На улице Дыбенко - Маиловская Кристина (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT, FB2) 📗
Собака дремала в кресле-качалке.
— Хорошо, щто у вас нет аллергии на животных. Я соверщенно забыл этот момэнт. Надеюс, моя собака не будэт вас беспокоить.
Кира подняла на него глаза. Беспокоить? Что он знает о ней и о собаках?
— Моя собака живет недэля у меня, а другая недэля — у моей жены. Мы так решили, когда расстались.
Профессор умело орудовал ножом и вилкой, а Кира помогала себе кусочком хлеба загребать на вилку разбегающиеся в стороны макароны и время от времени посматривала на бутылку вина. Профессор ел быстро, будто спешил куда-то, и, разделавшись с ужином, смыл крошки с тарелки, положил ее в посудомойку и убрал бутылку со стола, после чего Кира окончательно поняла, что закуску беречь не надо, и принялась есть чуть быстрее. * * *
Кира прошлась по холлу. На стенах висели фотографии молодого профессора. Вот он выходит из самолета и незнакомый мужчина жмет ему руку.
— Это мой первый полет. Отэц меня приветствует, — сказал профессор, проходя мимо Киры с корзинкой дров. — Я буду грет сауна сейчас. Вы любитэ сауна?
Хороший вопрос. Любит ли она сауну? Наверное. Сейчас узнаем.
На второй фотографии счастливый профессор стоял на палубе парусной лодки, держа крупную рыбу в руках. Кира задумалась, какие фотографии она могла бы повесить на стены своего будущего дома. Если у нее будет дом. Если она сама будет.
Хотелось курить. Кира пошла к двери, и собака поскакала за ней.
Они сели в беседке.
Милый пряничный домик. Чистый и аккуратный, как его хозяин. Клетчатые занавески на окнах, довольная жизнью герань на подоконнике. Во дворе кустики да цветочки неестественно зеленого цвета, длинноногие сосны, мохнатые ели, бородатые камни и море, море, море… Все как на картинке, а она почему-то ощущает себя онемевшей рыбешкой в аквариуме, разглядывающей все, что ее окружает, это через толстое стекло. Смотреть можно, а потрогать нельзя. Кажется, что кто-то невидимый сейчас возьмет да зажарит ее в масле и не спеша примется отделять худые почерневшие бока от хребта.
Кира вертела телефон в руках. Хотелось позвонить, но денег хватило бы на пару слов. Надо что-то придумать. * * *
Своей дровяной сауной профессор очень гордился. Это не электрическая, как в квартирах, от которой не тот жар и нет столь важного для сауны аромата. Сауна для финна — все равно что мать родная. Без нее никак. Без нее ты не финн. Кира подумала, а есть ли у нее что-то, без чего она уже не она, и не придумала ничего. Слишком много всего.
Профессор показал Кире, как лить воду на камни. Посоветовал наверх пока не забираться — там жарко. И если сильно паром обдаст, нужно закрыть глаза и пригнуть голову.
«Kun soivat mustat kiukaan urut, unohtuvat arjen surut», — прочитала Кира на стене. Профессор задумался, как это перевести на русский. Сходил за словарем. Листал, листал. Задумчиво вытягивал губы трубочкой.
— Когда играэт орган черных камнэй, забываюца повседневные печали. * * *
В большой спальне на широкой кровати она крутилась, вздыхала и не могла заснуть. Не хватало привычных и уже необходимых, как воздух, шума машин, стука трамваев и бессвязного бормотания алкоголиков под окнами. Полная тишина пугала, казалась обманчивой, как в фильме ужасов. Рано или поздно что-нибудь непременно должно шандарахнуть. Лежи и жди.
Она засыпала и через мгновение просыпалась. Сидела на кровати, бессмысленно смотрела по сторонам, не понимая, как она здесь оказалась. Мысли были вязкими, сердце сжималось, дыхание учащалось. Мерещился заветный бар профессора. Как пробраться незамеченной? Хлобыстнуть два-три больших глотка, чтобы руки и ноги отяжелели, голова набухла и провалилась в сон, в небытие, туда, где нет ничего — ни страха, ни мыслей, ни пустоты. Но до шкафчика далеко, и Кира, так ничего и не придумав, затихла в колючей вате сновидений, когда наивные птицы уже начали петь. 10
Они садились друг напротив друга. Профессор писал книгу. Кира должна была помогать ему с переводом.
— Что такое мытарства? — интересовался профессор.
