Отель на перекрестке радости и горечи - Форд Джейми (читать книги полностью .txt) 📗
Жаль, но сегодняшних флагоносцев, Чеза Престона и Дэнни Брауна, никто бы из города не выслал, что бы те ни натворили. Оба родом из уважаемых семейств. Отец Дэнни — то ли судья, то ли адвокат, а родители Чеза — владельцы жилых домов в центре города. С Дэнни Генри не очень-то ладил, но особенно доставалось ему от Чеза. Не иначе он, когда вырастет, станет инспектором — будет приходить к Генри домой и требовать оплату по счетам.
Чез любил поиздеваться, он даже всех школьных хулиганов держал в страхе.
— Эй, Тодзио, ты забыл отдать честь флагу! — заорал Чез.
Генри, притворившись, что не слышит, продолжай идти к школьному крыльцу. Непонятно, что хорошего находил отец в этой школе. Краем глаза Генри видел, как Чез, отвязав флаг, устремился к нему. Генри прибавил шагу — скорей в школу, там ему никто не страшен, — но Чез преградил ему путь.
— Ах да, япошки ведь не салютуют американскому флагу!
Неизвестно еще, что обидней — когда дразнят за то, что ты китаец, или когда обзывают япошкой. Японского премьера Тодзио за острый ум прозвали Бритвой, а самому Генри не хватало ума сидеть дома, когда одноклассники произносили речи о «желтой опасности». А учительница, миссис Уокер, почти не замечавшая Генри, не пресекала двусмысленных шуток. И ни разу не вызвала Генри к доске решить задачу, думая, что он не понимает по-английски, — хотя по его отметкам, которые становились все лучше и лучше, могла бы догадаться.
— Драться он не полезет — сдрейфит, желторожий. Да и второй звонок сейчас прозвенит. — Дэнни глянул на Генри, ухмыльнулся и пошел к дверям.
Чез не двинулся с места.
Генри поднял взгляд на верзилу, преграждавшего путь, но не сказал ни слова. Он научился держать язык за зубами. Одноклассники по большей части не замечали его, а тем немногим, кто все же пытался его дразнить, быстро прискучивало. Но сейчас Генри вдруг вспомнил про значок и ткнул в него пальцем.
— «Я китаец», — прочел Чез вслух. — Какая разница, сопляк, ведь Рождество ты все равно не празднуешь?
Раздался второй звонок.
Генри громко рассмеялся.
«Сколько можно молчать? И Рождество мы празднуем, и Чуньцзе,лунный Новый год. Но Перл-Харбор — для нас не праздник».
— Твое счастье, что мне опаздывать нельзя, а то разжалуют из знаменосцев.
Чез сделал вид, будто бросается на Генри с кулаками, но тот и бровью не повел. Чез отступил и скрылся в дверях. Генри, вздохнув, зашагал вдоль пустого коридора в класс, где миссис Уокер выговорила ему за опоздание и велела остаться на час после уроков. Генри принял наказание, не выдав своих чувств ни словом, ни взглядом.
5
Кейко 1942
В тот день, прибежав на школьную кухню, Генри увидел новое лицо. Точнее, почти увидел, потому что лицо было обращено к груде перепачканных свеклой подносов. Девочка, на вид его ровесница, примерно одного с ним роста, лицо закрыто челкой. Она обдавала кипятком поднос за подносом и складывала в сушилку, потом не спеша повернулась. Нежный овал лица, кожа чистая, гладкая, без конопушек, не то что у других здешних девчонок. Но особенно поразили Генри глаза — темно-карие, бархатные. В кухонном чаду ему на миг почудился аромат жасмина, сладкий, таинственный.
— Генри, это Кейко. Она здесь новенькая, но вы соседи, из одного района. — Миссис Битти, повариха, обращалась с девочкой, как с кухонным автоматом — швырнула ей передник, толкнула к стойке, рядом с Генри. — Да вы случайно не брат с сестрой?
Сколько раз Генри слышал этот вопрос!
Миссис Битти, недолго думая, выудила коробок спичек, свободной рукой зажгла сигарету и удалилась.
— Освободитесь когда, кликните меня.
Как почти любого подростка, Генри тянуло к девчонкам гораздо сильнее, чем он мог признаться себе, а уж тем более другим, особенно мальчишкам, — те будто не замечали девчонок, не считали за людей. И, по привычке стараясь изобразить безразличие, Генри в душе радовался, что теперь не один на кухне.
