Милые кости - Сиболд Элис (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
Он запомнил совет, полученный от нее во время самой первой поездки по Техасу, когда они увидели на обочине белый деревянный крест. У основания лежали цветы — свежие вперемежку с увядшими. Их пестрота сразу привлекла наметанный глаз мусорщика.
— Жмуриков-то особо не разглядывай, — сказала мать — Но и своего не упускай: иногда с них можно снять приличные цацки.
Уже в ту пору он подозревал, что в их действиях есть что-то запретное. Вместе выбравшись из кабины, они подошли к кресту, и тогда глаза матери превратились в две черные точки — так бывало всякий раз, когда впереди маячила удача. Вот и сейчас, откопав талисман в форме глаза, а потом еще один — в форме сердечка, она протянула их Джорджу:
— Не знаю, что скажет отец; давай-ка мы с тобой это прикарманим.
У нее в тайнике хранилось немало таких вещиц, о которых отец даже не догадывался.
— Выбирай: глаз или сердечко?
— Глаз, — сказал он.
— И розочки прихвати, какие посвежее. В кабине красиво будет.
Они заночевали в фургоне, не в силах ехать обратно, туда, где отец нашел поденную работу: вручную пилил тес и колол его на щепу.
Спали они, по обыкновению, в кабине, свернувшись калачиком и прижавшись друг к другу, как в тесном гнезде. Мать ерзала и крутилась волчком, сгребая под себя одеяло. После долгих мучений Джордж Гарви усвоил, что бороться с этим бесполезно, лучше дать ей вволю поворочаться. Пока мать не находила удобного положения, заснуть не удавалось.
Посреди ночи, когда ему снились королевские опочивальни, виденные в библиотечных книжках с картинками, кто-то постучал по крыше, и Джордж Гарви с матерью подскочили как ужаленные. Трое прохожих заглядывали в окно знакомым Джорджу взглядом. Точно так же смотрел иногда по пьянке его отец. Этот взгляд был избирательным: он выхватывал мать и в то же время полностью исключал сына.
Он знал, что кричать нельзя.
— Молчи. Тебя не тронут, — шепнула мать.
Его затрясло под ветхими армейскими одеялами.
Один из троих незнакомцев стоял перед лобовым стеклом. Двое других с обеих сторон колотили по крыше, хохоча и причмокивая.
Мать неистово мотнула головой, но это их только раззадорило. Тот, что преграждал им путь, начал бить ногой по бамперу, чем еще пуще развеселил своих дружков.
— Не дергайся, — тихо сказала мать. — Я притворюсь, что выхожу. Ползи сюда. Когда скажу, включишь зажигание.
Он знал, что ему говорят нечто очень важное. Что на него рассчитывают. Вместо привычного хладнокровия в ее голосе зазвучал металл, пробивающий броню страха.
Она изобразила улыбку и, когда мужики, утратив бдительность, заулюлюкали, локтем переключила передачу. «Давай!» — бросила она без видимого выражения, и Джордж Гарви подался вперед, чтобы повернуть ключ зажигания. Грузовик ожил и затарахтел.
Злоумышленников перекосило; от похотливых усмешек не осталось и следа, а когда фургон резко дернулся назад, они просто-напросто растерялись. Еще раз переключив передачу, мать крикнула Джорджу Гарви: «Ложись!» Скорчившись на полу, он почувствовал, как в паре футов у него над головой о капот ударилось чье-то тело. Потом тело рывком бросило на крышу. Оно задержалось там не более секунды, пока мать еще раз не дала задний ход. В этот миг к Джорджу Гарви впервые пришло четкое осознание: плохо быть ребенком, плохо быть женщиной. Хуже некуда.
Как у него захолонуло сердце, когда Линдси бежала к зарослям бузины. Впрочем, он тут же успокоился. Этому его научила мать, а не отец: сначала прикинь, чем рискуешь, а потом действуй. Он успел заметить, что блокнот лежит не на месте, а из альбома вырвана страница. Проверил спрятанный в сумке нож, спустился с ним в подвал и выбросил в квадратную дыру, пробитую в фундаменте. Сгреб с металлического стеллажа памятные вещи, которые остались от убитых. Зажал в кулаке снятый с моей цепочки брелок — замковый камень, эмблему Пенсильвании. На счастье. Остальные мелочи разложил на белом носовом платке, взялся за уголки и связал узел, с какими ходят бродяги. Засунув руку в дыру под фундаментом, он даже лег на живот, чтобы найти место поглубже. Три пальца ощупывали стенки, а два других сжимали скромный узелок. Нащупав ржавый выступ металлической балки, который строители забрызгали цементом, он повесил туда свои сокровища, вытащил руку и поднялся с пола. Книжонку с сонетами он с наступлением тепла закопал под деревьями в парке Вэлли-Фордж, без лишней суеты избавляясь от улик; теперь оставалось только надеяться, что все было сделано по уму.
