Академический обмен - Лодж Дэвид (читать хорошую книгу TXT) 📗
Двери лифта открылись, они шагнули внутрь, и вслед за ними туда вскочил Карл Круп. Это был коротконогий очкарик с лысоватой макушкой — на удивление негероический тип, подумал Филипп, когда увидел его впервые. На лацкане у него, как медаль ветерана войны, все еще красовался значок «Нет увольнению Крупа». Возможно, он носил его, чтобы досадить Хоугану, которому пришлось санкционировать его увольнение, а затем прием на работу.
— Привет, Люк, здорово, Филипп, — бодро поприветствовал он их. — Идете на бдение?
Люк ответил с кислой улыбкой:
— Ты знаешь, у меня с утра комиссия, Карл.— Едва дверь лифта открылась, как он выскочил и исчез в своем кабинете.
— Либерал хренов, — пробормотал Круп.
— Я тоже либерал, — возразил Филипп.
— Тогда мне хотелось бы, — сказал Круп, похлопывая Филиппа по спине, — чтобы было побольше таких либералов, как ты, Филипп, защищающих свой либерализм на передовой, готовых ради него пойти в тюрьму. Ты идешь на бдение?
— Да-да, — сказал Филипп и покраснел.
На кафедре, куда он зашел проверить почту, его приветствовала секретарша Мейбл Ли:
— Профессор Лоу, мистер Бун оставил вам записку, — сказала она с наигранной улыбкой. — Я слышала, вы будете у него на шоу сегодня вечером. Я обязательно послушаю.
— О Боже, вот уж чего бы не посоветовал.
Он взял из лежащей на столе кипы газет номер «Стейт дейли» и пробежал глазами заголовки на первой странице: «Приказ, ограничивающий полномочия шерифа О'Кини… Другие кампусы выражают свою поддержку… Предположения врачей и ученых об использовании газа кожно-нарывного действия… Женщины и дети на Марше в защиту Сада…» Там же была и фотография Сада, не по дням, а по часам превращающегося в грязный пустырь с остатками игрового оборудования и чахлыми кустами в углу, со всех сторон обнесенный ограждением из колючей проволоки. По ту сторону забора находилась кучка безучастных солдат, а снаружи — толпа женщин и детей, что-то вроде сюрреалистического концлагеря наоборот. Может, сгодится для шоу Чарлза Буна? «И кто же здесь настоящие пленники? Кто за колючей проволокой, кто на свободе?» И так далее в том же духе. Филипп открыл свой ящик для корреспонденции, к величайшему изумлению его американских коллег называемый им на английский манер «голубиным гнездом». При виде небольшого потрепанного пакета с адресом, написанным рукой Хилари, ему на какое-то мгновенье стало не по себе, пока он не сообразил, что пакет был отправлен наземной почтой несколько месяцев тому назад. Почта, приходившая из-за пределов Эйфории, в последнее время стала его беспокоить, напоминая ему о связях и обязательствах совсем в других краях; особенно он вздрагивая от писем Хилари, тонких бледно-голубых посланий, на которых даже профиль королевы в правом углу являл его виноватому взору скорбное неодобрение его поведения. Однако в письмах Хилари не было и следа недовольства или подозрений. С дружелюбной словоохотливостью она писала о детях, о Мэри Мейкпис и о Моррисе Цаппе, который явно выходил в Раммидже на первые роли и уже успешно предотвратил начавшуюся было студенческую заварушку… Однако Филипп плохо воспринимал эти новости, бегло скользя взглядом по ровным, округлым буквам и в первую очередь пытаясь убедиться, что слухи о его супружеской неверности еще не докочевали до Раммиджа и не аукнулись возмущением и гневом. В Плотине ни для кого не было секретом, что он живет в доме Цаппов, но люди, похоже, были слишком озабочены проблемами Сада, чтобы задавать дальнейшие вопросы. Или это было так, или, как полагала Дезире, его считали голубым, поскольку он пустил в свою квартиру Чарлза Буна, а ее — лесбиянкой, поскольку она увлеклась феминизмом, так что едва ли кто-нибудь мог подумать, что они завели роман. К тому же Говарду Рингбауму, которого в первую очередь подозревали как автора подметного письма о Мелани (Ковбой, его студент, мог послужить источником информации), предложили работу в Канаде, и он уехал из Эйфории, мгновенно отпущенный вздохнувшим с облегчением Хоуганом.
