Уроки норвежского - Миллер Дерек Б. (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
— Почему его не объявляют в розыск? Почему не опубликуют его портрет во всех новостях?
— Сигрид сказала, что это из-за того, что у вас одна фамилия, а она есть на двери. Есть вероятность, что убийцы знают о его исчезновении и примутся его искать. Может, они захотят узнать, что он видел. И говорят, мальчик может быть с ним. Если убийцы ищут мальчика и узнают, что Шелдон пропал, они поймут, что полиция его не нашла.
— Все это звучит как-то запутанно.
Напоминает игру в шахматы. Эта женщина из полиции, Сигрид, очень осторожная.
— Она считает, что мы в опасности?
— Нет. Преступление, по всему видно, с нами не связано. И убийцы никак не могут знать про наш домик тут. Но все равно, полиция Конгсвингера в курсе, что мы здесь. Нам ничто не грозит.
Весь день они отдыхают и ждут новостей.
В шесть часов вечера, пока еще светло и тепло, Энвер Бардош Бериша, Бурим и Гждон переступают через порог их домика и направляются прямо к холодильнику.
Часть III
НЬЮ-РИВЕР
Глава 15
В комнате Шелдона в Осло висит норвежское стихотворение. Обнаружив его в антикварной лавке в Нью-Йорке, Рея была впечатлена его силой и свободным слогом перевода. Она сфотографировала его, распечатала, вставила в рамку и подарила Ларсу на день рождения.
Оно висит над ночной лампой в спальне у Шелдона. Когда он садится на кровать и смотрит на фотографии покойных жены и сына, порой ему приходится отворачиваться. И тогда он видит стихотворение.
Оно было написано в 1912 году и переведено на английский язык профессором из университета Миннесоты. Через семь лет после того как Норвегия обрела независимость от Швеции, университет издал его в сборнике малоизвестных произведений, названном «Современная поэзия Скандинавии».
Норвегия. Дар племенам кочевым,
Что стремились все дальше на север,
К землям, где море грохочет оркестром,
Соленые волны бросая на берег скалистый,
Где живы забытые временем боги.
Брызгаясь вином словно дети,
Эхом голосов рассыпаясь по залам,
Гостей дорогих ожидая,
Поднимая огонь и песни
В спокойное темное небо,
Обращаясь к полярной ночи
Хором свечей и запахом дыма.
Мы, — они говорят, — севера дети родные,
Наши отцы здесь уснули в земной колыбели,
Это общая память, история наша,
Они говорят,
Это наша земля.
И теперь эта земля окружает его, Шелдона. Он никогда прежде ее не видел. Они едут уже несколько часов. Обозревая окрестности с высоты трактора, старик вспоминает картины, которые рождало в его воображении стихотворение. Он не помнит его наизусть, но чувствует настроение и не забыл яркие метафоры. Сейчас, когда ветер бьет ему в лицо, когда под ним шуршат огромные колеса трактора, а в лодке стоит Пол, стихотворение вдруг приходит ему на ум.
До сих пор эта земля представлялась ему безмолвной, теперь же, вглядываясь в нее, он как будто слышит ее голос. Он чувствует, что сама по себе тишина — это такой язык. Это больше чем просто смерть и память. Больше чем голоса ушедших.
Есть что-то в тишине Европы, чего он прежде никогда не слышал. Но ему не хватит оставшейся жизни, чтобы полностью постичь эту тишину. Поэтому он относится к своему новому открытию как к стихотворению, найденному случайно, — не вдаваясь в детали. Без названия и без автора. Пережил однажды и больше не встречал.
Бросая вызов возрасту и гравитации, он встает во весь рост на движущемся тракторе, и мир проплывает под ним. Он наблюдает, как к нему приближаются деревья: сначала медленно, потом с ускорением пролетая мимо.
Они доезжают до Хусвиквейена, потом до Киркевейена и Фроенсвейена. Позже он поворачивает к Арунгвейену и Моссевейену и, в конце концов, на Rv23 и EI8, где перед ним открывается тихий простор, раскинувшийся, словно океан. Этот простор что-то говорит Шелдону, но тот не в силах понять, что именно.
Шелдон открыл глаза, когда Марио клал ему на голову влажную салфетку.
— Донни, ты в порядке?
— Да не очень.
— Медики перевязали тебе ногу. И оставили записку.
— Что с ногой?
— Огнестрельная рана, но легкая.
— Понятно.
— Как ты сюда попал? — спросил Марио.
Донни принялся вспоминать. Его подстрелили, когда он приближался к дамбе. Он отстреливался. Потом вырубился. Теперь у него болит голова. Ранена нога, а болит голова. Странно.
— Я приплыл на лодке.
— На какой лодке? С десантного судна? Я тебя там не видел.
— Нет, на маленькой лодке. На плоту. Я одолжил его у австралийцев. Меня, должно быть, выбросило на берег. Или кто-то меня вытащил. Трудно сказать.
— Поэтому ты весь мокрый?
— Да, Марио. Поэтому я весь мокрый.
— Встать можешь?
— Думаю, да.
Донни не представлял себе, который сейчас час и сколько понадобилось времени, чтобы захватить все три пляжа. На берегу засели остывающие танки Т-34. Уже был развернут полевой госпиталь. Над собой он видел огни корейского маяка в Палми-до. Наступило время прилива, солнце блестело на бортах десантной лодки. Ребята курили. Было довольно спокойно.
Марио поднял Донни, они стояли, глядя друг другу в глаза, и улыбались.
— Рад тебя видеть, — сказал Марио.
— Сопли утри.
— Нам надо сфотографироваться.
— Зачем?
— Мы же братья по оружию! Мы сделаем снимок и будем показывать его своим сыновьям, чтобы они гордились нами.
— Ты и правда думаешь, что мы встретим девчонок?
— Я-то точно. А вот ты — может, милую коровушку. Или уточку. Говорят, утки — отличные любовницы.
— Что, правда?
— Да, — подтвердил Марио. — А когда надоест, ты всегда можешь ее съесть.
— Где фотоаппарат?
Марио снял рюкзак и вытащил оттуда «Лейку IIIc». Она была блестящая, из нержавейки, с ребристой ручкой. Он протянул ее Донни.
— Я не знаю, как этим пользоваться.
И Марио показал ему, как определять выдержку, устанавливать светочувствительность и выставлять диафрагму. Все это время американские, канадские и южнокорейские солдаты очищали пляж и прибрежные воды от последствий военных действий. Они грохотали чем-то в пунктах снабжения и перетаскивали тяжести на пирсах. Пока двое друзей обсуждали кнопки фотоаппарата, Инчхон у них за спиной превращался в плацдарм для северных операций против коммунистов.
— Теперь ты все понял? — спросил Марио.
— Думаю, да.
— Сначала меня сфоткай.
Вдалеке раздавались взрывы снарядов, где-то за холмом продолжался бой с остатками сил сопротивления. Марио отступил назад и приготовился к съемке. Руки у Донни были липкими от склизкой морской воды, и он вытер покрытые песком пальцы о мокрые штаны, чтобы не испортить фотоаппарат Марио.
Когда он поднес камеру к глазу, ему пришло в голову, что он впервые в жизни смотрит в видоискатель. Может быть, когда-то он и держал фотоаппарат в руках. Но никогда не смотрел в видоискатель. Разве что в прицел винтовки. В свои первые мишени он целился в Нью-Ривере около Кэмп-Леджона, Северная Каролина, — в учебке. И его все время мучило желание почесаться.
Это выдаст вашу позицию, и вас убьют. Есть вопросы?
