Вскрытые вены Латинской Америки - Галеано Эдуардо (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
Всему этому положила конец иностранная интервенция. Олигархия подняла голову и принялась мстить. /168/ Документы на право владения землей, выданные Артигасом, были объявлены недействительными новыми законодателями. С 1820 г. и до конца века под дулами ружей сгонялись с земли неимущие патриоты, которых одарила аграрная реформа. И оставалась у них только «землица для собственной могилы». После своего поражения Артигас перебрался в Парагвай, где и умер в одиночестве после долгих и тягостных лет жизни в изгнании. Предоставленные им права собственности на землю более не имели цены; государственный прокурор Бернардо Бустаманте, например, утверждал, что «неправомерность данных бумаг неоспорима». А правительство тем временем, восстановив «порядок», поспешило ввести в действие первую конституцию «самостийного» Уругвая, отрезанного от той Великой родины, за которую сражался Артигас.
Свод законов 1815 г., разработанный Артигасом, содержал специальные пункты, направленные на то, чтобы не допустить чрезмерного сосредоточения земель в руках немногих собственников. В наши дни сельский ландшафт Уругвая — это пустынная равнина: всего 500 семей владеют половиной всех земельных площадей и, будучи властями предержащими, контролируют три четверти капиталов, вложенных в промышленность и банковское дело[103]. Проектам аграрной реформы тесно в общей могиле парламентских бумаг, а сельская местность меж тем пустеет; армия безработных увеличивается, но все меньше людей остается в сельском хозяйстве — таков драматический итог двух последних переписей. Страна живет за счет шерсти и мяса, но на ее лугах в наши дни пасется меньше овец и меньше коров, чем в начале века. Отсталые методы ведения хозяйства тормозят развитие животноводства — оно зависит лишь от степени бодрости быков и баранов по весне, количества выпавших дождей и естественного плодородия почвы, — а также мешают повысить урожайность сельскохозяйственных культур. Производство мяса из расчета на одну голову скота не достигает и половины того, что производят Франция или Германия; то же самое можно сказать о молоке в сравнении с надоями в Новой Зеландии, Дании и Голландии; с каждой овцы в Уругвае получают на килограмм меньше шерсти, чем в Австралии. Урожаи /169/ пшеницы с гектара в три раза ниже, чем но Франции, а кукурузы — в семь раз ниже, чем в Соединенных Штатах [104]. Крупные земельные собственники, переводящие свои прибыли за границу, лето проводят на курорте в Пунта-дель-Эсте, а зимой, согласно привычному жизненному распорядку, тоже не живут в латифундиях, куда лишь от случая к случаю наведываются на своих собственных самолетах. Еще век назад, когда было создано «Аграрное общество», две трети его членов уже прочно обосновались в столице. Экстенсивное сельское хозяйство, отданное на откуп природе и голодным пеонам, не доставляет им особых беспокойств.
Однако доходы такое хозяйство приносит. С настоящее время получаемая арендная плата и прибыли капиталистов-скотоводов составляют не менее 75 млн. долл. в год [105]. Показатели продуктивности сельскохозяйственных отраслей низки, но доходы очень высоки — за счет ничтожнейших расходов. Эта земля без людей, и людей без земли. Крупные латифундии обеспечивают работу — да и то не на весь год — из расчета примерно двух человек на каждую /170/ тысячу гектаров. В поселках на границах поместий собирается масса бедняков —резервная армия, всегда готовая продать свой труд. Гаучо с эстампов на «народные темы», изображаемый поэтами и художниками, ничего общего не имеет с реальным пеоном, работающим на чужой и обширной земле: вместо кожаных сапог на нем альпаргаты на шнурках, вместо широкого кушака с золотыми и серебряными украшениями — обычный поясок или простая веревка. Те, кто производит мясо, потеряли возможность есть его: исконные местные обитатели креолы чрезвычайно редко могут отведать свое национальное блюдо — креольское асадо, — сочное и нежное мясо, зажаренное на углях. Хотя статистики международных организаций издевательски приводят заведомо фальшивые «средние данные» о потреблении мяса в Уругвае, истинная картина выглядит иначе: похлебка из лапши и конских потрохов — «энсопадо» — является главным блюдом в почти безбелковом рационе уругвайских крестьян[106].
Ровно через столетие после обнародования земельного законодательства Артигаса, Эмилиано Сапата стал проводить на юге Мексики, где он установил революционную власть, глубокую аграрную реформу.
Пятью годами раньше диктатор Порфирио Диас пышно отпраздновал столетнюю годовщину «Клича Долорес» (призыв к вооруженному восстанию против испанского коло¬ниального ига, с которым 16 сентября 1910 г. вступил в г. Долорес национальный герой Мексики Мигель Идальго. День «Клича Долорес» является национальным праздником Мексики. — Прим. ред.): ее отмечали элегантные кабальеро в смокингах, представлявшие официальную Мексику, не желавшие знать с высот своего Олимпа нищую Мексику, которая их кормила и поила. В этой республике парий доходы тружеников не увеличились ни на один сентаво с времен исторического восстания священника Мигеля Идальго. В 1910 г. чуть более 800 латифундистов, многие из которых были иностранцами, владели почти всей территорией страны. Эти сеньоры из города жили в столице или в Европе и только изредка наезжали в главные усадьбы своих латифундий, где преспокойно спали, укрывшись за высокими каменными стонами с могучими контрфорсами[107]. По другую сторону стен задыхались от тесноты пеоны в своих деревенских /171/ домишках из саманного кирпича. 12 млн. человек из 15 млн. обитателей тогдашней Мексики зависели от заработков в сельском хозяйстве; при этом их заработная плата почти целиком оставалась в лавке помещика, где по невероятно высоким ценам им продавали фасоль, муку и водку. Тюрьма, казарма и церковь усердно боролись с «врожденными пороками» индейцев, которые, по словам представителя одного известного в свое время семейства, рождались «ленивыми, склонными к пьянству и воровству». Рабство, в которое обращали работника при помощи унаследованных им долгов или нового контракта, было реально существующей системой труда на хенекеновых плантациях Юкатана, на табачных плантациях Валье-Насьоналя, в лесах и садах Чьяпса и Табаско и на каучуковых, кофейных, сахарных, табачных и фруктовых плантациях Веракруса, Оахаки и Морелоса. Джон Тернер, североамериканский писатель, писал после посещения Мексики, что «Соединенные Штаты втайне превратили Порфирио Диаса в своего политического вассала, а Мексику, следовательно, в свою рабскую колонию»[108]. Североамериканский капитализм извлекал, прямо или косвенно, огромную выгоду от поддержки диктатуры. «Североамериканизация Мексики, которой похвалялся Уолл-стрит, — говорил Тернер, — осуществляется так, словно США за что-то мстят этой стране».
В 1845 г. Соединенные Штаты аннексировали мексиканские территории Техаса и Калифорнии, где установили рабство «именем цивилизации»; в этой войне Мексика потеряла площади, занятые нынешними североамериканскими штатами Колорадо, Аризоной, Нью-Мексико, Невадой и Ютой, — то есть более половины страны. Узурпированные северным соседом территории равны площади всей современной Аргентины. «Бедная Мексика! — говорят с тех пор. — Так далеко она от бога и так близко от Соединенных Штатов». Ее искромсанная земля затем претерпела вторжение и североамериканских капиталовложений — в медь, нефть, каучук, сахар, банки и транспорт. «Америкэн кордейдж траст», филиал «Стандард ойл», имеет самое прямое отношение к гибели индейцев майя и яки на плантациях хенекена в Юкатане, этих настоящих концлагерей, где взрослых и детей продавали и покупали как скот, ибо этот концерн приобретал более половины всего /172/ производимого в Мексике хенекена, и ему было желательно иметь самое дешевое волокно. Иной раз об использовании рабского труда говорилось без стеснения, в открытую, как подтверждает Тернер. Один североамериканский управляющий рассказал ему, что оплатил партии завербованных пеонов по 50 песо за голову, «и мы будем их держать, пока они живы... В течение трех месяцев похороним более половины»[109].
