Куда пропали снегири? - Сухинина Наталия Евгеньевна (книга жизни .txt) 📗

-   Я, знаете, какприспособилась? Нанизываю четы­ре бисеринки на иголку и молюсь: «Пресвятая Бого­родица,спаси нас!» Как раз четыре слова. И считать не надо, так всю ночь с молитвой иработаю.

С одиннадцативечера до пяти утра её рабочий день вышивальщицы. Потом немного вздремнёт,начинает рабочий день хозяйки - стирка, уборка, готовка. По­том дети приходятиз школы, разговоры, новости, проверка уроков, подготовка к школе.

Когда я второйраз подошла к иконе в Казанском храме, я уже знала, что только на нимбеБогородицы более тысячи бисерных лепестков и что использована здесьизобретённая самой матушкой техника - двой­ной бисерный слой. Именно объёмноебисерное шитьё и создаёт удивительное впечатление, что икона живая. А ещё зналая уже, что в иконе использованы не нит­ки, а леска.

-  Почемулеска?

-   А чтобы на века!Говорят же святые отцы, что времена грядут непростые. Кто знает, может быть,опять будут гонения на православие. Вдруг придётся икону прятать, вдруг где-тозакопать случится. Нитки сгниют, а леска нет.

Умеет онаудивлять, матушка Фотиния. Вот и этот ответ меня очень удивил и озадачил, а ещёзаставил задуматься, поразмыслить. Любую работу надо де­лать на века. И деревосажать, и дом строить, и икону, конечно, вышивать. И молиться, само собой, не осию­минутном, преходящем, временном, а о том, что изме­ряется Божией любовью иблагословением. Это и зна­чит - на века.

Лик Божией Материи Спасителя писан Виктором Павловым. Об этом тоже хочется сказать особо. Ма­тушкаФотиния и Виктор приступили каждый к своему делу и ни разу (!) не видели работыдруг друга. Но бисер­ная риза идеально легла на икону, будто кто-то долго итщательно подгонял одно к другому. Виктор Павлов рассказал мне, что для негоработа над Казанской ико­ной тоже была великой радостью. Он хорошо представ­лялсебе, что подобной иконы нет не только в Астраха­ни, но и вообще в русскойправославной церкви.

Приближалсяпрестольный праздник храма - Ка­занская. Последние бисеринки крепила к ризеБожией Матери матушка Фотиния, последним взыскательным взглядом иконописцаВиктор Павлов всматривался в своё произведение. Никто из прихожан даже не мыс­лилсебе, какой подарок ждёт их на престольный праздник. Целый месяц накладываласьриза на икону.

- Приехали на«Волге» и увезли мою работу. В квартире стало непривычно просторно и пусто.Только бисеринки отдельные по дому рассыпаны. Грустно чуть-чуть, но ведь ужезавтра Казанскую уви­дят астраханцы.

А они увидели иахнули! Вставали на колени перед светлым чудотворным ликом, зажигали свечи,проси­ли, плакали, благодарили. Много православных соб­рала Матерь Божия вКазанском храме на Казанскую. А в толпе смахивала слезинки худенькая блондинкав белой нарядной блузке и лёгкой косынке. Рядом с ней стояла наряднаяДюймовочка в бархатном платье с изысканным жабо, с красиво струящимися поплечам волосами. В очках. Анечка Рогулина. Девочка, окрепшая материнскоймолитвой, материнским под­вигом и материнской верой.

Отец Валерийрассказал мне, что Казанская бисер­ная икона привлекла в храм много новыхприхожан. Кто-то заглянул любопытства ради, прослышав о ди­ве, да и остался,кто-то, узнав о материнской молитве, устыдился, что оставил своих детей безБогородично­го заступничества и поспешил покаяться, кто-то с ве­рой и терпениемзаступил перед Казанской на труд­ную вахту молитвенного труда.

А сама матушка? Аматушку стали одолевать прось­бами научить бисероплетению, бисероткачеству,бисеровышиванию. Она создала свою мастерскую, где учит тому, чем овладела сама.Мастерская создавалась чу­десным образом. Не было помещения. Вдруг соседРогулиных отдаёт под мастерскую свою старую квартиру. Не было оборудования.Отец Димитрий продаёт ста­ренькую машину и на вырученные деньги приобретает­сясамое необходимое. Желающих учиться оказалось много, но кропотливый труд,конечно же, не для всех. Сложился костяк из прихожан Казанского храма, а ду­ховникоммастерской стал отец Валерий.