«Это жизненные трудности», — хотела сказать Кира, но осеклась, поняв, что перевод неверный. Это очень большие жизненные трудности. И это неверно.
Кира смотрела на большой лоб профессора, плавно переходящий в блестящую голову, и думала, стоит ли упоминать об истязании души человека злыми демонами на пути к престолу Божию, но в этот момент через оконное стекло увидела, как к дому подъехал улыбающийся почтальон с усами, как у Эркюля Пуаро, что-то бросил в почтовый ящик, задорно помахал им рукой и укатил, шурша гравием.
Пряничный такой почтальон. Пряничный дом. Пряничные люди. Что они знают о мытарствах?
Профессор хотел разобраться, что значит «снимать угол». Кира вставала со стула, чертила руками границу, пытаясь нарисовать в воздухе все эти тесные, неприспособленные для жилья углы, каморки, норы. Все эти кухоньки, гробообразные клетки, чердаки, проходные, промежуточные, за перегородкой. Все существующие типы дырья, и как, слоняясь по душным переулкам, обездоленные люди выискивали ярлычки на воротах, приклеенные бумажки на окнах в надежде снять угол у бедных жильцов.
Профессор вытягивал губы трубочкой, кивал и исправно записывал. * * *
После обеда он уехал в город, а когда вернулся, протянул ей конверт.
— Вам нушна тэлэфонная карточка. И дэнги по договору на мэсятс.
В конверте была финская сим-карта и тысяча евро.
— Я могу звонить в Россию, если мне нужно?
— Канэшна. Это торого. Но если вам надо — звонитэ. Эти расхоты есть в договорэ. * * *
Они ели жареного лосося с картофелем, приготовленным на пару. Профессор насадил картофелину на вилку и, ловко орудуя ножом, принялся очищать кожуру.
Пригубил бокал вина.
— Я отчэн рат, щто вы, Кира, рапотаэтэ со мной. Эта кника — дэло всей моей жизни. Вы мой провотник в волшебный мир Пэтэрбурга Достоэвского.
На окнах цвели фиалки. Не те, Сережины, которые прорастают на асфальте. А безликие финские фиалки.
Кира глубоко вздохнула, слабо улыбнулась и сделала большой глоток вина. * * *
Она нащупала сигареты и зажигалку в кармане и, не глядя, надела шлепки. Стоило приоткрыть дверь, как белая лохматая морда начинала протискиваться в щель.
— Ты со мной? — шепотом спросила Кира подпрыгивающую собачонку.
Профессор вышел из кабинета.
— Нато взять это, — он показал на ошейник с поводком.
— В лесу же нет никого.
— Так положено. Собака нэ может быть бэз этого. * * *
Она пошли в сторону леса. Спустила собаку с поводка.
— Гуляй, Кузьмич.
Пес мотнул ушами и на радостях запрыгал по мягкому мху.
Кира откупорила банку пива, которую ей удалось незаметно добыть. Днем был дождь, и профессор, видя, что Кира топчется на пороге в поисках зонта, предложил ей покурить внизу. Кира спустилась, вошла в подвальную комнату без окон, напоминающую кочегарку. В большой плетеной корзине лежали аккуратно сложенные дрова. На полках она увидела невероятное количество рабочих инструментов. Каждый инструмент на своем крючке. Похоже, профессор приобретал их в течение всей своей жизни. И если у него есть свой ларец с яйцом, то, без сомнения, он спрятан где-то в этом чуланчике. Или потайная дверь с очагом на холсте.
Кира присела в пластмассовое кресло.
Теперь можно будет звонить. Главное, чтобы связь была.
Она сбрасывала пепел в стеклянную банку, которой заботливо снабдил ее профессор. За креслом стояли какие-то коробки. Перегнувшись немного назад, она приоткрыла одну из них. Там было пиво. Много пива. Банок пятьдесят. Аккуратно вытащила одну банку, немного поразмыслив, вытащила и вторую. Не будет же он считать. Брать чужое не в ее правилах, но ведь теперь у нее есть свои деньги. Завтра же она поедет в город, купит точно такие же две банки и незаметно подложит в коробку. Вот и все.
Она сидела на пеньке, отхлебывала пиво и держала телефон в руке, как гранату, которая может вот-вот громыхнуть. Потом зажала банку между ног и дрожащими пальцами, почти не глядя, нажала заветные кнопки. Пошли гудки вызова. Сердце бешено колотилось.
