Дэниел Мартин - Фаулз Джон Роберт (читаем книги txt) 📗
Все это прошло и быльем поросло; и теперь, сидя в своей квартире с очередной порцией виски, я вернулся мыслями к Дженни. Мне хотелось услышать ее голос: голос – как напоминание о более простом, не обремененном никакими приговорами настоящем. Возможно, Нэлл была права: эту квартиру действительно обволакивала аура отчаяния, преходящести, ложного выбора. Я не сводил глаз с телефона, уже готовый сдаться. И тут вдруг реальное настоящее опять возникло передо мной: Каро, в длинном, до пят, халате, стояла в дверях. Я сразу понял – что-то случилось. Она должна была лечь уже минут двадцать назад и вот стоит в дверях с видом непослушного и обиженного ребенка.
– Не могу заснуть.
– Тогда выпей со мной.
Она отрицательно покачала головой, но в комнату все-таки вошла. Направилась к окну – шторы не были задернуты – и уставилась в ночь. Я произнес:
– Каро?
Несколько секунд она молчала.
– У меня роман с Бернардом, пап. – Она не сводила глаз с улицы за окном. – Прости, пожалуйста. Не знала, как тебе сказать об этом пораньше.
Ее слова меня потрясли, но недоверия не вызвали, скорее недоумение, мог ведь и сам, дурак, догадаться. Они, разумеется, старались отвести мне глаза, но улик было предостаточно.
Она прошептала:
– Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь.
– Да как это произошло, Господи ты Боже мой?
Она пожала плечами, по-прежнему глядя в окно: как такое вообще происходит? А мне хотелось спросить, что же она в нем нашла. Он выглядел ничуть не моложе своих лет – во всяком случае, так мне показалось, я даже поздравил себя с тем, что у меня нет ни таких мешков под глазами, ни животика, что я не так изношен физически, не так обрюзг…
– Я не знала, что вы вместе летите. В последнем разговоре он сказал – пробудет еще дня два. Я, когда его… жену увидела, чуть не убежала. Но она заметила меня раньше.
– Она знает?
Каро покачала головой:
– Думаю, подозревает. Но их брак уже много лет просто пустая скорлупа.
– Ты его любишь?
– Мне его жалко. Не знаю.
– Ты поэтому не писала?
Она кивнула, и на миг мне показалось, что она вот-вот расплачется. Я встал, принес еще бокал, плеснул туда немного виски и подошел к ней.
– Пойдем посидим.
Она послушно пошла со мной к кушетке, примостилась у меня под боком.
– А мама твоя знает об этом?
– Нет, я не хотела бы… Не говори ей, ладно? Пока.
Мы не смотрели друг на друга, разглядывали каждый свой бокал.
– А почему ты решила мне сказать?
– Потому что почти всю жизнь не могла говорить тебе правду. Потому что… – Она снова пожала плечами.
– Ты, кажется, чувствуешь себя несчастной из-за всего этого.
– Только потому, что приходится на тебя все это выплескивать.
– Только-то?
– Еще и с женой его вдруг встретилась. – И добавила, совсем тихо: – И прилетел, не предупредив.
– Ты что же, думаешь, он до тебя жене не изменял?
– Я не настолько наивна.
– Тогда ты представляешь себе перспективу. Маргарет… Он ее не бросит. – Я помолчал. – Бог знает почему. – Каро не ответила. – Ты из-за него рассталась с Ричардом?
Она покачала головой:
– Да нет. Это назревало давным-давно.
– Но секретарем у него ты поэтому стала?
– Между прочим, работник я хороший. Хоть это и может показаться невероятным. – Она бросила на меня быстрый взгляд: – Что тут смешного?
– Твоя матушка как-то швырнула в меня точно такую же незаслуженно саркастическую фразу. Правда, в ином контексте.
– Извини.
– Моя дорогая, меня волнуют вовсе не твои успехи в стенографии.
– А то, что я связана с кем-то, кого ты презираешь?
Она пристально рассматривала ковер. Я сказал – очень ровным тоном:
– Я не презираю его лично, Каро. Во всяком случае, не больше, чем любого другого в газетном мире.
– В мире, куда я попала по твоему совету.
– Вину признаю. Но я надеялся, ты оценишь этот мир по достоинству.