- Надо нам былозарегистрировать свою мастер­скую в городской регистрационной палате. А мне хо­телось,чтобы это произошло не в обычный день, а на Богородичный праздник. ПриближалосьБлаговеще­ние. Оно выпало на субботу, день нерабочий. Решила я позвонить ипопросить начальника регистрационной палаты Александра Германовича Новикова,чтобы кто-нибудь вышел в этот день на работу и нас зареги­стрировал. Звоню,объясняю и слышу: «Ради такого святого дня я сам вас зарегистрирую». Спасибоему, наши мастерицы в полном составе за него теперь по­стоянно молятся.

«За уникальностьи высокохудожественное мастер­ство», - написано в одном из многих теперь ужедипло­мов, которых удостоилась матушка Фотиния Рогулина за свои чудные бисерныеработы. За веру и жертвенную любовь дипломы не выдаются. Награду за эти доброде­теличеловек получает другой бесценной «купюрой» Божией милости. Милость этаособенно щедра к тем, кто не копит себе сокровищ на земле, не экономит на любвии добрых делах во славу Божию. Матушка Фотиния не копит, не экономит и не имеетв сердце потаённых за­гашников. Оно открыто, её сердце, прежде всего для мо­литвыоткрыто. А ещё для труда, от которого всем радо­стно и всем светло.

Как-то, вочередной раз приехав в Москву закупать бисер, Фотиния сдавала переполненныетоваром сумки в камеру хранения на Павелецком вокзале. Крепкий мускулистыйхлопец в окошке поднял туго перевязан­ные тесьмой коробки да и ойкнул:

-Что там у вас, булыжники, что ли?

-  Бисер,самый обыкновенный бисер...

-   Да ладно, -отмахнулся хлопец, - бисер - он лёг­кий, он не весит ничего, а тут прямобулыжники.

А она, сдав своикоробки в камеру хранения, отпра­вилась за очередной партией бисера на Арбат,где са­мый большой в Москве выбор. Привезти ведь надо по­больше, работы вперединепочатый край.

ДЕСЯТЬ ДНЕЙ В СЧЁТ ОТПУСКА

Теперь, кажется,всё. Нет, ещё салфетки. На каждую тарелочку сложить веером, очень кра­сиво.Значит, так: бутылка коньяку по центру, бутерброды с красной икрой, ветчина,лимон тонень­кими кружочками.

-  Входи!

Вошёл.Развёл руками, обнял, чмокнул в щёку:

-   Ну, ты даёшь!Такой пир закатила. Теперь я пони­маю, почему не давала мне нести сумки, сама,сама... Боялась, что разносолы твои увижу, сюрприза не по­лучится. Получилсясюрприз. Ну что, начнём чрево­угодничать?

Поездпокачивался, хрустальные рюмки (она и рюмки прихватила из дома) легонькопозванивали. За занавес­кой мельтешил совсем не интересный им мир - платфор­мы,перелески, привокзальные «бистро», маковки высве­ченных настоявшимся вечернимсолнцем церквей.

-   Неужеливырвались... - Ирина откинула назад го­лову, прислонилась к мягкой спинке.Коньяк рассла­бил её, ей было хорошо и спокойно. Вдруг она встре­пенулась:

- Фотоаппарат!Олег, ты не забыл фотоаппарат?

Муж кивнул наспортивную сумку под столом: «Там, там, не волнуйся». Он молчал и смотрел вокно: мельтешит там, мельтешит чужая жизнь.

Вырвались...Ирину переполняли чувства, она уже не могла и не хотела справляться с ними.

-   Думал ли ты, -начала она свои философские рассуждения, — думал ли ты, когда женился на мне,что пройдёт двадцать пять лет, и мы будем отмечать с тобой нашу серебрянуюсвадьбу вот так - в двухме­стном купе по дороге в Сочи. Пить коньяк, говоритьдруг другу нежные слова, и никто нам не будет ну­жен?

-   Это какие такиенежные слова? - Олег смотрел на неё с лёгкой иронией, - что-то я не слышалсегодня от тебя нежных слов.

-   Я тебя оченьлюблю, Олег, - Ирина провела ру­кой по его слегка седеющим волосам, - яблагодарю Бога, что встретила тебя, родила тебе сына, прожила с тобой целыхдвадцать пять лет.

-  Ятоже тебя люблю и тоже счастлив...

А потом она пошламыть яблоки и несла их, вымы­тые, в пакете, пакет разорвался, и яблокипосыпались к ногам смотревшей в окно женщины. Женщина бро­силась поднимать их искладывать обратно в пакет. А они - опять из пакета: рваный ведь. Обе хохотали.Как хорошо жить, как хорошо, когда тебя любят.