Школа для толстушек - Нестерова Наталья Владимировна (читать книги полностью .TXT) 📗
Одна из песен Визбора со словами «Милая моя, солнышко лесное, где, в каких краях встретимся с тобою…» была спета с таким чувством, что некоторые женщины прослезились. В песне говорилось об интрижке в туристическом походе и расставании у крыла самолета. Ирина только собралась сказать мужу на ухо: «Сентиментальное воспевание адюльтера», как Марк вскочил с места.
Его терпение лопнуло. Альфонс распевает пошлые серенады, бросает пылкие взгляды на его жену, а она плавится от удовольствия. Марк схватил руку японца и, забыв о восточной церемониальности, затряс ее с силой.
– Приятно было познакомиться, – говорил Марк на английском и тут же по-русски заявлял жене: – Я немедленно ухожу. Желаю всяческих успехов (японцу на английском). Ни секунды не задержусь (жене на русском). Примите уверения во всяческом почтении (на английском). Можешь оставаться (на русском). Надеюсь на дальнейшие контакты (японцу). С меня хватит (жене).
Японский профессор был близок к обмороку. Мало того что муж доктора Выхиной вступил с ним во внезапный телесный контакт, он еще чуть не оторвал ему верхнюю конечность. И верх неучтивости: повернулся спиной, быстро ушел, не выслушав ответные речи.
Ирина, скомкав прощание, поспешила за мужем. Она не задумывалась о том, что происходит с Марком. У него могло, например, живот прихватить. Сама же она пребывала в доселе неизвестной ей эйфории, которую испытывает девушка, пользующаяся на балу сокрушительным успехом. Ирине казалось, что никто не замечает, кому адресуются взгляды и песни Юсупова. А ее они тешили, как и пылкие речи коллег, которые, оказывается, все души в ней не чают.
Марк переживал совершенно противоположные чувства. Он остановил частника, назвал загородный адрес Санлюба и без споров согласился на грабительскую цену. Марк распахнул перед женой заднюю дверцу и, пока она неуклюже, прижимая к себе букеты цветов, садилась и пробиралась к окну, поймал себя на желании подтолкнуть ее пинком.
Ирина смотрела в окно, улыбалась, вспоминая прошедший вечер. Марк скрипел зубами от ярости. Ирина на скрежет повернула к нему радостное лицо:
– Тебе плохо?
– А как ты думаешь?
– Извини, дорогой, но с мыслительным процессом у меня сейчас проблемы. Я так счастлива!
Марк почувствовал, что его культурный запас слов испарился, уступив место непечатной лексике.
– От… от… отстань от меня. – Он с трудом вспомнил литературный вариант.
Определенно, расстройство кишечника, решила Ирина. Марк всегда болел не по-мужски – не хныкал, не требовал участия и просил оставить его в покое. И кишечник у него слабый – не дисбактериоз, но похоже.
– Когда приедем, – пообещала она, – я тебе дам отвар гранатовых корочек. Отлично закрепляет. Твою диарею, или, как Ксюша говорит, дресничество, – Ирина рассмеялась, – как рукой снимет.
Это уже не смахивало на жестокость, цинизм или издевательство – это не имело определения. Флиртует на глазах у всего честного народа, а его засранцем выставляет. Марк задохнулся от возмущения, но не проронил ни слова.
Глава четвертая,
в которой, на Ксюшину беду, покойники встают из могил
Как потратить миллион
Вначале Ксюша хотела просто раздать деньги по детским домам и приютам. Не все, конечно. Оставить себе на жизнь приличную сумму. Но миллион она до конца дней не потратит. И чего на нем сидеть, как курице на яйцах, когда детишки обездоленные страдают?
Ирина и Поля ее идею в принципе поддерживали, но бездумную раздачу наследства не одобряли. Поля вспомнила, как их многодетной семье после публикаций в местной и центральной прессе помогали предприятия, фабрики и заводы. Один раз прислали коробку мальчиковых ботинок тридцать шестого размера. Подходили только брату Саше, предпоследнему в средней группе. Остальные (не выбрасывать же добро, десять пар) были вынуждены громыхать в этих ботинках, поджав пальцы или забив в носки вату. Другой раз подарили три рулона пестрого ситца. От него потом много лет рябило в глазах, и сестры возненавидели платья, все одинаковой расцветки, которые доставались от старших. А однажды вместо обещанных школьных принадлежностей прислали ящик кнопок.
