Адриан Моул: Дикие годы - Таунсенд Сьюзан "Сью" (книги без регистрации полные версии txt) 📗

Сью Таунсенд

Адриан Моул: Дикие годы

January

Год начинается – из-за чрезмерного количества алкоголя, которое меня заставили выпить вчера на вечеринке у мамочки, раскалывается голова и трясутся конечности.

Я был вполне доволен, когда просто сидел на стуле, разглядывал танцующих и тянул низкокалорийный прохладительный напиток, но мамочка все время орала: «Давай к нам, кисляй» – и не успокоилась, пока я не употребил полтора стакана «ламбруско».

Пока она плюхала вино мне в пластиковый стаканчик, я хорошенько ее разглядел. Губы окружены короткими морщинками, точно множество ручейков впадает в пунцовое озеро; волосы – рыжие и лоснятся почти до самого черепа но седые корни выдают правду шея сморщилась, грудь отвисла, а живот выпирает из-под маленького черного платьица (очень маленького), которое она напялила. Несчастной женщине сорок семь лет она на двадцать три года старше своего второго мужа. Я точно знаю что Мартин Маффет никогда не видел ее без грима. На ее наволочки стыдно смотреть: все в креме для рожи и краске для ресниц.

Не успел я и глазом моргнуть, как оказался на импровизированной танцплощадке в мамочкином салоне – плясал под «Птичкину песенку» в одном кругу с Пандорой, любовью всей моей жизни; ее новым возлюбленным, профессором Джеком Кавендишем; Мартином Маффетом, моим моложавым отчимом; Иваном и Таней, Пандориными богемными предками; а также прочими мамочкиными друзьями и родственниками в состоянии алкогольного опьянения. Когда песня взмыла до своей кульминации, я поймал собственное отражение в зеркале над камином: я размахивал руками и скалился как полоумный. Пришлось немедленно прекратить и вернуться за стол. Берт Бакстер, которому в прошлом году исполнилось сто лет, совершал неуклюжие танцевальные па прямо в инвалидном кресле, травмируя окружающих: синяк и опухоль на моей левой лодыжке до сих пор не сошли. Обширное свекольное пятно от бутерброда, который Берт метнул через всю комнату, ошибочно приняв за праздничную хлопушку, не сошло тоже. Бедный мерзавец, скорее всего, в этом году откинет копыта – свою телеграмму от королевы он уже получил, [2] – поэтому за специальную химчистку, которая наверняка потребуется моей новой белой рубашке, я взимать с него не стану.

За Бертом Бакстером я присматриваю уже больше десяти лет – навещаю его, приезжая из Оксфорда, покупаю ему гнусные сигареты, подстригаю его кошмарные ногти и т. д. Когда же все это закончится?

Отец вломился на вечеринку в половине двенадцатого. Под предлогом, будто ему надо срочно поговорить с бабушкой. Она сейчас совершенно оглохла, поэтому отцу пришлось перекрикивать музыку:

– Мама, я не могу найти спиртовой ватерпас.

Какое неуклюжее оправдание! Ну кому нужен спиртовой ватерпас перед самым Новым годом, если вы – не слесарь ремонтной бригады? Жалкая просьба одинокого сорокадевятилетнего разведенца, чей темно-синий костюм середины 80-х годов нужно почистить, а коричневые туфли – выбросить на помойку. С остатками прически он сделал все, что мог, но этого оказалось недостаточно.

– Ты не знаешь, где может быть спиртовой ватерпас? – не унимался папаша, косясь на стол с бутылками. Потом добавил: – Я мощу дорожку.

Я расхохотался вслух над столь очевидной ложью.

Бабушку это явно огорошило, и она ушла в кухню разогревать в микроволновке сосиски в тесте, а мамочка милостиво пригласила бывшего мужа повеселиться с нами. В одно мгновение он сорвал с себя пиджак и кинулся отплясывать твист с моей восьмилетней сестрицей Рози. Наблюдать за танцевальным стилем папаши крайне неловко (образец для подражания у него до сих пор – Мик Джаггер), и я отправился наверх менять рубашку. По дороге я миновал Пандору и Синюю Бороду Кавендиша – они слились в страстном объятии, наполовину погрузившись в сушильный шкаф. По возрасту он годится ей в отцы.

