадовался Александр. – Странно, что она своих собственных интересов не понимает. А ведь это же идеальное решение, разве нет? Две жены – это вроде бы два бильярдных шара.

– Две? – сказал Пьерсон, чуть скривив губы. – Только две? А почему не три?

– У меня от тебя стеснение в груди начинается, – сказал Александр. – Я не миллионер какой-нибудь. А две – в самый раз.

– Ну, ладно, – сказал Майа, подымаясь, – пора идти.

Он взял флягу за ручку и шагнул вперед. Но тут же споткнулся и внезапно рухнул на колени.

– Чертов кирпич, – сказал он.

И он цветисто выругался.

– Ушибся? – спросил, подымаясь с места, Александр. – Даже побледнел…

– Откуда только этот кирпич взялся?

Пьерсон тоже встал.

– Ну, как?

– Да ничего, пустяки.

Майа поднялся, пошел, сел на свое место и начал растирать себе колено. Но вдруг он побледнел как мертвец, и голова его запрокинулась назад.

– Виски! – сказал Пьерсон.

– Должно быть, вам противно на меня смотреть, – сказал Майа.

И внезапно в глазах у него помутилось. Потом он ощутил на губах вкус металла, и какая-то жидкость обожгла ему гортань.

– Ничего, ничего, – сказал он, открывая глаза. – Уже прошло.

Он услышал голос Пьерсона: «Смотри, еще напоишь его», – и понял, что снова глотает огненную жидкость. Он махнул рукой, показывая, что, мол, хватит.

– А что я с остатками буду делать? – раздался голос Александра. – Мне, что ли, допивать?

– Пей, не стесняйся, – сказал, смеясь, Пьерсон.

Майа показалось, будто во всем его теле отдается этот смех. Он снова открыл глаза и увидел рядом с собой крупную голову Александра. «Большая голова, славная, – подумал он с благодарностью. – А у Пьерсона смех как у молоденькой девушки». Он чувствовал, что совсем размяк, готов всему умиляться.

– Ударить коленку чертовски больно, – сказал Александр, – почти так же больно, как удар в пах. Ну, как, тебе лучше, Майа?