Филипп прочел записку Чарлза Буна с напоминанием о времени и месте радиопередачи. Он вспомнил о том, как они встретились в самолете — с тех пор, казалось, прошли годы. «А кстати, вам надо будет как-нибудь прийти ко мне на передачу!..» Да, многое изменилось, включая и его отношение к Чарлзу Буну, которое прошло широкий спектр чувств — удивления, раздражения, зависти, злобы, мучительной сексуальной ревности и теперь, когда страсти поутихли, какого-то сдержанного уважения. В эти дни Буна можно было видеть повсюду — на улицах и на телеэкране, там, где случались шествия или демонстрации, — он так и лез в глаза со своей загипсованной рукой на перевязи, словно набиваясь на то, чтобы полицейские сломали ему и другую. Его наглости, дерзости и самоуверенности не было предела, и все это можно было принять за мужество. Влюбленность в него Мелани, которая со временем отнюдь не шла на убыль, теперь стала более понятной.
Филипп скомкал записку и бросил ее в мусорную корзину. Бандероль из Англии он откроет в приватной обстановке своего кабинета. По дороге туда он зашел в мужской туалет на четвертом этаже — тот самый, в котором в день его приезда взорвалась бомба, — теперь отремонтированный и заново покрашенный. 1 Считалось, что, если стать у писсуара, то лучшего вида из окна на бухту и подвесной Серебряный мост не сыскать, но сегодня Филипп устремил свой взгляд вниз. Да, в перспективе точно укорачивается.
Поверь мне, Хилари, что о постели и речи быть не могло. В тех редких случаях, когда мы встречались, мы не особенно друг другу нравились — мало того, Дезире только и говорила что о движении феминисток и вообще была настроена против мужчин. Кстати, именно это и привлекло ее в наших отношениях…
— Боже мой! — вздохнула Дезире, в первый раз оказавшись в постели с Филиппом.
— Что такое?
— А как все было хорошо!
— Все было потрясающе, — сказал он. — Я не слишком быстро кончил?
— Да я не о том, глупый. Как все было хорошо, когда мы жили в целомудрии.
— В целомудрии?
— Да, мне всегда этого хотелось. Согласись, славно мы жили эти последние недели — как брат с сестрой. А теперь вот завели интрижку, теперь все как у людей. Банально.
— Но если ты этого не хочешь, мы можем не продолжать, — ответил он.
— Нет, когда начнешь, назад дороги нет. Только вперед.
— Хорошо, — сказал он и в подтверждение этих слов разбудил ее на следующее утро пораньше, чтобы снова заняться любовью. Возбудилась она не сразу, но, достигнув оргазма, выгнула спину и так заходила ходуном, что Филипп слетел с кровати.
— Если бы я не знала, что вагинальный оргазм — это выдумки, — сказала она потом, — то ты мог бы ввести меня в заблуждение. С Моррисом никогда не было так хорошо.
— Верится с трудом, — ответил он. — Но спасибо на добром слове.
— Нет, правда. Техника у него была отменная, по крайней мере, во время оно, но я всегда чувствовала себя как двигатель на испытательном стенде. Как это у них там называется, тест на разнос?
Филипп зашел в свой кабинет, открыл окно и сел за стол. Бандероль, присланная Хилари, по всей видимости, содержала книгу и имела штамп «Получено в поврежденном от морской воды виде», что и объясняло ее странное, чуть ли не зловещее обличье. Он развернул упаковку, скрывавшую покоробленный и вылинявший том, который он сразу и не узнал. Корешок у книги отсутствовал, страницы слиплись. С трудом развалив книгу посередине, он прочел: «Возвращение к прошлому следует использовать очень умеренно, по возможности избегая его. Оно замедляет развитие сюжета и вводит читателя в заблуждение. Жизнь, в конце концов, идет вперед, а не назад».
Все в нерешительности собрались на ступеньках главного здания — профессора, старшие и младшие преподаватели английской кафедры. Между ними сновал Карл Круп, раздавая черные повязки. Кое-где маячили самодельные плакаты, гласившие: «Войска — вон с кампуса!» и «Прекратить оккупацию!». Филипп кивал и улыбался друзьям и знакомым в одетой по-летнему толпе. Для массового выступления день выдался хоть куда, И все это было больше похоже на пикник, чем на бдение. То же самое, судя по всему, думал и Карл Круп, так как он, похлопав в ладони, призвал компанию к порядку.