Хорошо быть тихоней - Чбоски Стивен (читать книги онлайн TXT) 📗
Не буду перечислять, что мне запомнилось из телесериалов, вспомню только один эпизод, он как раз в тему и, по-моему, так или иначе зацепит любого. А поскольку я тебя не знаю, мне, наверно, стоит написать о том, что может и тебя зацепить.
Сидели мы всей семьей перед телевизором, смотрели последнюю серию «Чертовой службы в госпитале МЭШ» — никогда ее не забуду, хоть и был тогда совсем шкетом. Мама лила слезы. Сестра лила слезы. Брат из последних сил крепился, чтобы не заплакать. А отец во время одной из последних сцен вышел, чтобы сделать бутерброд. Не помню, что там происходило на экране, я тогда был слишком мал, но папа никогда раньше не выходил за бутербродами, разве что во время рекламы, да и тогда все больше маму просил. Я побежал за ним в кухню и вижу: папа делает бутерброд… а сам слезами обливается. Еще сильней, чем мама. Я обалдел. Сделал он бутер, убрал в холодильник продукты, перестал плакать, утер глаза — и тут заметил меня. Подошел, похлопал по плечу и говорит: «Это будет наш с тобой секрет, ладно, дружище?» — «Ладно», — отвечаю. Тогда папа подхватил меня свободной рукой, отнес в комнату, где у нас стоял телевизор, и я до конца серии просидел у него на коленях. Потом он снова взял меня на руки, выключил телик, обернулся.
И объявил:
— Это был великий сериал.
Мама сказала:
— Самый лучший.
А сестра спросила:
— Сколько же лет его показывали?
И брат ей ответил:
— Девять лет, дуреха.
А сестра ему:
— Сам ты… дурень.
И папа сказал:
— А ну, прекратите.
А мама сказала:
— Слушайтесь папу.
Брат ничего не сказал.
Сестра тоже.
А через много лет я обнаружил, что мой брат ошибался.
Я пошел в библиотеку проверить кое-какие цифры и узнал, что серия, которую мы смотрели, побила все рекорды по числу зрителей за всю историю телевидения, и это меня поразило: мне казалось, ее смотрели только мы впятером.
Понимаешь… многие ребята из школы терпеть не могут своих предков. Кое-кого дома бьют. Кое-кого застукали за неблаговидными делишками. Кое-кого используют для показухи, как наградные ленты или золотые звездочки, чтобы только соседям нос утереть. А некоторые просто хотели напиться втихаря.
У меня лично все не так: пусть я отца с матерью не всегда понимаю, а иногда и жалею, но я их очень сильно люблю. Мама ездит на кладбище, чтобы проведать своих родных. Папа на кухне, во время «Чертовой службы в госпитале МЭШ», [3] не удержался от слез и доверил мне свой секрет, а потом посадил к себе на колени и еще тогда назвал меня «дружище».
Между прочим, у меня только одна пломба, и стоматолог требует, чтобы я пользовался зубной нитью, но мне себя не заставить.
Счастливо.
Чарли
Дорогой друг!
Мне дико стыдно. На днях пошел на футбольный матч старшеклассников, а зачем — сам не знаю. В средней школе мы с Майклом иногда ходили вместе, хотя компании у нас не было. Просто нужно было куда-то податься в пятницу, не все же перед теликом сидеть. Иногда мы там встречали Сьюзен, и они с Майклом брались за руки.
Но тут я пошел один, потому что Майкла больше нет, Сьюзен теперь водится с другими парнями, а Бриджет, как и прежде, чокнутая, а Карл по настоянию матери перевелся в католическую школу, а Дейв, тот, что в нелепых очечках, куда-то переехал. Я в основном за зрителями наблюдал: кто в кого втюрился, кто от нечего делать пришел, и вдруг я увидел парня, про которого уже тебе рассказывал. Помнишь, есть такой Никак? Никак тоже был на футболе и один из немногих, не считая взрослых, следил за игрой. Реально следил за игрой. Подбадривал игроков.
— Давай, Брэд! — (Это наш квотербек.)
Я обычно в сторонке держусь, но Никак, похоже, такой парень, к которому можно запросто подвалить на футболе, хотя ты на три года младше и компанией не обзавелся.
— Эй, мы с тобой на труд вместе ходим!
До чего приветливый человек.
— Я — Чарли, — говорю и даже не особо стушевался.
— Я — Патрик. А это Сэм.
И показывает на миленькую девушку, которая тут же сидит. Она мне помахала.
— Привет, Чарли.
Они оба стали предлагать мне сесть с ними, и, похоже, искренне, так что я сел рядом. Слушал, что выкрикивает Никак. Слушал, как он комментирует ход игры. И сделал вывод, что в футболе он рубит — будь здоров. Почти как мой брат. Пожалуй, дальше я не буду говорить «Никак» — буду называть его Патриком, тем более что он сам так представился, да и Сэм его так зовет.
