Пока подружка в коме - Коупленд Дуглас (читать хорошую книгу .TXT) 📗
— Это произойдет здесь.
— Что? Что произойдет? Кари?
Карен приходит в себя:
— Ой, Пэм, что это я?… Отключилась?
— С точки зрения гримера, ты хуже чем отключилась.
Пэм принимается за восстановление «штукатурки» на лице Карен, изрядно подпорченной струями пота.
— Извини, тебе все пришлось переделывать.
— Ничего, подмалюем. Ты, главное, успокойся. Ричард, не принесешь Карен водички?
Ричард мгновенно приносит с кухни стакан с водой и протягивает его Карен. Та благодарит, но старается не встречаться с Ричардом взглядом. Через несколько минут, оглянувшись, она замечает Ричарда и Венди, вид у обоих озабоченный. Раздается громкий крик кого-то из ассистентов, возвещающих о готовности номер один. Затем начинается съемка.
Мы решили представить вам девушку, даже скорее молодую женщину, имя которой не сходило с первых полос газет все последние месяцы. Холодным декабрьским вечером 1979 года обыкновенная, симпатичная школьница из канадского Ванкувера отправилась в гости. Она выпила пару легких коктейлей — с минимумом водки — и приняла две таблетки валиума. Этим препаратом она заглушала голод после двух месяцев жесточайшей диеты. Какова же цена, которую она заплатила за эту детскую неосмотрительность? Следующие семнадцать лет Карен пролежала в коме, в течение всего этого времени она не обнаруживала никаких признаков высшей нервной деятельности, ничто не могло обнадежить тех, кто так ждал ее выздоровления. И вот случилось чудо: перенеся нынешней осенью респираторную инфекцию, Карен очнулась ранним утром первого ноября. Все ее мозговые функции, равно как и память, восстановились в полном объеме. Она даже смогла вспомнить, что ей задали в школе за неделю до комы.
И в каком же мире ей было суждено очнуться? В совершенно новом, полном драматических изменений мире! В этом мире нет больше Берлинской стены, зато есть СПИД, персональные компьютеры и всевозможная новомодная еда. А еще в этом новом мире Карен познакомилась с дочерью Меган: девочка родилась через девять месяцев после того, как ее мать впала в кому.
И вот сегодня мы встретились с Карен у нее дома, в тихом пригороде Ванкувера. Она оживленна и разговорчива, хотя, по правде говоря, увидев ее, я испытала шок. Сразу после выхода из комы Карен весила восемьдесят два фунта. К сегодняшнему дню она уже поправилась на одиннадцать фунтов, но семнадцать лет полной неподвижности привели к серьезной атрофии мышц. К счастью, ее лицо и разум столь же радостны и открыты, как и тогда, в тот роковой декабрьский вечер семнадцать лет назад.
— Позволь мне задать тебе такой вопрос: как ты себя ощущаешь в новом теле (пауза), столь непохожем на то, каким оно было в 1979 году?
Глория большой мастер по выжиманию слезы, и сейчас она чувствует себя неуютно, не наблюдая на лице собеседницы соленых ручьев. Молчание Карен, пораженной столь бесцеремонным вопросом, журналистка принимает за сдерживаемый из последних сил взрыв эмоций.
— Тебе не жалко твоего тела?
— Глория, я вполне довольна своим телом. День ото дня я набираюсь сил. Многие люди оказываются в куда более тяжелом состоянии… А то, что со мной, — вытерпеть можно.
Интервью явно идет не так, как запланировано. Карен понимает, что Глории нужна сильная, решительная девушка, «вырвавшаяся-из-ледяных-объятий-смерти», к тому же — готовая бесконечно петь хвалы миру, в который она вернулась. А она, похоже, вовсе не торопится визжать от радости и не выглядит завороженной чудесами современности. И она совсем не настроена пускать слезу перед камерой.
— Какие перемены в мире кажутся тебе наиболее значительными? Лично тебя — что потрясло больше всего?
Карен сидит на фоне мерцающей огоньками гирлянды новогодней елки. В комнате — они с Глорией, оператор с осветителями, Пэм, как дежурный гример, и Ричард — для моральной поддержки. Остальных попросили выйти, чтобы присутствие зрителей не воздействовало на ответы Карен.
