Грифон - Конде Альфредо (книги онлайн .TXT) 📗

За их маневрами внимательно наблюдают с маяка Башни Геркулеса. С мыса, на котором расположен маяк, два священника следят за обстановкой на море, за направлением ветра, за работой лоцманов. Это Посланец и Каноник, они прибыли в Ла-Корунью в тот же день, когда выехали из Сантьяго, не теряя времени даром, как того требовала ситуация. Они знают, что, по словам короля Филиппа, предстоит выдающееся событие, о котором будут помнить века, и еще они знают, что здесь им необходимо кое-что сделать.

С наступлением темноты священники спускаются с маяка, им уже ясно, что заход кораблей в порт пока невозможен и они проведут беспокойную ночь неподалеку от соборной церкви в ожидании известий, которые принесет наступающий день.

Погода все еще штормовая, и Рекальде пока не решается войти в порт. Когда ему наконец удастся это сделать, он увидит, насколько пострадали корабли герцога Медины Сидоньи, хоть они и укрылись в бухте Парроте, и тогда он со всей очевидностью осознает, какие тяжелые дни довелось только что пережить ему самому, его людям и кораблям. Так случается на море, и весьма часто: по-настоящему осознаешь бедствие тогда, когда оно уже миновало, когда, глядя на другие корабли, видишь урон, которого не желал замечать на своем собственном, когда на лицах других видишь следы пережитого страха. Лишь обладая истинным умением поспорить с волнами и обмануть ветер, можно дерзнуть выйти в бурное море Финистерры, презрев коварство морских пучин и мощь штормового ветра. Это хорошо известно Лейве – ему пришлось повернуть к Вивейро, чтобы укрыться там; да, именно в Вивейро, к северу от которого угадываются за морем английские берега, укрылись десять кораблей, клиперов и шлюпок Средиземноморской эскадры; две галеры оказались в Хихоне [108], а какие-то даже в проливе Ла-Манш, где они бросили якорь у Сорлингских островов, воспользовавшись возможностью наблюдать оттуда за бухтой Моунт и даже позволив себе роскошь захватить два вражеских корабля, что было неплохим началом, не получившим, к несчастью, продолжения. Матросы с других кораблей уверяли, что видели на горизонте Дрейка [109], когда шли на всех парусах при холодном попутном ветре с севера на юг, к Ла-Корунье, где в течение долгого месяца будут еще собираться суда и матросы насладятся наконец отдыхом на суше.

Посланец и Каноник тем временем посещают пострадавшие корабли, утешают павших духом и заводят важные знакомства, которые смогут пригодиться им в будущем, когда приток новых людей сократится. А суда между тем приводят в порядок, их трюмы заполняют едой и питьем, а команды пополняют галисийскими юношами, прибывающими из земель графа Монтеррея, чтобы увидеть неведомое им доселе море; неожиданно они пугаются, преклоняя свои пики и аркебузы, которые еще недавно горделиво выставляли напоказ, перед открывающимся их взору небывалым величием истерзанной бурей армады, на глазах преображающейся и принимающей прежний вид. У многих галисийских парней, когда их облачают в военный мундир, несколько примиряющий их с вынужденной разлукой с милыми родными краями, губы растягиваются в улыбке удовлетворенного тщеславия; многие плачут, когда их разлучают друг с другом и распределяют по разным кораблям, составляющим в совокупности это чудо, порожденное несбыточной мечтой о возмездии. Галисийцы выйдут в море без своего капитана, и кто-то непременно объяснит им, что их разделили для того, чтобы перемешать с ветеранами; но ведь их так много, и все они хороши, как на подбор, так что, пожалуй, причина тут в другом: галисийцы никогда не должны быть вместе – ни вчера, ни сегодня, ни завтра; особенно теперь, в черные для короля Филиппа дни, галисийцев нельзя держать вместе: пусть сражаются в войнах, отстаивая чьи-то интересы, весьма далекие и даже чуждые им, но только порознь. В этом-то и кроется истинная причина, и ни в чем ином, ибо граф Лемос, он же граф Андраде, ведет за собой закаленных морских волков из Ла-Коруньи, моряков из Бетансос [110], белокурых и рыжеволосых, а также черноволосых, которые знают о море больше, чем кто-либо в мире, ведь в их жилах течет кровь предков, сотни лет бороздивших бурные морские просторы на краю света, куда никто не решается выйти, – так велик ужас, что внушают эти пучины всем, кто отважится приблизиться к ним. «Мы – лучшие моряки!» – этот клич часто звучит в атурушо, которым они заклинают страх, порождаемый знанием и притупляемый привычкой. «Зададим им как следует!» – кричат галисийцы, стуча деревянными башмаками по залатанным палубам, угадывая в них стволы деревьев, которые они так любили когда-то, под чьими кронами прятались, укрываясь то от дождя, то от солнца. И эти отважные моряки, которых сочли новичками, будут перемешаны с ветеранами итальянской войны (подумаешь!) и выйдут в море без своего капитана. Герцог Сидонья специально подчеркнет это в своем донесении королю, дабы тот был спокоен: галисийцы разобщены и с ними нет их предводителя, от греха подальше.

