Невидимки - Паланик Чак (книги онлайн .TXT) 📗

Перенесемся в огромный тихий дом Эви.

Час ночи. Манус прекращает вопить, и я могу спокойно обмозговать ситуацию.

Эви в Канкуне. Наверное, ждет, что ей позвонит полиция и сообщит о подозрении монстра без челюсти, оставшегося караулить ее дом, в убийстве Мануса Келли, ее тайного любовника, ворвавшегося в этот дом посреди ночи с шестнадцатидюймовым ножом.

Наверняка Эви сейчас не спит. Сидит в номере какого-нибудь мексиканского отеля и пытается вспомнить, какова разница во времени между Канкуном, куда она уехала на съемки, и забытым Богом местом, где стоит ее дом. В котором осталась я и, возможно, уже лежу мертвая.

Скажу прямо: смышленой Эви не назовешь. В сезон максимального товарооборота никому и в голову не придет проводить в Канкуне съемки. Особенно приглашать на них ширококостных девушек-ковбоев, подобных Эви Коттрелл.

Если бы я умерла, для Эви открылся бы ряд заманчивых возможностей.

Я — невидимый никто, сидящий на белом диване, обитом тканью парчового типа напротив другого такого

же дивана. Передо мной кофейный столик, похожий на глыбу малахита.

Эви спала с моим женихом, поэтому теперь я готова сделать с ней что угодно.

После просмотра фильма, в котором один из героев неожиданно становится невидимым — в результате ядерного излучения или какого-нибудь научного эксперимента, — непременно задаешься вопросом: а что сделал бы я, если бы превратился в невидимку?…

Я, например, любила представлять, что со мной случается нечто подобное. Невидимая, я тут же отправилась бы в мужскую раздевалку в «Голдз джим» или лучше в раздевалку «Окленд Рейдерз». Окинула бы этих красавцев оценивающим взглядом. А еще сходила бы в «У Тиф-фани», выбрала бы себе пару бриллиантовых диадем или что-нибудь в этом роде.

Манус не смог зарезать меня сегодня. Потерял дар речи, когда я появилась на лестнице. Подумал, что я — это Эви, что она всадила в меня пулю, когда я спала в ее кровати.

Если бы папа пришел на мои похороны, то обязательно стал бы всем рассказывать, что я мечтала вернуться в колледж и получить-таки диплом персонального тренера по фитнесу. А потом непременно пошла бы учиться на врача.

О, папа, папа, папа, папа, папочка!

Я так и не смогла сдать биологию. Потому что ничего не знала об эмбриональном периоде развития свиньи.

А теперь я труп.

Прости меня, мама.

Прости меня, Господи.

Эви стояла бы рядом с моей мамой. Рядом с моим гробом. Эви притворно пошатнулась бы и вцепилась бы в Мануса, якобы чтобы не упасть.

Из одежды Эви, несомненно, выбрала бы для меня и дала представителю похоронного бюро что-нибудь нелепое.

Итак, мои похороны. Свободной рукой Эви обнимает мою маму. А Манус не уходит с погребальной церемонии сразу же просто потому, что не желает показаться невежливым. Я лежу в гробу, обитом синим вельветом, как будто в синем нутре машины «линкольн-таун».

Благодаря Эви на мне желтое кимоно из шелка с огромными разрезами по бокам и вышитыми красными драконами в районе груди и бедер — вечерний наряд китайской наложницы. На моих ногах черные ажурные чулки.

И красные туфли на высоких каблуках.

А челюстной кости у меня нет.

Эви, естественно, говорит моей маме:

— Ей нравился этот наряд. Желтое кимоно было ее любимым.

Чуткая Эви бормочет:

— Представляю, как вам тяжело. Потерять обоих детей…

Я с удовольствием прикончила бы эту Эви.

Я заплатила бы змеям, чтобы те ее ужалили.

На мои похороны Эви надела бы черный костюм для коктейля от Рея Кавакубо: шелковую юбку с асимметричным краем и топ без бретелей. А плечи и руки покрыла бы прозрачным черным шифоном.

У Эви с собой драгоценности — крупные изумруды, подчеркивающие зелень ее глаз. А также смена аксессуаров. Так что по окончании этого мероприятия она может спокойно отправляться на танцы.

Я ненавижу Эви.

Мой удел — гнить обескровленной в этом отвратительном трансвеститском наряде, в платье токийской розы Сюзи Вонг. Оно мне велико, поэтому работникам похоронного бюро пришлось заколоть его на спине в нескольких местах булавками.

Мертвая, я выгляжу как дерьмо.

Я выгляжу как мертвое дерьмо.

Мне хочется зарезать Эви прямо сейчас, по телефону.

Мы поставили бы урну с ее прахом где-нибудь в техасском фамильном склепе. Я сказала бы миссис Кот-трелл, что Эви действительно всю жизнь мечтала быть кремированной.

Что касается меня, я надела бы на похороны Эви то черное кожаное коротенькое платье от Джанни Версаче, плотно облегающее фигуру. И длиннющие шелковые перчатки.

Я сидела бы на заднем сиденье огромного черного траурного «кадиллака» рядом с Манусом. На моей голове красовалась бы та шляпа с черной вуалью от Кристиана Лакруа, напоминающая автомобильное колесо. Позднее я могла бы ее снять и преспокойно идти на предварительный осмотр выставленных на аукцион роскошных вещей, или на распродажу жилья, или в какой-нибудь ресторан.

А Эви была бы дерьмом. Вернее, пеплом.

Сидя одна в гостиной Эви, я беру со столика, похожего на глыбу малахита, хрустальный портсигар и швыряю его в камин из красного кирпича.

Раздается звук бьющегося стекла. Сигареты, спички и осколки разлетаются в разные стороны.

Потерянная девушка, представительница буржуазного класса, я вдруг жалею о своем поступке, встаю с дивана, подхожу к камину, опускаюсь на колени и начинаю собирать осколки и сигареты.

Эви… Ее портсигар… Почему-то мне в голову лезут мысли о представителях последнего поколения.

И спички.

Я чувствую боль в пальце. В него вонзился один из осколков — настолько тонкий и прозрачный, что я его не вижу.

Я поворачиваю руку и замечаю ослепительный блеск.

Только когда из ранки начинает струиться кровь, я разглядываю в своем пальце осколок. И вытаскиваю его. С одной стороны он ярко-красный.

Моя кровь капает на коробок из-под спичек.

О, миссис Коттрелл, Эви действительно хотела, чтобы ее кремировали.

Я беру коробок, поднимаюсь с пола, из месива осколков, сигарет и спичек, и обегаю дом, выключая перепачканной кровью рукой все лампы и светильники. Когда я проношусь мимо ниши для верхней одежды в прихожей, Манус кричит: