Суринам - Радзинский Олег (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗

Ома раздевалась и ложилась на спину, на пол. Она зажимала в зубах деревянную палочку, чтобы не кричать от боли, и старик доставал из кожаной сумки мелкие железные инструменты.

Он долго и медленно её мучил — всегда внутри, чтобы на теле не оставалось следов, и она крутилась на кафельном полу, сжимая в искривлённом от боли рту изгрызенный кусочек мягкого дерева. Старик расстёгивал брюки, и Ома, слепая от боли, одной рукой возбуждала его, пока старик не сгибался от оргазма. Затем она обтирала его и себя приготовленным мокрым полотенцем. Старик садился отдыхать на кровать и смотрел, как она моет его окровавленные железки в белом эмалированном тазике.

Он всегда платил за любовь чуть больше, чем другие мужчины.

Кассовский нанял для Алисы няню, большую синюю негритянку, но она скоро ушла, не выдержав муки с больным ребёнком. Летиция нашла другую женщину, но и та продержалась лишь две недели.

Летиция теперь проводила с Алисой все дни; она растолстела, но продолжала оставаться красивой. Она никогда не говорила с Кассовским про Ому, словно той никогда и не было.

Летиция не верила в болезнь Алисы. Она считала, что доктора ничего не понимают, что Алиса просто странный ребёнок и с возрастом всё пройдёт. Удивительно, но ей Алиса позволяла брать себя на руки и сажать на колени. Она охотно ходила к да Кошта, где у неё теперь была своя комната, с точно таким же набором игрушек, как дома. Летиция купила ей такую же маленькую кроватку и четыре одинаковых платья.

Алиса обычно ночевала у да Кошта несколько дней в неделю. Здесь ей разрешалось всё: её не заставляли причёсываться, умываться, и она целыми днями бегала голая по их большому тёмному дому, заглядывая во все комнаты в одной и той же последовательности, снова и снова, снова и снова.

Часто Алиса приходила к Патти на кухню и начинала выкладывать из ящиков ложки и вилки прямо на каменный пол. Ей никто не мешал, и она составляла странные фигуры — ложки отдельно, вилки отдельно. Фигуры всегда были одни и те же, и Летиция запрещала Патти их убирать, пока Алиса не теряла интерес и на середине, не докончив выкладывать очередную фигуру, убегала из кухни. Ножи прятали от неё наверх, в большой дубовый комод, который запирался на ключ.

— Летиция считала, что Алиса гениальный ребёнок. — Кассовский сидел рядом с лампой, круг света — жёлтым пятном на стене за его головой. — У Алисы была совершенная музыкальная память: она могла прослушать двухчасовую симфонию и потом пропеть её, ни разу не ошибившись. Летиция заводила выписанный из Майами проигрыватель, они садились с Алисой на пол и слушали музыку, а потом Алиса воспроизводила всё по памяти. Летиция даже наняла ей учителя, но Алиса стала кричать и вырываться, когда тот попробовал усадить её за пианино. Учитель был уволен, но каждое утро, когда Алиса ночевала у да Кошта, Летиция открывала чёрную крышку инструмента и оставляла его открытым весь день, надеясь, что Алиса сама подойдёт и начнёт играть. Та не обращала на пианино внимания. Она хотела слушать пластинку, всегда одну и ту же. Это был Шуберт, Неоконченная симфония си минор.

Неожиданно доктор Алонсо встал и, чуть заметно кивнув Кассовскому, направился к двери. Воздух вокруг него был другим, более плотным, словно Алонсо был окружён защитным полем от рассказа Кассовского и всего лишнего, что он не хотел в себя впускать.

Алонсо вышел. Дилли не сводила с Кассовского взгляда, как если бы понимала его английскую речь. Её тень вдоль стены была много длиннее, чем она сама.

— Алиса уходила в себя всё больше и больше, — продолжал Кассовский. — Когда она ночевала у меня, между нами не было контакта: она не встречалась со мной взглядом, не реагировала, когда я звал её по имени, не брала протянутую ей игрушку. Она часами сидела на полу, неумытая, непричёсанная, и повторяла одну и ту же фразу. Иногда она пела Шуберта, всю Неоконченную симфонию с начала до конца.