— Я Генри Ли. Живу на Саут-Кинг-стрит.
Странная девчонка шепнула:
— А я Кейко.
Почему он ни разу не встречал ее в китайском квартале? Может, приезжая?
— Что за странное имя — Кей-Ко?
Она молчала. Раздался звонок на перемену, захлопали двери в коридоре.
Девочка собрала длинные черные волосы и перехватила лентой.
— Кейко Окабэ, — пояснила она и стала молча завязывать передник, ожидая ответа.
Генри обомлел. Японка! Теперь, когда она откинула с лица волосы, стало видно. И она явно сконфузилась. Как же она сюда попала?
Знакомых японцев у Генри было круглое число — ноль. Отец не разрешал водиться с японцами. Отец в свое время, по рассказам мамы, был в первых рядах борцов за свободу Китая. Когда он был подростком, его семья принимала у себя прославленного революционера Сунь Ятсена, приезжавшего в Сиэтл собирать средства для молодой армии Гоминьдана, сражавшейся в Маньчжурии. Сначала — военными облигациями, потом — через представительство. Подумать только, представительство китайской армии — по соседству с их домом! Там отец Генри собирал тысячи долларов для освобождения родины от японцев. «Его родины, не моей», — думал Генри. Нападение на Перл-Харбор, жестокое, вероломное, меркло в сравнении с бомбардировками Шанхая или разграблением Нанкина — так говорил отец. А Генри не мог даже отыскать Нанкин на карте.
Как бы там ни было, ни с кем из японских мальчишек Генри так и не сдружился, хотя их в городе было вдвое больше, чем китайских, и жили они совсем рядом. Генри поймал себя на том, что смотрит на Кейко, чьи беспокойные глаза будто видели его насквозь.
— Я американка, — добавила она словно в оправдание.
Генри, не зная, что ответить, окинул взглядом полчища голодных школьников, которые все прибывали.
— Ну, за дело.
Они сняли крышки с пароварок и переглянулись, скривившись от вони. Бурое месиво мало напоминало спагетти. У Кейко был такой вид, будто ее вот-вот стошнит. Генри же, привыкший к кухонному смраду, и глазом не моргнул. Он показал Кейко, как орудовать старым половником, а конопатые, стриженные ежиком мальчишки, даже совсем мелюзга, завели: «Смотрите-ка, китаеза подружку привел!» и «Еще рагу по-китайски, пожалуйста!»
Те, кто понахальней, выкрикивали прямо в лицо, остальные лишь ухмылялись да поглядывали исподлобья. Генри было стыдно и обидно, как всегда, но он молчал, как будто не понимал по-английски. Если бы и вправду не понимал, было бы проще. Молчала и Кейко, следуя его примеру. Полчаса они работали бок о бок и то и дело с усмешкой переглядывались, нарочно наваливая побольше склизкого варева особо зарвавшимся, например рыжей девчонке, которая, скорчив препротивную рожу, взвизгнула:
— Да они по-английски ни бум-бум!
Так, улыбаясь друг другу, они обслужили всех, перемыли и убрали подносы и кастрюли. Потом вместе перекусили в чулане банкой груш.
Груши показались Генри необыкновенно вкусными.
6
Дорога домой 1942
И недели не прошло после появления Кейко, а Генри уже совсем привык к новому распорядку. Они вместе обедали, а после уроков встречались возле каморки сторожа и снова брались за работу: мыли школьные доски, выносили мусор, выбивали тряпки о старый пень за школой. Генри был доволен. Работы вдвое убавилось, и компания была приятная — ну и пусть японка. К тому же, когда они заканчивали, на школьном дворе никого не было — его обидчики, сев кто на велосипед, кто в автобус, успевали разъехаться по домам.
Так бывало обычно.
Но однажды, пропуская в дверях Кейко, у подножия школьного крыльца Генри увидел Чеза. На автобус опоздал, решил Генри. Или учуял волну счастья, что принесла Кейко. Перехватил случайный взгляд, улыбку. «Даже если он пришел мне врезать, — подумал Генри, — плевать, лишь бы ее не тронул».
Загородив собой Кейко, Генри двинулся вниз по ступенькам. Проходя мимо Чеза, он едва не поежился: этот тип ведь на голову выше.
