Бермудский треугольник - Бондарев Юрий Васильевич (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗
— Разумеется, разумеется, я должен вам сказать, Андрей Сергеевич, — заговорил Песков, отваливаясь на диване и глядя в потолок тоскующими вишневыми глазами. — Да, смерть лишь мгновение в бесконечном движении. Вот нет Егора Александровича, а я никак согласиться не могу. Не могу, понимаете ли, хотя знаю, что всех нас уведут в никуда вестники смерти — судьба и срок. У меня как художника и искусствоведа подчас была иная точка зрения на живопись, мы подчас спорили, но между тем я поминутно ощущал присутствие… большого таланта. Меня даже страшило его величие. Какой талант, какой талант! Какое огромное наследство он оставил! Какой титанический труд! Но что делать? Что делать?
— В каком смысле “что делать?”
Андрей поставил пепельницу на подлокотник кресла, стряхнул пепел с сигареты, без особого расположения воспринимая речь Пескова. Тот нервозно подкинул на диване короткое тело тяжеловеса, вздернул короткие руки, точно стремясь поддержать падающий потолок, вскричал трагическим тенором:
— Что делать? Как сохранить оставленное богатство? Наши музеи, понимаете ли, и галереи не покупают хороших картин! У них нет ни деревянного рубля, ни бумажного доллара — нет в кассе ни копейки! Государство держит уважаемые заведения на нищенском пайке. Бедны, как церковные мыши! Что делать, Андрей Сергеевич? Не будут же веки вечные творения Демидова пылиться в его мастерской! Скажите, он, надо думать, оставил завещание?
— Да.
— На ваше имя, разумеется?
— Да.
— Не подумайте лишнего, но можно ли мне, человеку более опытному, чем вы, взглянуть на документ хоть одним глазом?
— Зачем? — Андрей пожал плечами. — В этом нет надобности.
Песков натужно заворочал вросшей в плечи шеей, затем с небрежностью подтянул на слоновьих коленях брюки, выказывая на щиколотках бледно-сиреневые носки; его ртутной подвижности глаза утратили тоскующее выражение, пытливо обегали Андрея.
— Как думается, Андрей Сергеевич, наши споры с вашим дедом вы считали за вражду? Заблуждение, обидное для меня недоразумение! Разумеется, в наших спорах не хватало лжи и лицемерия, вот что! Мы были честны, наши взгляды расходились, мы были не сдержаны, возможно, грубы, но отнюдь не врагами! Так что умоляю не считать меня за того, кем я не являюсь! Как почитатель таланта Егора Александровича я хочу помочь вам. Я знаю работы вашего деда тридцать лет, и мне небезразлична их судьба! Поверьте, я заинтересован от чистого сердца, мы не были друзьями, но мы были хорошими знакомыми, а в ваших глазах я вижу полное недоверие ко мне! Но Бог с вами. Без вины виноват! Взглянув на завещание, я как более сведущий, чем вы, мог бы дать совет…
— Говорите: полное недоверие? — повторил Андрей и с силой задавил сигарету в пепельнице. — Не знаю, полное ли. Но завещание вам видеть совершенно не нужно. Зачем это вам?
Песков не рассмеялся, а странно оттопырил нижнюю губу, по-видимому, этим обозначая анекдотичность положения вопреки сути здравого смысла.
— Как жаль, как жаль! Недоверие, недоверие — как это всех разъединяет! Мой интерес к завещанию… вас ни к чему не обязывает. Вы теперь полновластный хозяин всего, что оставил Егор Александрович. Я из уважения к покойному мог бы дать вам несколько советов, если на то была бы ваша воля и потребовалась необходимость помощи человека, кое-что понимающего в живописи. Разумеется, я не ожидаю… — И Песков, выделяя комичность того, что скажет дальше, смешком заколыхал живот, — не ожидаю корыстно увидеть в завещании строчку, что мне подарен какой-нибудь чудесный пейзажик, а вы скрываете это. Шучу-шучу, не обижайтесь и не хмурьтесь на меня, Андрей Сергеевич.
— Пожалуй, да, — сказал Андрей, с непроходившей болью в виске соображая, как без грубости (к которой был готов) выпроводить не нужного сейчас Пескова, устроившегося на диване для обстоятельного разговора.
— Что “да”? Вы сказали “да”?
— Мне не нужна ваша помощь, — проговорил Андрей. — С какой стати? И для чего?