У Сэм, между прочим, каштановые волосы и очень-очень красивые зеленые глаза. Такого неброского зеленого цвета. Я бы мог и раньше это упомянуть, но на стадионе такое освещение, что там все цвета как бы размыты. Вот когда мы с ними пошли в «Биг-бой» и Сэм с Патриком стали курить без продыху, я ее разглядел как следует. Что мне понравилось: Патрик и Сэм не стали обмениваться только им понятными шуточками, которые могли бы меня поставить в тупик. Наоборот. Они начали меня расспрашивать:
— Сколько тебе лет, Чарли?
— Пятнадцать.
— Кем ты хочешь стать?
— Еще не решил.
— Какая твоя любимая группа?
— Наверно, Smiths — мне у них нравится песня «Asleep», но точно сказать не могу — я другие их песни плохо знаю.
— А какой твой любимый фильм?
— Не знаю. По мне, все фильмы одинаковы.
— А какая твоя любимая книга?
— «По эту сторону рая» Скотта Фицджеральда. [4]
— Почему?
— Потому что я ее только что прочел.
Тут они рассмеялись — поняли, что я не выпендриваюсь, а серьезно говорю.
Затем они мне рассказали о своих любимых вещах, и мы замолчали. Я съел кусок пирога с тыквой, потому как официантка сказала, что это сезонное блюдо, а Патрик и Сэм еще покурили.
Понаблюдал я за ними: им вместе хорошо. Еще как хорошо. И хотя Сэм выглядит шикарно и сама такая милая, она стала первой девушкой, которую я задумал пригласить на свидание, когда машиной обзаведусь, и неважно, что у нее парень есть, даже такой классный, как Патрик.
— Вы давно встречаетесь? — спрашиваю.
А они хохочут. Реально хохочут.
— Что смешного? — спрашиваю.
— Мы — брат и сестра, — отвечает Патрик сквозь смех.
— Но вы, — говорю, — совсем непохожи.
Тогда Сэм объяснила, что они на самом-то деле сводные брат и сестра: отец Патрика женился на матери Сэм. Я от радости чуть с ума не сошел, потому что всерьез задумал когда-нибудь пригласить Сэм на свидание. Честно. Она такая хорошая.
Стыдно, конечно, но той ночью мне приснился нелепый сон. Мы были с Сэм. Голые. И она раздвинула ноги на всю ширину дивана. Я проснулся. Никогда в жизни мне не было так клево. Но и неловко тоже, потому как я без спросу разглядывал ее голую. Наверно, мне нужно признаться в этом Сэм — надеюсь, это не помешает нам в будущем обмениваться шуточками, понятными только нам двоим. Здорово, если бы у меня снова была дружба. По мне, это даже лучше, чем свидание.
Счастливо.
Чарли
Дорогой друг!
Ты знаешь, что такое «мастурбация»? Наверняка знаешь, ты ведь старше меня. Но на всякий случай объясняю. Мастурбация — это когда возбуждаешь свои половые органы, пока не достигнешь оргазма. Супер!
Я даже подумал, что в кино и в сериалах, когда говорят «перерыв на кофе», герои, возможно, используют это время для мастурбации. Хотя нет, тогда работоспособность снизится.
Шутка. На самом деле ничего я такого не подумал. Просто хотел тебя развеселить. Но «супер» — это я серьезно.
Я признался Сэм, что видел тот сон, когда мы с ней голышом лежали на диване, и до того мне стало паршиво, что я заплакал; а она что, как ты думаешь? Посмеялась. Причем не гнусно, нет. А по-доброму, тепло. Сказала, что я — чудо. И еще сказала: это нормально, что она мне приснилась. У меня сразу слезы высохли. А Сэм спросила, как она выглядела в моем сне, и я ей ответил: «Изумительно». Тогда она посмотрела на меня в упор.
3
«Чертова служба в госпитале МЭШ» — американский телесериал, выходивший в эфир с 1972 по 1983 год и основанный на одноименном кинофильме Роберта Олтмена (M.A.S.H., 1970), черная комедия. Главный персонаж, Бенджамин Пирс, воспринимает войну как чудовищное преступление и величайшую трагедию; в последней серии эти переживания приводят его в психиатрическое отделение сеульского военного госпиталя.
4
«По эту сторону рая» (1920) — классический роман Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Главный герой, Эмори Блейн, в школе сталкивается с негативным отношением со стороны сверстников, чувствует себя глубоко несчастным и брошенным. Одна из кульминационных сцен первой части романа — разговор с преподавателем, который вызвал его к себе, чтобы рассказать, каким эгоистом его считают одноклассники.