Но среди галисийцев есть два священника, которые исповедуют и отпускают грехи, внимательно слушают, а в случае необходимости и говорят; два священника, без труда проникающие в строго охраняемые лагеря, куда поместили галисийцев, отделив их от остальных, будто они и не принадлежат к этому войску, а, напротив, являются его врагами или пленниками; будто они не на родной земле, а в неволе на чужбине. И скоро пойдут среди галисийцев разговоры о том, что все это воинство более походит на армию завоевателей, а самые мрачные и настойчивые, самые упорные и, быть может, самые смелые и благоразумные в конце концов убегут и вернутся в свои деревни, откуда их увезли, дабы приняли они участие в сем предприятии, которое, судя по всему, вовсе и не про них, коль скоро и капитана их нет с ними, и за ними следят, будто они – пленники, а после разведут по разным кораблям и бросят на произвол судьбы, это их-то, моряков из моряков.

Не пройдет и месяца, как Посланец узнает о несчастьях, ожидающих этих людей, о бедах, от которых смогут избавиться лишь те, кто, часто не без его помощи, убежит далеко в горы, где никто не сможет их отыскать; многие будут удивлены поддержкой этого человека, которого еще совсем недавно встречали в землях Альяриса и Верина, где гремели Эдикт о Вере и Эдикт об Анафеме. Нелегкая миссия выпала на долю Посланца, и он берет клятву молчания с беглецов, признавшихся в том, что узнали его.

Перенесенная опасность могла иметь непредвиденные последствия, и священники отнюдь не были лишними на кораблях; так или иначе, но, когда уже в конце июля все ремонтные работы были закончены, суда восстановлены, запасы провианта пополнены и флот, воспользовавшись попутным южным ветром и глубокой водой, вновь пустился в плавание двадцать первого числа, в его личном составе оказались еще два человека, которых раньше там не было: в судовом списке флагмана «Сан Мартин» под командованием невежды Медины Сидоньи числится Посланец, а Лоуренсо Педрейре, белокурому Канонику из Компостелы, повезло больше – он попал на корабль «Санта Ана», под командованием капитана Рекальде, одного из самых лучших и надежных мореплавателей.

Флот направляется к берегам Фландрии, где его ждет Александр Фарнезе [111]. На флагмане Посланец получает весточку с «Санта Аны»: Рекальде сообщает, что в водах бретонского острова Уэссан можно ожидать шторма, это часто случается с наступлением осени, когда с океана приходят циклоны, которые, как утверждают знатоки, рождаются в далеком Карибском море, том самом, где побывал Колумб; правы знатоки или нет, но осенью море действительно становится неспокойным, и лучше держаться всем вместе и либо зайти, если возможно, в гавань Бреста, либо вновь повернуть назад. Вместе с донесением капитана приходит письмо от Лоуренсо; из письма явствует, что канонику очень страшно, и он спрашивает себя, кто втянул его в эту авантюру. Предупреждение Рекальде оправдывается: непогода вновь разбрасывает корабли, и только двадцать девятого числа им вновь удается собраться всем вместе; Рекальде и Лоуренсо Педрейра, а с ними еще несколько человек, к своему великому несчастью, прямо в открытом море пересели на другой корабль, а «Санта Ана» нашла пристанище в зеленой тиши бухты Ог – здесь она спокойно отдохнет, в то время как остальные суда, измучившись в борьбе со стихией, застыли в ожидании у Сорлингских островов.