Пандора была моей с тринадцати лет – я влюбился в ее волосы цвета патоки. Она просто разыгрывает из себя недотрогу. Вышла замуж за Джулиана Твайселтона Пятого только для того, чтобы я ревновал. Иной причины тут быть не может. Джулиан – бисексуальный полуаристократ, время от времени носит монокль. Стремится к экстравагантности, но та избегает его. Глубоко заурядная личность со светским выговором. Даже не симпатичный. Похож на двуногую лошадь. Что же касается ее романа с Кавендишем, то дедуля одевается, как нищеброд, уму непостижимо.

Пандора выглядела шикарно в красном платье с открытыми плечами, из которого то и дело выскальзывала грудь. По ее виду никто бы не догадался, что она теперь – д-р Пандора Брейтуэйт и бегло говорит на русском, сербско-хорватском и прочих малоупотребительных языках. Пандора больше похожа на какую-нибудь супермодель из числа тех, что дефилируют по подиумам, чем на доктора философии. Вечеринке она определенно прибавляла блеска, чего не скажешь о ее родителях, одетых, как обычно, в стиле битников 50-х годов – водолазки под горло и вельвет в рубчик. Не удивительно, что, выкаблучиваясь под Чака Берри, они обильно потели.

Пандора улыбнулась, водворяя левую грудь в платье, и меня кольнуло в самое сердце. Я понастоящему люблю ее. Я готов ждать, пока она не образумится и не поймет, что в целом мире для нее существует всего один мужчина, и этот мужчина – я. Только поэтому я последовал за нею в Оксфорд и временно поселился в ее кладовке. И живу там уже полтора года. Чем чаще Пандора сталкивается с моим присутствием, тем скорее сможет оценить мои достоинства. Я переживаю каждодневные унижения, наблюдая за ней, ее мужем и любовниками, но выгоду смогу пожать позднее – когда она станет гордой матерью наших шестерых детей, а я – знаменитым писателем.

Едва часы пробили полночь, все взялись за руки и спели «Старые добрые времена». Я оглядел всех: Пандору, Кавендиша, мою мамочку, отца, отчима, бабушку, родителей Пандоры – Ивана и Таню Брейтуэйт и нашего пса. Глаза мои наполнились слезами. Мне почти двадцать четыре года, а что я в жизни совершил? Когда же песня смолкла, я сам себе ответил: ничего, Моул, ничего.

Пандоре хотелось провести первую ночь нового года в Лестере, в родительском доме, вместе с Кавендишем, однако в половине первого я напомнил, что она со своим престарелым возлюбленным обещали подвезти меня до Оксфорда:

– Через восемь часов мне заступать на дежурство в Департаменте охраны окружающей среды. Ровно в 8.30.

– Господи, неужели ты ни одного дня прогулять не можешь? Не надоело пресмыкаться перед этим комиссаришкой Брауном?

Я отвечал – надеюсь, с достоинством:

– Пандора, некоторые из нас держат данное слово – в отличие от тебя, которая второго июня 1983 года, в четверг, пообещала выйти за меня замуж сразу после экзаменов повышенного уровня. [3]

Пандора засмеялась, расплескивая неразбавленное виски:

– Мне тогда было шестнадцать. Черт побери, ты живешь в какой-то петле времени.

Оскорбление я проигнорировал и настойчиво повторил, тыча в капли виски на ее платье бумажной салфеткой с оленями:

– Так ты отвезешь меня в Оксфорд, как обещала?

Пандора через всю комнату крикнула Кавендишу поглощенному разговором с бабушкой об отсутствии аппетита у нашего пса:

– Джек! Адриан все равно хочет вернуться в Оксфорд!

Синяя Борода закатил глаза и посмотрел на часы:

– У меня еще есть время на один стаканчик, Адриан?