Песков подпрыгивающе вскочил, раскинул полы пиджака, задвинул руки в карманы брюк, выпятив обтянутое жилеткой брюшко, его бугристое в красных пятнах лицо стало коричнево багроветь. Не вынимая руки из карманов, он оттопырил локти в крайнем непонимании.
— Но вы серьезный человек и отлично понимаете, вам надо будет умно распорядиться… Я сказал бы — богатством. Вы, надеюсь, не откроете частный музей в мастерской. Вас задушат налогами, вы разоритесь на устройстве… Нескромно предполагаю, что не много денег оставил вам Егор Александрович. Даже не отвечайте. Вы не скажете: куры не клюют. В последнее время Демидов мало продавал, цены упали, а он знал себе цену, извините за каламбур, поэтому в основном жил на пенсию и академические. Мне известно также, что и вы в данное время без постоянной работы… Следовательно, не уйдешь от проклятых проблем. У вас огромная квартира, машина. Дача, правда, давно продана… Все требует средств. Думайте, Андрей Сергеевич. Я смог бы вам помочь.
Он извлек руки из карманов и с видом добросердечного участия вновь по-домашнему устроился на диване, подтягивая брюки и вновь выказывая носки непорочного цвета сирени. Андрей молча смотрел на его багровое лицо, на котором задержанное дружелюбие соединялось с сознанием своей деловой и умственной значимости, выработанное не сейчас, как говорили коллеги деда. Песков, небесталанный, честолюбивый, начавший в авангарде и вскоре переставший баловаться кистью, приобрел известность, успех и деньги через чужие мастерские. Он со вкусом и блеском оценивал чужую живопись, покупая и перепродавая картины собратьев по профессии, тайно влюбленный в цвет и колорит, но отлично знающий и мученический труд и его материальное превращение в ценность.
— Я от души хочу долгой жизни творениям художника Демидова, — говорил Песков, весь излучая доброжелательство. — Честное слово, я бы не хотел, чтобы вы были похожи на молодого наследника, который не знает, что делать с доставшимся богатством. В наши-то смутные времена. Почему вы молчите, Андрей Сергеевич?
— Я думаю, Исидор Львович, — ответил Андрей серьезно. — Вы здорово обрисовали обстановку. Но — вам-то что за забота? Мы не родственники, знакомы, как говорят, шапочно. Чем вы можете помочь и зачем вам хлопоты?
Песков округлил брови.
— Именно я, — прожурчал он обнадеживающим тенорком, — именно я хочу освободить вас от хлопот, любя талант Егора Александровича.
— Каким способом освободить, Исидор Львович? Вы можете сказать конкретно?
— Не могу, а должен, — подхватил Песков живо. — Я хотел бы облегчить ваше финансовое положение. И ради своего удовольствия, из-за любви к живописи приобрести несколько картин Егора Александровича. Ну, предположим, десять или пятнадцать работ, по моему выбору.
— Приобрести, то есть купить? — окончательно уточнил Андрей причину визита Пескова.
— Разумеется, — повинно сник головой Песков, лысина его покрылась капельками пота. — Ваш покорный слуга. Я мог бы приобрести картины за доллары или рубли. По вашему усмотрению. Если вы не возражаете, готов хоть сию минуту выбрать картины. Не лучше ли для дальнейшего разговора нам перейти в мастерскую?
— Нет! — отрывисто сказал Андрей, в то же время сознавая, что отвергает предложение Пескова чересчур опрометчиво: его заработки на машине, его маленький денежный запас и деньги по завещанию, несмотря на помощь Академии художеств, ушли на похороны деда, а жить надо было. — Я… не собираюсь… продавать картины, — договорил он запнувшись. — Я не имею права.
— Ужасно! — вскрикнул Песков, вжимая растопыренные пальцы в остатки седых волос над ушами. — Как вы, безработный журналист, будете жить без денег? Продавать вещи? У вас на руках завещание? Или у вас нет завещания? Или все свое наследие Егор Александрович оставил кому-то другому? Почему вы не имеете права? Что ваши слова значат? Кошмар! Скажите мне правду!
— Какое это имеет значение, — покривился Андрей. — Я не имею права продавать картины. Они не мои.
— А чьи? Чьи же они? — воскликнул потрясение Песков. — Чьи они в конце концов? Ответьте русским языком! Чьи?
