Зверь дышит - Байтов Николай Владимирович (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗

Скажите мне, вы боитесь власти? Власть боится вас? При обнаружении агрессивно настроенных групп граждан, в том числе несовершеннолетних. А вот душа, она не может. Небесный свет в неё пролит. Власть проецирует свою паранойю на ей подвластных, — так, кажется, об этом сказано. По трубам подземки передаётся сигнал смертельной опасности: её разносят, как заразу, люди в пачкающей одежде. И лишь душа неколебима: в грязи чиста, в беде честна. Напоминаем, что в московском метрополитене запрещается без крайней надобности наносить оскорбления. Уехал на дачу и плачу. Слёзы так и текут, я не понимаю, что со мною. Надо настраивать. Две струны спустили у гитары — от мороза, наверное. Было 20 градусов. Потепление наступит к пятнице, передавали. «Если хочешь не бояться власти, делай добро — и получишь похвалу от неё». Так учил апостол Павел. Вот так мы и снялись с Сашей Барашом в Кейсарии, в шортах. Было +25.

Да, но дикость. Она растёт, как энтропия, как вы считаете? Вы, может быть, не получили достаточного воспитания? Бедный юноша, вы сирота? У вас, возможно, не было родителей, чтобы внушить вам, что разговаривать громко — неприлично. Или жевать резинку. Взгляните на девушку, жующую резинку, — и вы сблюёте. Вы давно блевали последний раз? В 26 лет. А вам всего 20. Так-то вот. Мамы и папы не было. Вы, пожалуй, воспитывались в детдоме. Или не было только папы. Мама всё время на работе. Я понимаю. Ей тоже нужна жизнь. Я приходил, утешал её, как мог. В общем, она была довольна. Было счастье. Ты хочешь сказать… Я сказал то, что сказал. А 2 августа мы будем называть вещи своими именами. И вы не горячитесь. Было счастье. Нет, ты хочешь сказать… Боже, как вы недостаточно воспитаны! Вам в детдоме не постарались объяснить, что ездить на личной машине — это хамство? Или жевать резинку. В Америке? Да, ну вот пример. Америка — как раз страна сплошных хамов. И хотят это самодовольное хамство навязать всему миру как эталон. Об этом иной разговор. Суч буизнес. Вам, юноша, между нами, хочется непременно быть богатым? Да? Тогда советую сделать вам это со своим сверстником. А то со стариком будет не то. Ладно? Он ещё будет гнать пургу про личный автотранспорт. А вы и не знаете песен, кроме «Чёрного буммера». Ну вот и так. Цитат стало меньше, ты заметил? Словечки там, выхваченные из. Уже сейчас меньше? Кто заметил? Давай на-втыкаем. Чтобы никто ничего. Как ты любишь всякие слова, потом словечки! Их протирают, как стекло. А я люблю изображения. Таков я есть. Есмь. Со словами не в ладах? Я даже не знаю, что ты такое умеешь придумывать. А кто, собственно, ты? Ты одна мне несказанный свет.

О, нищета! Я плачу, но не могу ни о чём думать. У меня нет слов. Улетай всё дымом в трубу. Ничего не буду записывать. Ничего не знаю и не хочу знать. Нет ничего достойного. Или наоборот — всё подряд. Нет никакого различия на важное и ничтожное. Так пусть всё летит и забывается. Это нормально. Даже лучше, чем если б что-то застревало.

Поймаем козу — сделаем азу. Поймаем овцу — сделаем мацу. Не морочь мне голову. Час просидела в поликлинике, но я ехала в церковь. Я получила сегодня письмо от папы, полное тревог и волнений. Я получила сегодня от папы душераздирающее письмо. Я как-то стелю газетку на стол. Записать, что ли? Ну конечно. Майками протирать чужими. Совсем не уважаешь моё тело. Как помойка какая-то. Воровка никогда не станет прачкой. Трусами ничего не вытирал? Раздеться пришлось совсем — ради какого-то слабого поцелуйчика, равнодушного. Десятка два родинок-отчизнок. Образовались вместо загара, да так и остались. Это еврейские веснушки. Лётчик Бабушкин совершил вынужденную посадку на аэродроме Внуково. Как Матиас Руст. Смотри: у Германии орёл держит в руках серп и молот. Точно не знаю, но где-то начало 20-х годов. Пора бы уже поторапливаться. А наш орёл ничего не держит. Наш мальчик терпит. Ну-ка давай сразу выпьем, чтоб не отказывать себе в добром здравии.

Я просто ему пообещал на эти темы при нём больше не разговаривать. Не хочу больше возникать. Идея проста. Но люди настолько погрязли. Что произойдёт в этот момент, я не знаю, честно тебе скажу. Господь — не фраер, как говорят. Он ничего никому не скажет. Просто люди не влезают в это — и правильно, может быть, делают, кстати сказать. А надо как-то себя совокуплять. И рад бы с тобой поспорить, но слишком плотно шею мою обжимает этот зелёный шарф. Мне кажется, это единственная вещь. Да, конечно. Одна из единственных. Шарм. У меня тоже шарф — но бежевый. Тебе идёт. Тебе сидит. А те дорогие. Чёрт их знает. И потом они без конца кончаются. Покупаешь — выбрасываешь, покупаешь — выбрасываешь. Эти хоть иногда пишут время от времени, потом перестают.

Какой-то пьяный человек доказывал, что грех смеяться там, где нам всем не смешно. Даже Гоголь лил невидимые слёзы. Лишь ворона порой прокричит о былом. Тоже мне — кара Господня! Растревожит сердце. Мне вспоминается карась. По пьяни мужики, смеясь. Ну, давай выпьем. Виски, да ещё что-то. Да, было, было…

Цель близка, о, сограждане, очень близка! Все поёжились, как от мороза. Ты знаешь, что тост — он сбивает разговор, сбивает тебя самого с мысли. Прокурор о родине, кок о кокотках. Он при ордене. Она — плутовка в колготках. Шарм. У меня нет такой мечты, я не могу соответствовать. Разглядывая его товарный знак. Только оголи пред ним ножку, он тут же узяпит. Не хочет уходить. Не мытьём — так кнутом и пряником. [Модем с мёдом]. У нас система штрафов. Нет, это мне не подходит. Я сам готов штрафовать кого угодно, лишь бы деньжат надыбать.

Нищета тщетна. Что дальше? Никто ничему меня не научил зарабатывать. Так и живу понемногу. Более менее, — или, Светочь, ты более менее залезешь в долги. Это нормально. Не морочь мне голову. Болят зубы — и вся челюсть. Неправильно выдернули. Это ужасно. Будут гулять, пьянствовать, упиваться, нас с тобою и не вспомнят. Никакая Ольга Рейх не спросит: а где, мол, Байтов и Света? Сами виноваты: скисли. Энергетики мало. Да к тому же низкий гемоглобин. Нет денег. Но Хейдиз-то кропотливая, — вот молодец. Как это говорится? — кто на слуху, тот и ху-ху.

Старик Хвостенко сидит на фотографии, свесив руку на гитару. Перед носом микрофон. Но он смотрит в сторону. Глаза умные. Какие у нас преимущества перед покойниками? Есть. Но у них тоже есть свои. Всякий статус по-своему уважаем. Поэты бывают лишь двух видов: молодые и мёртвые. Нельзя полностью сравнивать музыканта с поэтом. Меня иногда это начинает бесить. Ну, потому что он относится по-другому к игре слов. Кто-то присутствовал при смерти Леонардо да Винчи. Он умирал же во Франции. Какой-то обожатель его, меценат, — он это описывает. Ну, там приукрашено. Мне было тогда двадцать с чем-то лет. Он умирал очень плохо. Как мне сдаётся, важен дух: что? ты делаешь. Я думаю, и в нашей жизни есть суть, а не размеры этой сути. Почему одиночество называют «гордым»? Полковнику никто не пишет.

Я ж тебе всё равно всегда сделаю, независимо от того, обещал я или не обещал. Фотохудожник должен иметь глаз селёдки. У тебя были знакомые полковники? — Один раз. Дядька моего отца. Дядя Шура. Я, — он начал, — из бедной, но честной семьи… Дядя Шура был рыбак. Лось либо бежит ОТ тебя, либо он бежит НА тебя — так он говаривал. Лосось? Да нет, проедем до Северянина. На Лосиноостровской уже, поди, калитка закрыта — в такое-то время. Ну что ж.

Адвокатский сын в бобылях. Иные в Пыжах, иные на Болвановке. А регионы реагируют. Сокол, кречет — это же близкие птицы? Или нет? «Ребята, — сказал, обратясь к прихожанам отец Николай Соколов. — Мы рядом с Пыжами, метро между нами, и много горячих голов». А что ты думаешь? Эти графоманы, они потом начнут физическое уничтожение всех нас. Когда захватят власть. Это они до поры до времени благодушествуют, использывают всяких лукомниковых. А потом. Время добреньких ермолаевых и алёхиных пройдёт. Мы ещё увидим при нашей жизни. Какой-нибудь Малкин — он что, не устроит террор? — Ого-го!..

Порет она вас, конечно, неправильно. Зверски талантливая Натали. Она вас бьёт языком, а вас, девчонки, нужно бить резиновым приводом от машинки «Зингер». Бумага нужна не офсетная, а газетная. Кого там? Гора Чахала они считают современным поэтом. Или Вознесенского пусть превозносят. Да, чихал, но гор он не видал. Равно и звёзд с неба не хватал, как своих ушей. Выше гор могут быть только звёзды. А, вот это другое дело. Или отдай свои стихи — и ты останешься без очереди. Ну, она хочет себе какое-то литературное имя. А получается кулинарное. Делает нужное количество прыжков, батманов, обдавая педагога потом и сорванным дыханием. А на сцене выглядит как старательный усталый человек. Ну, не «высунув язык», конечно. О языке что мы можем сказать? Нам следовало читать не Витгенштейна, а переписку Бора и Эйнштейна. Об этом можно сказать двояко. Мне с тобой об этом и говорить не с кем. Мои канцоны сунули в бессонные евро-ящики. Забыться, закружиться, затеряться. Уснуть и видеть сны. Вот и ответ. И снится нам не рокот космодрома. Запрокинул усы и спишь. Ещё скрести на груди руки, как покойник. «Банзай!!!» — вскричал штабс-капитан Рыбников, мечась по подушкам. Эти девчушки, они — общезначимые. А частное порно почему-то ещё менее интересно.