Пир - Сорокин Владимир Георгиевич (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
За весь август она ни разу не вспомнила про приключение в поезде и, вероятно, забыла бы совсем, если бы не случай. В первый понедельник сентября она играла первую часть концерта своему педагогу Михаилу Яковлевичу. На середине он прервал ее своим традиционным двойным щелчком пальцев.
– Нэ, нэ, нэ. Нэ то. Типичное – нэ то! – забормотал он с нарочитым восточным акцентом, что часто делал, когда что-то не получалось. – Что-то у нас, Оленька, со звуком здесь – нэ, нэ, нэ. Мало тратишься. Не береги ты себя, лапочка. Лучше перехлест, чем недобор. И здесь… – он полистал ноты, – аккорды пошли, погудела, и – пошла на гриф! И – широко! И набирай! Набирай! Набирай до кульминации! А то – звук тормозишь, а темп форсируешь, и получается – ны темпа, панымаэшь, ны звука! И то – нэ, и это – нэ!
«Это нэ… Кто же так говорит? – задумалась Оля, глядя поверх скрипичных колков на гладкий еврейский лоб Михаила Яковлевича. – И это нэ… Бифштекс!»
Она сразу вспомнила бифштекс с яйцом, Бурмистрова и широко улыбнулась.
– Чего ты веселишься? – полез за сигаретами Михаил Яковлевич. – Лето прошло, а концерт ни с места.
В половине второго она со скрипичным футляром на плече подошла к памятнику Пушкину. Среди сидящих на лавочках сразу поднялся Бурмистров – худой, плешивый, в бежевом плаще – и неряшливо-торопливой походкой двинулся к ней.
«А быстро с него загар сошел». Оля с интересом смотрела на Бурмистрова как на диковинное растение, которое за полтора месяца умудрилось не завять.
– Здравствуйте, Ольга, – заговорил он, склоняя голову, но не подавая руки.
– Здравствуйте.
Лицо его было более спокойным и уравновешенным, чем тогда, большие зелено-голубые глаза смотрели с доброжелательным вниманием.
– Я думал, что вы в августе просто куда-то уехали, поэтому и не пришли.
– Это правда.
– Но я был спокоен.
– Почему?
– Я был уверен, что в сентябре вы обязательно придете, – улыбнулся он своей застенчивой улыбкой.
– Вот как? – усмехнулась Оля, встряхивая волосами. – Какая самоуверенность.
– Вы… музыкант? – Он заметил футляр.
– Почти.
– В Консерватории?
– Почти.
– А что значит – почти?
– Слишком много вопросов.
– Извините, – сразу привычно засуетился он. – Давайте… вон туда… и там поймаем авто…
Он пошел впереди Оли к бульвару.
«Интересно, есть у него женщина? – Оля смотрела на его размашистые ноги в серых брюках и новых замшевых ботинках. – У таких, как он, либо много, либо никого».
На бульваре Бурмистров поймал бананового цвета «Запорожец», помог Оле сесть назад и через двадцать минут подавал ей руку, когда машина остановилась напротив метро «Автозаводская».
– Далеко? – спросила Оля, выбираясь из «Запорожца».
– В двух шагах, вон тот дом, – махнул он рукой.
Они вошли в девятиэтажный жилой дом, поднялись на лифте на шестой этаж. Бурмистров отпер дешево обитую дверь квартиры №24, пропустил Олю вперед. Она вошла в однокомнатную, бедно обставленную, но чисто убранную квартиру. Посередине комнаты стоял накрытый белой скатертью стол, сервированный на одну персону. Еды на столе не было никакой.
– Вот… здесь, – показал рукой Бурмистров и засуетился. – Проходите… пожалуйста, раздевайтесь.
Он помог ей снять плащ, Оля положила футляр со скрипкой на холодильник в коридоре, вошла в комнату. Бурмистров лихорадочно скинул плащ, провел ладонями по редким, обрамляющим плешь волосам.
– Ольга, присаживайтесь, пожалуйста.
– Можно, я руки помою?
– Конечно, прошу…
Он включил свет в ванной, открыл дверь.
Моя руки над раковиной с ржавым потеком, Оля смотрела на себя в зеркало.
«Пора-пора-порадуемся на своем веку мы с Олькой сумасшедшей счастливому клинку… Сейчас возьмет и зарежет… В час когда мерца-а-анье звезды разольют, и на мир в молча-а-анье ночь и мрак сойдут… Нет. Не зарежет».
