Мисо-суп - Мураками Рю (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Может быть, Фрэнк не убил меня вовсе не из-за Джун? Ведь, по большому счету, она ничего о нем не знала. Ну, вроде бы американец. Говорит, что зовут его Фрэнк. Но не трудно догадаться, что Фрэнк — это выдуманное имя. А даже если бы оно и было настоящим, это мало что меняло — в одном только Токио сотни иностранцев с таким именем. Так что Джун совершенно правильно сказала, что, пойди она в полицию, ее бы там даже слушать никто не стал. Фотографии Фрэнка у нее все равно нет, номера его паспорта она не знает, кроме того, вообще нет никакой уверенности, что он американец. А из тех, кто видел Фрэнка сегодня вечером в клубе знакомств, в живых остались только Норико и я. Норико точно не пойдет в полицию, в этом я уверен на сто процентов, ну и к тому же Фрэнк ее вроде как загипнотизировал. Так что если он меня убьет, то завтра спокойно сможет улететь из Нариты куда угодно — его никто и ничто не остановит. А убить меня он может в любой момент. Но пока, по крайней мере, он, похоже, не собирается меня убивать.
Я взглянул на Фрэнка. Он с серьезным видом продолжал свой рассказ.
— Она говорит, что японцам пора наконец задуматься о своей религии, о своих богах. И мне кажется, что в этом она права.
Я даже не знал, что в самом центре Токио, буквально в десяти минутах ходьбы от Кабуки-тё, можно найти такой вот старый деревянный район. Домишки вроде здешних обычно показывают в самурайских сериалах. Они и на дома-то не похожи, скорее на макеты домов. Для того чтобы зайти в дверь такого дома, нужно нагнуться. За дверью обязательно будет посыпанный гравием малюсенький японский садик, буддистский фонарь и миниатюрный пруд, поверхность которого не перестает колыхаться от мельтешения маленьких розовых рыбок непонятной породы.
Супермодерновый Синдзюку был отсюда в двух шагах. Я примерно представлял себе, где мы находимся, но, разумеется, никогда в этом районе не был. Фрэнк уверенно, не замедляя шага, шел вперед по этой улице, которая становилась все уже и уже и наконец настолько сузилась, что в промежутке между домами вряд ли смогла бы проехать легковая машина.
— Она начала интересоваться здешними обычаями, чтобы узнать хоть что-нибудь о японской религии и божествах. Но оказалось, что ни одной книжки об этом на испанском нет, а по-английски она читать не умела. Поэтому она решила расспросить своих клиентов-японцев, чтобы получить хоть какое-то представление о здешних богах. Но никто из ее клиентов ничего об этом не знал. Ей показалось странным, что японцы настолько не придают значения своим обычаям и своей религии. Она даже подумала, что, наверное, у японцев просто не бывает таких неразрешимых проблем и таких безвыходных ситуаций, когда кроме бога надеяться больше не на кого.
А потом один из ее клиентов — репортер-ливанец, проживший в Японии двадцать лет, — рассказал ей об этом гонге. Он рассказал, что в Японии нет таких заметных фигур, как Иисус Христос или пророк Мухаммед, а также нет и единого бога. Здешние люди обвязывают рисовыми веревками огромные валуны и старые деревья и считают их богами. Кроме того, богами становятся души умерших. И еще он сказал ей, что она абсолютно права, что Япония никогда не имела печального опыта, знакомого большинству материковых государств, — Японию никогда не завоевывали, и ее жители никогда не оказывались в положении беженцев. И даже во время Второй мировой войны большинство сражений велось на территории Китая, Юго-Восточной Азии и на островах в Атлантическом океане. На Окинаве, конечно, тоже шли бои, но на Хонсю были только воздушные бомбардировки. То есть японцы не сталкивались лицом к лицу с врагом, который убивал и насиловал их родственников прямо у них на глазах. И никто не пытался насильно заставить японцев говорить на другом языке.
Опыт завоеваний и ассимиляции — как раз на этом и строится взаимопонимание народов. Но у японцев этого нет, они не знают, как относиться к людям из других стран. До недавнего времени у них толком не было возможности пообщаться с иностранцами. Их закрытость, их недоверие происходят именно от незнания.
