Адриан Моул: Дикие годы - Таунсенд Сьюзан "Сью" (книги без регистрации полные версии txt) 📗

Бедная бабушка. Так за всю свою жизнь ни разу в Лондон и не съездила.

Последние четыре дня не мог написать ни слова. Мысль о том, что мою рукопись будет читать Анджела Хакер, совершенно замораживала. Тем не менее сегодня удалось совершить прорыв.

Получил подтверждение из «Института Факсос», что мне забронировано место на писательских курсах. Я в ужасе.

Луиджи восстановлен на работе, а я, слава богу, вернулся в безопасность кухни. Роберто разрешает мне смотреть, как он работает. Большую часть жизни мне отказывалось в надлежащем пищевом образовании. У матери было нечему учиться, она прекратила готовить настоящую еду после того, как прочла «Женщину-евнуха». Хотя, по иронии судьбы, автор этого плодотворного для мысли тома, мисс Жермен Грир, – сама известная повариха и гостеприимная хозяйка вечеринок.

Благодаря доброте Роберто я теперь умею готовить «пасту аль-денте», прототип бисквита, и почти разгадал, как делать суп из жерушника. Последнее время я пулей вскакиваю по утрам со своих спаренных банкеток – мне не терпится на работу.

Сегодня доставили авиабилеты.

Вечером в «Дикарях» появилась новая официантка. Ее зовут Жожо, она из Нигерии. Изучает живопись в Сент-Мартине. Она выше всех остальных в ресторане. В ее волосы вплетены сотни бусинок. При ходьбе она пощелкивает. Ее мать – какая-то шишка в нигерийской тракторной промышленности.

Сегодня приготовил гору профитролей. Роберто сказал:

– Поздравлаю, Адриана! Шоколадка глазур – совершенства.

Жожо попробовала один профитроль и объявила его «прелестным». У Луиджи с собой случился «Полароид», поэтому он щелкнул меня, гору и Жожо. Дома я повесил снимок на стенку. Выгляжу на нем довольно симпатичным.

В полдень я еще лежал в постели, когда в дверь постучали. Ко мне никто никогда не приходит, поэтому я немного встревожился. Приложил ухо к двери, но услышал только странное пощелкивание. Дверь я все-таки открыл, но цепочку не снял. И с восторгом узрел в щель Жожо.

Она улыбнулась мне и сказала, что собирается в галерею Тэйт: [63]

– Хочешь сходить?

Я скинул цепочку и пригласил ее зайти. Жожо прошлась по комнате и заметила, как в ней прибрано. Потом остановилась у стола, где в прозрачной папке лежала моя рукопись, и сказала:

– Так это, значит, твоя книга? – Она почтительно до нее дотронулась. – Мне бы хотелось однажды ее прочесть.

– Когда закончу, – ответил я.

Я приготовил ей чашечку «Нескафе», извинился и ушел в ванную умыться и одеться.

В ванной я рассмотрел себя в зеркале над раковиной. Что-то произошло с моим лицом. Я больше не похож на Джона Мэйджора.

Жожо нравится гулять, поэтому мы отправились в Тэйт пешком. Я был горд тем, что меня видят с такой потрясающей женщиной.

Я спросил ее о Нигерии, и она заговорила о своей стране с явной любовью. Жожо по национальности – йоруба и родом из Абеокуты.

Она тоже спросила меня о моей семье, и я рассказал о паутине наших отношений, разводов и примирений.

Жожо рассмеялась:

– Для того чтобы разобраться в наших семейных отношениях, понадобится крайне мощный компьютер.

Я никогда не был в галерее Тэйт, но Жожо знала ее хорошо. Она провела меня по залам и показала несколько своих любимых картин – на всех изображались люди, как я заметил. Мы посмотрели работы Полы Рего, Ванессы Белл и Матисса, а также скульптуру Гиши Кёниг [64] под названием «Операторы машин», а потом она сказала, что нам лучше уйти, пока не надоело и пока ноги не заболели.

Спускаясь по ступенькам, Жожо спросила, не хочу ли я выпить чаю у нее дома в Баттерси.

Я ответил:

– Очень хочу.

Мы перешли через дорогу к автобусной остановке, но я вдруг остановил черный кеб, и мы доехали до ее квартиры с шиком.

Жожо живет на верхнем этаже многоквартирного особняка. В каждой комнате – масса ее картин. По большей части – автопортреты в обнаженном виде, на которых она изображает себя разными красками, включая зеленую, розовую, лиловую, синюю и желтую.

Я спросил, что она – так утверждает цвет своей кожи?

– Не-а, – рассмеялась Жожо. – Просто скучно писать одними черными и коричневыми.

Мы ели ячменные лепешки, запивали их чаем «Эрл Грей» и без конца болтали: о «Дикарях»; о нигерийской политике; о кошках; об одном из ее преподавателей живописи, который сходит с ума; о Сесиле Паркинсоне; [65] о ценах на кисти; о Вивальди; о наших знаках по гороскопу (Жожо – Лев, но на пересечении с Раком); о женской школе-интернате в Суррее, где Жожо жила с одиннадцати лет, пока ее не исключили в шестнадцать за то, что забралась на крышу часовни в знак протеста против паршивой кормежки.

За бокалом дешевого вина мы обсуждали деревья, Матисса, Москву, русскую политику, наши любимые пирожные, пользу зонтиков, капусту и королевскую семью. Жожо – республиканка, как она сказала.

За последним бокалом вина и тарелкой с хлебом и сыром я рассказал ей о бабушке, маме, Пандоре, Шарон, Меган, Леоноре, Кассандре и Бьянке.

– Много же ты багажа за собой таскаешь, – сказала Жожо.

Мы расстались в 10.30 вечера, завершив встречу дружеским рукопожатием.

Когда она закрывала за мной дверь, я спросил, сколько ей лет.

– Двадцать четыре, – ответила Жожо. – Спокойной ночи.

Я выскочил из «Дикарей» в обеденный перерыв и купил себе крем для загара «Амбрэ Солэр» (фактор 8), наносники, футболки-безрукавки, еще три пары шортов, а также поменял фунты на шестнадцать тысяч драхм.

Допоздна работал над книгой. Очень переживаю по поводу мнения Анджелы Хакер. Добавил больше описательных слов в «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины» и вычеркнул немало описательных слов из «Спарга из Кронка».

Персонал ресторана организовал небольшую отвальную вечеринку на кухне после того, как ресторан закрылся на обед. Я был очень тронут. Роберто приготовил в мою честь кебаб и настоящий греческий салат. Жожо еще днем принесла две бутылки рецины, и мы все сдвинули стаканы и поклялись в вечной дружбе. Затем ввалился Дикар – с жалобами, что Луиджи забыл приписать в чей-то счет НДС, – поэтому праздник угас. Жожо сказала, что умеет хорошо складывать вещи. И предложила помочь.

Я вывалил одежду, несессер с туалетными принадлежностями и рукопись на кровать, но тут понял, что грабители уволокли и мой чемодан.

Жожо сбегала на Бервик-стрит и купила огромную такую полосатую сумку из волокна – вроде тех, с которыми в «Новостях» по телевизору всегда показывают беженцев. Как только мы все сложили, у нас с Жожо завязался спор, следует ли мне брать теплую куртку. Она сказала, что надо, но я решил, что не стоит. Накинул на плечи хлопковый свитер. Все говорят, что в Греции в апреле тепло. В данный момент ноги в шортах у меня очень бледные, но к тому времени, как я вернусь, они будут покрыты изумительным загаром.