– Представляете? – говорила Поля. – В ящике почти тысяча коробочек с канцелярскими кнопками. Что с ними делать? Игорь, третий с конца, и Лена, которая после меня, самые оборотистые у нас. Стали на рынке кнопками торговать, по копейке пачка, как спички. Но люди тут же в милицию донесли: дети баптистов промышляют бизнесом.
– Вы баптисты? – удивилась Ира.
– Нет, прозвище такое было, потому что баптисты рожают сколько получится. После этой истории нас еще кнопочниками стали дразнить. Поэтому, – подвела итог Поля, – если ты, Ксюша, будешь просто деньги раздавать, то они в песок уйдут. А что полезное купить, знать не ведаешь.
– Нужна система, – поддержала ее Ира.
– Какая? – спросила Ксюша.
– Мне многое в Америке не по душе, – задумчиво сказала Ирина, – но институт приемных родителей вызывает искреннее восхищение.
– Предлагаешь учебное заведение организовать? – удивилась Ксюша.
Но оказалось, что Ирина имеет в виду американские семьи, которые берут на воспитание чужих детей. Не усыновляют, а временно воспитывают. Настоящих родителей могут даже не лишать родительских прав, и живут они на соседней улице. Но выхаживают ребенка, едва не загубленного пьющими или деспотичными мамой и папой, чужие люди. Быть приемными родителями и почетно, и ответственно. Это, как правило, семьи с хорошей репутацией и стабильным доходом. Они берут на себя нелегкий груз, ведь длительное время приемышу нужно уделять больше внимания, чем собственным детям. Да еще поддерживать отношения с настоящими родителями и с государственными органами опеки. В подавляющем большинстве случаев ребенок возвращается к одному из своих родителей и только при худшем развитии событий остается в приемной семье.
– А правительство доплачивает приемным родителям? – спросила Поля.
– Не знаю, – призналась Ирина.
– Я бы доплачивала, – решительно заявила Ксюша. – Вот ты говоришь, Ира, что ни в одном американском городе не видела бродячей собаки. И я читала, что они не отстреливают ничейных собак, а по домам забирают, еще дерутся, кому достанется. А у нас в каждом районе стаи диких псов носятся.
– Америка – это другое общество, – пояснила Ирина, – давно миновавшее период сытости и предъявляющее требования к качеству отношений. Прогуливаться вечером со старым, больным беспородным псом – для них значит демонстрировать окружающим, какой я гуманист, и утверждаться в собственной значимости.
– Да я не про американцев, – перебила Ксюша, – и не про собак. Скажите, откуда у нас столько беспризорных детей? Не десятки, а десятки тысяч – целые города, получается. Вот в чем кошмар и ужас.
– Такие дуры, как я, операции делают, – вздохнула Поля, – а другие детишек на улицы вышвыривают.
– Самое страшное, – вслед за Полей горько вздохнула Ира, – что у беспризорников вырабатывается и закрепляется комплекс бродяжек. Эти дети много видели и много пережили такого, что ни для детских глаз, ни для психики неприемлемо. В ответ на мир кривого зеркала они становятся сами морально искривленными. Сидеть за партами, соблюдать режим и гигиену, ходить по струночке им отчаянно скучно. То ли дело свобода, вольница, отсутствие обязанностей и менторов, которые стоят у тебя над душой. Недаром Сухомлинский…
– Я не Сухомлинский, – снова перебила Ксюша. Ее в свою очередь перебила Поля:
– У тебя, Ира, все теории да теории, а у человека деньги, у Ксюши то есть, и она доброе дело хочет сделать. Надо обсуждать существо вопроса. – Это выражение Поля подхватила у мужа.
Вася теперь на каждом шагу вставлял «существо вопроса». Перенял у вице-мэра. Тот думал, что выражается на культурном русском, заявляя: «Существо вопроса городской канализации начинается в квартирах граждан».
Обсуждать, как потратить на благое дело большие деньги, было непривычно и страшновато. Из-за ответственности. Но постепенно созрел план. Организовать детприемник. Содержать в нем беспризорников, пока не найдутся достойные приемные родители. Вот им и оказывать всяческую помощь.