Этот репортер-ливанец сказал, что Япония — пожалуй, единственная «нетронутая» в этом смысле страна в мире, кроме, разумеется, Соединенных Штатов Америки. Потом он добавил, что, кроме недостатков, у Японии куча достоинств, и начал рассказывать моей знакомой об этом гонге. Короче, он сказал ей, что, так как Японию никогда не завоевывали, то японцы в отличие от всех других народов сохранили, а может, не сохранили, а выработали в себе некую душевную деликатность. По его словам, японцы совсем иначе воспринимают реальность и совсем иначе решают свои проблемы. Например, у них есть такой буддийский обряд, которому уже больше тысячи лет. Суть в том, что каждый год в буддийских храмах и святилищах в новогоднюю ночь бьют в специальный гонг… Надо же, забыл! Какое-то очень символичное число… Ну… в общем, бьют в этот гонг сто с чем-то раз. Кенжи, ты не помнишь, сколько там ударов?
Теперь я понял, о чем говорил Фрэнк. Он говорил о Дзёяно-канэ. О колоколе, провожающем старый год.
— Сто восемь. Сто восемь ударов.
— Точно! Конечно же, сто восемь. Как я мог забыть, — сказал Фрэнк.
Мы очутились в тупике, и он свернул в еле заметный проход между домишками. В проход этот не проникал ни свет фонарей, ни свет из окон стоящих вокруг домов. Он был темный и такой узкий, что мог вызвать приступ клаустрофобии. Для того чтобы хоть как-то продвигаться по нему, нужно было идти боком.
Проход упирался в полуразрушенное здание, которое спекулянты недвижимостью, видимо, начали сносить, но тут лопнул «пузырь» — начался кризис, и здание это так и осталось — ни то, ни се. Почти со всех его стен обвалилась известка, сверху свисали какие-то холщовые тряпки и обрывки полиэтилена. Фрэнк раздвинул в стороны обрывки холста, и мы с ним пролезли внутрь здания, буквально касаясь коленями пола. От гладкого полиэтилена пахло засохшей грязью и кошачьей мочой.
— В прошлом году она ходила туда и была поражена до глубины души. Она говорит, это что-то неземное. Что со сто восьмым ударом тебя покидает вся скверна, и ты обретаешь спасение. — С этими словами Фрэнк щелкнул выключателем. Загорелась флуоресцентная лампа, содранная с потолка и валявшаяся на полу. Ее света хватало почти на всю комнату. От этого странного, идущего снизу освещения по лицу Фрэнка заметались уродливые тени.
Раньше здесь, скорее всего, была какая-то клиника. На дощатом полу в самом углу комнаты валялись медицинские инструменты и сломанные стулья. По центру лежал матрас, наверное, снятый с какой-нибудь выброшенной кровати. Фрэнк уселся на этот матрас и жестами показал мне, чтобы я сел рядом с ним.
— Слушай, Кенжи, а этот колокол — он правда очищает ото всех дурных инстинктов? Ты не мог бы меня отвести куда-нибудь, где его можно послушать?
— Нет проблем, — ответил я и подумал, что это, наверное, и есть та причина, по которой он меня еще не убил.
— Здорово! Спасибо тебе, Кенжи! А ты не знаешь случайно, как он действует? Ну, каким образом он очищает от всего дурного? Я вообще-то все более или менее понял, когда она мне рассказывала, но хотелось бы услышать ответ на этот вопрос от японца.
— Фрэнк, можно я здесь переночую? — Я уже понял, что вернуться к себе мне сегодня не удастся.
— На втором этаже есть кровати. Ты можешь поспать там, а я здесь, на этом матрасе, — сказал Фрэнк и добавил: — Ты ведь устал, наверное, сегодня был трудный день, много чего произошло… Давай только еще совсем немножко поговорим про этот колокол и ляжем спать. Ладно?
— Нет проблем, — снова ответил я и огляделся. Второй этаж в этом здании определенно был, но вот лестницы на второй этаж — не наблюдалось.
— А как я попаду на второй этаж? — спросил я.
— Посмотри сюда. — И Фрэнк ткнул пальцем в дальний угол. Там высилась громоздкая конструкция — поваленные на пол железные стеллажи, а на них старый холодильник. В потолке над холодильником была пробита дырка величиной с полтатами, ширина ее, наверное, была около метра.