Она вытерла руки стареньким махровым полотенцем, вошла в комнату и села за стол. Бурмистров исчез на кухне и вернулся с блюдом в руках. На блюде лежали куски жареной курицы с вареным картофелем и огурцами. Он зашел справа от Оли и стал осторожно наполнять ее тарелку.
– Это вы сами приготовили? – спросила Оля.
– Нет, что вы… я готовить совсем не… это… – Закончив, он скрылся с блюдом на кухне, быстро вернулся, снял с кровати подушку и, держа ее перед собой, встал перед Олей.
– А это зачем? – посмотрела она на подушку.
– Это… так… чтобы не очень громко… – забормотал он начинающим дрожать голосом. – Пожалуйста… можно… пожалуйста… прошу вас…
– А попить нет ничего?
– Это не надо… нельзя, – твердо произнес Бурмистров. – Ешьте, пожалуйста.
«Вот те новость!» Оля выбрала кусок поаппетитней, отрезала сочного куриного мяса и отправила в рот.
Лицо Бурмистрова мгновенно побледнело, глаза выкатились.
– И это… и это… – жалобно забормотал он.
Ольга стала есть. Курица была хорошо приготовлена.
– И это нэ-э-э… и это нэ-э-э! – замычал Бурмистров, обняв подушку.
«Наверно, курица с рынка, парная… – думала Оля, неторопливо разжевывая и глотая мясо. – Он что, снимает эту квартиру? Или знакомых просто… Ремонта лет двадцать не было… и мебель – „гей, славяне!..“»
Тело Бурмистрова охватила дрожь, он набирал со всхлипом воздуха и ревел в подушку свое «это нэ!», неотрывно глядя на куски мяса, исчезающие в Олиных губах. Дрожащие ноги его подкосились, он упал на колени.
«Смотри вокруг, вокруг…» – приказывала Оля себе.
На стареньком телевизоре стоял пластмассовый ослик.
«Иа-иа! – глянула на него Оля и чуть не поперхнулась. – И запить нечем… не спеши, дура…»
Крики Бурмистрова усилились и перешли в нечленораздельный рев, его лысина тряслась.
Оля проглотила последний кусок и отодвинула тарелку.
Бурмистров сразу смолк, обмяк и выпустил подушку из рук. Отдышавшись, он вытащил из кармана платок, вытер мокрое лицо.
– Все? – спросила Оля.
– Да, да… – Он громко высморкался.
Она встала из-за стола, прошла в коридор и стала одеваться.
– Сейчас… – заворочался на полу Бурмистров, вставая.
Прошел в коридор, помог Оле надеть плащ и протянул деньги – 125 рублей.
– Вы тогда забыли взять.
«Помнит… – Оля взяла деньги и туг же почувствовала и поняла, насколько она важна для этого плюгавого полусумасшедшего человека. – Сон какой-то…»
– Извините, Ольга… я… не могу… не смогу вас проводить… – пробормотал Бурмистров.
Выглядел он жалко.
– Тут рядом, – Оля повесила футляр на плечо.
– Через месяц… прошу вас… – Он смотрел себе под ноги на зашарканный паркет.
Оля молча кивнула и вышла.
Спустилась в лифте, тупо читая похабные надписи на деревянных дверках, вышла из сумрачного подъезда и направилась к метро.
Стоял пасмурный сентябрьский день. Но дождя не было.
«Пить хочу», – заметила Оля автомат с газировкой.
Подошла. Автомат работал, но стаканов не было. Оля вошла в продуктовый магазин. В мясном отделе толпилась очередь. Послышалась женская брань, кто-то кого-то отталкивал от прилавка. Из очереди выбралась раскрасневшаяся женщина с авоськой. Из авоськи торчали четыре пары желтых куриных ног. Женщина на ходу полуобернулась к очереди и громко произнесла:
– Курятины ей захотелось! Рвань!
И вышла из магазина.
Приступ смеха обрушился на Олю. Она громко рассмеялась, скорчилась, закрыв рот обеими ладонями, шатаясь, побрела в бакалейный; там смех согнул ее пополам, футляр слетел с плеча, она едва успела поймать его и захохотала так, что в полупустом бакалейном все притихли. Слезы брызнули у нее из глаз. Привалившись к обложенной белым кафелем колонне, Оля смеялась, стоная и качая головой.
– Смешинка в рот попала? – окликнул ее продавец консервов.
Оля вытерла слезы.
– У вас есть минеральная?
– «Дрогобыч».
– А… в стаканы вы наливаете?
– Нет. – Он с улыбкой разглядывал ее.
Оля вышла из магазина. Доехав до метро «Октябрьская», села на 33-й, вышла возле магазина «Минеральные воды» и жадно выпила два стакана боржоми.