По ночам она плохо спала и часто кричала, просыпаясь от своих криков. Спокойной она бывала только с Летицией, в большом доме да Кошта на Ван Рузевелткаде. Дом выходил окнами на канал, Соммелсдаксекрик, и через узкую воду была видна зеленая масса Палментуин Парк. Алиса больше туда не ходила: она вообще теперь мало выходила из дома, оставаясь в комнатах весь день, лишь изредка выбегая в прохладный фруктовый сад. Летиция ей во всём потакала и даже вечером в пятницу, перед тем как зажечь свечи на Шаббат, не заставляла её одеваться.

Она учила Алису зажигать свечи, и той нравилось чиркать спичкой о коробок и потом подносить огонь к чёрному фитилю, который вспыхивал красно-жёлтым и становился живым. Алиса смеялась и зажигала обе свечи. Летиция пела субботнее благословление «Барух ата Адонай елохейну Мелех хаолам ашер кидшану…» и ставила на стол ещё одну свечу, как положено — за ребёнка в семье. Алиса её тоже зажигала и радовалась огню.

Соломон смотрел на неё и пытался улыбаться: он любил Алису чуть ли не больше, чем Летиция, и давно смирился с её болезнью. Он упрашивал меня жениться и родить ещё одного ребёнка. Я всегда приходил к ним в пятницу, и мы садились вокруг праздничного стола, слушая Шуберта, и моя маленькая пятилетняя дочь, голая, с нерасчёсанной копной волнистых чёрных волос, чиркала спичками о коробок, продолжая зажигать уже горящие свечи.

Она была очень красива — с тёмнооливковой кожей и глубокими карими глазами с длинным разрезом, как у кошки. По вечерам она любила долго сидеть в ванне, и Летиция должна была поливать её из игрушечного красного ведёрка. Алиса никогда не вытиралась и мокрая выпрыгивала из ванны и бежала в постель.

После ужина в пятницу свечам давали догореть и зажигали ещё одну длинную свечу, которую ставили в специальную тарелку с водой, оставляя на ночь. Это делали, только когда Алиса засыпала, потому что она не позволяла ставить свечу в тарелку: она начинала плакать и рваться, чтобы вынуть подсвечник и поставить на стол. Летиция уходила в спальню, а Кассовский и Соломон да Кошта подолгу сидели в длинной тёмной гостиной и молчали обо всём на свете. Им было хорошо друг с другом. Они никогда не разговаривали в субботнюю ночь.

В тот вечер Кассовский хотел забрать Алису домой, чтобы провести с ней выходные. Алиса начала отбиваться, кричать и бросала на пол предложенное ей платье. Летиция уговорила его оставить Алису ещё на одну ночь и прийти утром. Она пообещала сама умыть и одеть Алису к его приходу. Летиция сказала, что уговорит Алису пойти с ними в парк.

— Меня разбудили под утро, громкий стук в дверь с улицы. — Кассовский помолчал, затем улыбнулся. — Я помню свой сон в ту ночь, он часто мне снился. Когда внизу стали стучать, я не сразу понял, что это не во сне, и продолжал лежать, пытаясь найти обрывки своей ночной жизни. Затем я осознал, что стучат в дверь, и пошёл вниз; там стояли двое полицейских и наш управляющий, старый Бастиан. Бастиан был весь мокрый и какой-то бледный, несмотря на черноту кожи. Он не мог ничего сказать, лишь открывал рот и снова закрывал. Он был похож на большую чёрную рыбу, которая пытается дышать воздухом.

Позже, когда проводили расследование, пожарные и полиция так и не смогли прийти к единому выводу. Скорее всего, решили они, свеча, стоявшая в тарелке с водой, упала на стол, загорелась скатерть, и так начался пожар.

Пожар тушили много часов, но паркет дома да Кошта был покрыт лаком, и в ту ночь сильный ветер с реки дул в их открытые окна, взбрасывая пламя высоко в безлунную ночь. Пожарные не могли подступиться к огню и сдались к утру, ожидая, пока сгорит всё, что может сгореть. Удивительно, но пожар ограничился домом, и сад остался целым, лишь деревья ещё целый год стояли чёрные от копоти и золы.

Они все сгорели в ту ночь: Летиция, Соломон, Патти и Алиса.

Кассовский остановился. Он говорил ровным тоном, пережив эти страшные слова много раз и много лет назад. Илья тоже молчал, не решаясь нарушить наступившую тишину. За окном начался дождь, ровный, несильный, на всю ночь.