Прошло от силы пять минут. Его подхлестывали досада и злость. Он успел проверить то, что другие назвали бы ценностями: запонки, наличность, инструменты. Но время поджимало. Нужно было звонить в полицию.
Сперва он как следует подготовился. Немного походил, сделал быстрый вдох-выдох, а потом, услышав голос дежурного офицера, изобразил крайнюю степень раздражения.
— Примите вызов. Кто-то вломился ко мне в дом, — заговорил он, прокручивая в уме начало своей версии, но уже прикидывал, как побыстрее смотать удочки и что взять с собой.
Набирая номер полицейского участка, отец рассчитывал поговорить с Леном Фэнерменом, но того не было на месте. Отцу сказали, что двое офицеров уже «выехали в адрес». Хотя мистер Гарви предстал перед ними в расстроенных чувствах, он вел себя вполне разумно. Правда, его вид вызывал какую-то брезгливость, но полицейские решили, что причиной тому — слезы и сопли, непозволительные, с их точки зрения, для мужчины.
Притом, что у них уже имелись сведения о похищенном рисунке, копы были поражены готовностью мистера Гарви предоставить свой дом для обыска. Казалось, он, ко всему прочему, искренне сочувствует семье Сэлмонов. Офицерам даже стало неловко. Для виду они осмотрели комнаты — и не нашли ничего необычного, кроме искусно сработанных игрушечных домиков в мастерской на втором этаже: это увлечение приписали замкнутому образу жизни хозяина. Тут они сменили тему и спросили, сколько времени уходит на такой вот макет.
Они заметили (как рассказали позже) мгновенную перемену в его поведении: он сразу сделался более дружелюбным. Сходил в спальню и принес свой альбом, не обмолвившись, впрочем, о пропаже рисунка. Полицейские про себя отметили, с какой все возрастающей теплотой он показывал им наброски миниатюрных строений. Следующий вопрос был начат очень деликатно.
— Сэр, — сказал полицейский, — у нас есть право доставить вас в участок для дачи показаний; а у вас есть право не отвечать на вопросы до прибытия адвоката, но…
— Охотно побеседую с вами прямо здесь, — прервал его мистер Гарви. — Я ни в чем не виноват и не собираюсь выдвигать обвинения против бедной девочки.
— Школьница, которая забралась к вам в дом, — начал офицер, — действительно кое-что похитила. Это рисунок кукурузного поля и какого-то полевого соружения…
Мистер Гарви очень убедительно изумился (позже офицеры рассказали об этом детективу Фэнермену). У него нашлось объяснение, которое звучало настолько правдоподобно, что Гарви не вызвал у них ни тени подозрения — возможно, потому, что с самого начала не считался убийцей.
— Ох, бедняжка, — выговорил он, прикрывая ладонью поджатые губы.
Повернувшись к альбому для эскизов, он стал перелистывать страницы, пока не дошел до рисунка, очень похожего на тот, что забрала Линдси.
— Вот, один к одному, верно?
Офицеры — теперь безмолвные слушатели — закивали.
— Я пытался понять, как это произошло, — объяснил мистер Гарви. — Признаюсь, меня обуял ужас. Наверняка все соседи точно так же себя корили, что не смогли помешать этому зверству. Почему они ничего не видели, не слышали? Я хочу сказать, девочка определенно звала на помощь.
— Так вот, — продолжил он, указывая авторучкой на рисунок. — Простите, но у меня образное мышление, поэтому, узнав сколько крови было пролито на поле и как выглядело место преступления, я решил, что, скорее всего… — Он заглянул им в глаза.
Офицеры обратились в слух. Ловили каждое слово. У них не было ни зацепок, ни трупа, ни улик. А этот слюнтяй мог подсказать приемлемую версию.