– Как оценивает его Бернард. И гораздо точнее, чем тебе представляется.
– И продолжает в этом мире существовать?
– Ему не так повезло, как некоторым другим. Помимо всего прочего, на его попечении жена и трое детей.
– Ну ладно. Ты права. – Каро упрямо рассматривала ковер: она снова брала препятствия, только на этот раз похоже было, что наездник забыл, какое именно препятствие нужно брать следующим. – Скажи мне, что тебе в нем нравится?
– Он печальный. И добрый. Сам по себе. И такой благодарный.
– Еще бы. Она помолчала.
– А еще – с ним можно поговорить.
– Это упрек? – Она потрясла головой, но не очень убедительно. – Давай выкладывай начистоту.
– Серьезно поговорить.
– О чем?
– О чем угодно. О том, о чем с тобой я говорить не могу. И с мамой тоже.
– Например?
– Ты, кажется, никак не можешь понять, что можно любить вас обоих. При всех ваших недостатках и ошибках. – Прежде чем я успел рот раскрыть, она продолжала: – Я прекрасно знаю, какой она может быть стервой. Но знаю и то, что у нее есть основания – пусть и вполовину не такие значительные, как она сама полагает, – считать тебя самовлюбленным эгоистом. Дело не только в вас двоих. Это всей семьи касается. Мы, кажется, столько всего предали анафеме, столько всего похоронили…
– Ты же знаешь, что произошло.
– Да я же не о прошлом. О том, что я чувствую по отношению к вам обоим. Сейчас.
– А он – слушает? – Она кивнула. – И у него это серьезно? – Она ничего не ответила, и мне пришлось подыграть ей: – Если это не слишком старомодно звучит.
– Он чувствует себя виноватым… Перед женой.
Я не очень-то поверил в это, поскольку подозреваю, что чувство вины, как и порядочность, – слишком привлекательный и удобный предлог, чтобы не воспользоваться им к своей выгоде.
– А если в один прекрасный день он решит, что ни в чем перед ней не виноват?
– Ну, голову я пока не потеряла. Об этом речи нет.
Мы долго молчали. Я допил оставшееся в моем бокале виски; Каро так и не притронулась к своему.
– Он об этом должен был мне позвонить?
– Мы с ним обсуждали такую возможность. Он прекрасно понимает, что ты должен чувствовать.
– А ты?
– Сначала – нет, не понимала.
– Ты считаешь, у меня самого рыльце в пуху, не правда ли?
– При чем тут это? Никто об этом и не думает.
– В самом деле?
– Папочка, я вовсе не страдаю из-за того, что ты по-прежнему привлекателен как мужчина. Я понимаю, ты никак не можешь быть Эндрю.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я знаю, ты с презрением относишься к миру, в котором он живет. Но как отец он гораздо лучше тебя. – Она помолчала. – Может, просто потому, что он всегда рядом. И умеет ладить с мамой.
После довольно долгой паузы я сказал:
– Ты, кажется, полагаешь, что я презираю всё и вся, Каро.
– Ты надеешься, что каждый станет думать и чувствовать так же, как ты. – Она опять помолчала, потом добавила: – Да я ни в чем тебя не виню; ты скорее всего прав насчет Флит-стрит, но… – Она снова покачала головой.
Я не понял, винит она мою работу или мой характер; упрек был вовсе не нов, хотя никогда раньше стрела не падала так близко к цели. Единственное утешение, что за всем этим Каро, должно быть, скрывала какие-то собственные сомнения.
– Обещай мне по крайней мере, что ты, когда выйдешь замуж, заведешь себе не одного ребенка.
Она испытующе заглянула мне в глаза:
– Почему ты это сказал?
– Потому что единственные дети всегда прежде всего поглощены собой. Но вдобавок им трудно себе представить, что кто-то другой может реально в них нуждаться. И дело не просто в том, что для этих других у них времени не хватает.
– Я имела в виду только твою работу. – Она грустно улыбнулась. – Во всяком случае, уже поздно менять тебя на кого-то другого. – Она протянула мне свой бокал: – Не хочу.
Я перелил его содержимое в свой. Каро поднялась и подошла к камину. Остановилась там, ко мне спиной.
– Ты сердишься, что он сам тебе не сказал?