Карен говорит:
— Глория, знаете, меня просто поразило, насколько уверены в себе все те, с кем мне довелось встретиться после выздоровления. Все излучают радостную самоуверенность, даже когда просто покупают жевательную резинку или выгуливают собаку.
— И тебе это нравится?
— Дело не в этом. Стоит задать такому уверенному в себе человеку пару серьезных вопросов, и выясняется, что он абсолютно ничего не понимает в происходящем вокруг него, а вся его небрежная уверенность — всего лишь маска.
— Какие же вопросы ставят в тупик твоих собеседников?
— Например, какой будет жизнь лет, скажем, через десять? Стремитесь ли вы к тому, чтобы ваша сегодняшняя жизнь обрела смысл? Пугает ли вас неизбежная старость?
— Ну да… Мы ведь — цивилизация, которая зиждется на поисках смысла.
Глории явно не по нраву такое направление разговора. Она перестраивает выражение своего лица. Внезапно на нем вспыхивает улыбка.
— Карен, у тебя есть дочь. Меган. (Заговорщицкий взгляд.) Хотелось бы спросить, каково это — проснуться в один прекрасный день и обнаружить, что у тебя есть ребенок, к тому же — семнадцати лет от роду?
— Каково это? Да просто здорово. Ну, и удивилась я, естественно, тоже порядком. Нет, представьте сами: просыпаетесь вы поутру, и к вам подходит уже взрослая девушка, которая вдруг заявляет: «Здравствуй, мамочка». В каком-то смысле я воспринимаю ее как сестру. Иногда я спрашиваю себя: окажись я снова школьницей, подружились бы мы с ней или нет?
— И?…
— Похоже, что вряд ли. Она слишком самостоятельна. Ее невозможно представить себе в общей толпе. Меган была бы для меня какой-то особенной, необыкновенной, я ждала бы малейшей возможности поговорить с ней, понять, о чем она думает.
— А отец Меган? Вы с ним по-прежнему встречаетесь?
— Ну конечно. И больше того — мы помолвлены!
Карен улыбается Ричарду через плечо Глории; та отрабатывает подобающую случаю улыбку, а затем командует:
— Стоп! Снято.
Глория отцепляет с лацкана микрофон и пулей вылетает на крыльцо, где заранее ежатся от страха ее подчиненные.
— Какого черта? Почему мне об этом не было сказано? Кто готовил материал по родственникам? Антея? Свяжитесь с ней срочно! Нет, она в двести тринадцатом, какой еще, к черту, триста десятый. Будем переснимать вступление. Как погода? Продержится еще пару часов?
Суматоха продолжается минут десять, затем Глория возвращается.
— Приготовились… Внимание… Съемка.
Глория мгновенно, словно раскрывшееся на экране компьютера окошко, превращается в «Глорию».
— Значит, Карен, ты помолвлена.
— Ну да.
— И можно нам познакомиться с… ним?
— Полагаю, что нет. Он куда более скрытен, чем я.
— Как его зовут?
— Ричард.
— Итак, все эти годы Ричард ждал тебя? Он, твой единственный возлюбленный, дождался?
Карен молчит. На ее глаза наворачиваются слезы — черт бы их побрал! Она все-таки угодила в слезливую ловушку, умело расставленную Глорией.
— Да, — (всхлип), — дождался.
Слезы льются в три ручья. Глория с трудом прячет вздох облегчения. Уж она-то понимает, что этот кадр будет убойным.
— Глория! — раздается голос одного из техников. — У нас в этом кадре звук не пошел. Придется переснять.
Глория вполголоса матерится, затем все начинается сначала, повторяясь с механической точностью.
— Значит, Карен, ты помолвлена.
Ресницы Глории — хлоп-хлоп.
— Да.
— И можно нам познакомиться с… ним?
— Нет.
— Как его зовут?
— Это наше с ним личное дело.
— Понятно. Итак, твой молодой человек все эти годы ждал тебя? Он, твой единственный возлюбленный, дождался?
Карен молчит.
— Да. Дождался.
Ни слезинки. Глория в ярости.
Скольким из нас выпало счастье познать любовь, которая способна пронестись через вечность? Какой же чистоты должно быть чувство, чтобы противостоять всему, что судьба швыряет нам в лицо? Вот она перед нами — Карен Мак-Нил, женщина, вернувшаяся в наш мир из небытия, женщина, которую ее близкие ждали, не сдаваясь, и — дождались…
