Мой любимый sputnik - Мураками Харуки (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
но проводить время вместе. Мы разговариваем на самые разные темы и по-человечески очень доверяем друг другу. Какая у него сексуальная жизнь, где и как он решает эти проблемы, я не знаю, и меня это совершенно не трогает. Никакого секса у нас с ним нет. Мы даже не прикасаемся друг к другу. Это очень печально, но я не хочу прикасаться к его телу. Просто не хочу, и все.
Мюу останавливается, тихо закрывает лицо ладонями. За окном почти совсем светло.
— Я была живой тогда, я и сейчас, как ты видишь, жива, реально существую, разговариваю с тобой. Но то, что находится здесь, — ненастоящая “я”. Перед тобой всего лишь тень той прежней Мюу, которой я была когда-то. Ты — по-настоящему живая. А я — нет. Даже то, что я говорю сейчас, отдается в моих ушах пустым эхом.
Молча, я кладу руку на плечо Мюу. Я не нахожу нужных слов, которые могла бы сказать ей. Поэтому просто спокойно, бесконечно долго обнимаю ее.
Я люблю Мюу. Разумеется, я люблю “эту” Мюу, на “этой стороне”. Но так же я люблю и “ту” Мюу, которая должна быть где-то на “той стороне”. Очень сильно люблю. Когда я задумываюсь об этом, сама начинаю раздваиваться — даже чувствую, как внутри меня что-то скрипит. Словно надо мной нависла угроза: “раздвоение” Мюу приведет к моему собственному “раздвоению”, как проекции ее состояния. Я чувствую это так пронзительно, так неотвратимо, словно у меня самой нет выбора.
Вот только одно неясно. Если “эта сторона”, где находится Мюу сейчас, — мир, который с самого начала не был “действительным изображением” (то есть “эта сторона” в действительности — “та сторона”), то как быть со мной, которая существует “здесь” как она есть, и у которой вместе с тем все внутри так тесно взаимосвязано?"
Кто же я тогда на самом деле?
13
Я дважды прочел оба “Документа”. Сначала лишь пробежал глазами, второй раз читал уже спокойно, обращая внимание на мелкие детали. Никакого сомнения: оба текста писала Сумирэ. Ее манера выражаться, ее словечки. Вот только интонация немного отличалась от того, как она писала обычно: некоторая сдержанность, чуть отстраненный взгляд — раньше в ее текстах такого не было. И все же, это писала Сумирэ, я был уверен на все сто.
После минутного колебания я сунул дискету в карман своей сумки. Если Сумирэ благополучно вернется, дискету можно будет положить на место. Другое дело — если она не вернется. Кто-нибудь посторонний наткнется на дискету, разбирая ее вещи. В любом случае мне очень не хотелось, чтобы оба текста попались кому-нибудь на глаза.
Прочтя “Документы”, я уже не мог просто сидеть на месте, ничего не делая. Надел свежую рубашку, вышел из коттеджа и, спустившись по лестнице, направился в городок. Получив в банке неподалеку от порта по дорожным чекам 100 долларов, купил какой-то таблоид на английском и сел читать его под зонтиком в кафе. Подозвал сонного официанта, заказал лимонад и тосты с сыром. Еле-еле водя огрызком карандаша, он записал мой заказ. На его белой рубашке сзади выступило большое пятно пота. Оно как будто настойчиво к чему-то призывало — такая форма была у пятна.
Механически, одним глазом просмотрев газету до половины, от нечего делать я стал бесцельно разглядывать полуденный порт. Откуда-то появилась тощая черная собака, обнюхала мою ногу, потом, утеряв к ней всяческий интерес, унеслась в неизвестном направлении. Люди, кто где мог, вяло, лениво расслаблялись, переживая послеполуденный зной. Только официант и собака могли еще хоть как-то перемещаться в пространстве, но брало сомнение: надолго ли их хватит. Старик, который только что продал мне газету, уже дремал, сидя под тентом. Его колени широко развалились в стороны. Статуя посаженного на кол Героя стояла в центре площади и, как всегда, безропотно подставляла спину безжалостным лучам полуденного солнца.
Охлаждая ладони и лоб холодным стаканом лимонада, я размышлял: возможна ли связь между тем, что Сумирэ написала, и ее исчезновением?
Уже довольно долго Сумирэ вообще ничего не писала. Свою страсть к писательству она потеряла после того, как на свадебном банкете познакомилась с Мюу. И вдруг здесь, на этом греческом острове, решительно “взялась за перо” и написала почти одновременно эти “Документы”. Нужно немало времени и недюжинная сосредоточенность, чтобы выдать такой объем текста, даже если строчить с неимоверной скоростью. Что-то на нее сильно повлияло — подтолкнуло и заставило снова сесть за стол.
Что же это было? Точнее, существует ли некая тема, главная мысль, общая для этих текстов, и если да, то в чем она состоит? Я размышлял об этом и рассматривал морских птиц, сидевших рядком на пирсе.
Мир тем временем плавился от жары, и размышлять о запутанных вещах было совершенно невозможно. В голове моей царил хаос, и сам я был порядком измотан. Поэтому заставил себя собрать в кучку то, что еще осталось во мне от способности концентрироваться: как если бы мне пришлось заново — без барабанов и труб — формировать армию из разбитых частей. Приведя сознание в некое равновесие, я стал думать.
— Самое важное — не то большое, до чего додумались другие, но то маленькое, к чему пришел ты сам, — произнес я тихонько себе под нос. Я всегда так говорю детям в классе. Ведь так на самом деле и есть? Сказать легко. Но в действительности прийти даже к “маленькой” мысли бывает ужасно трудно. Нет, скорее, иначе: наверное, чем “меньше” вывод, родившийся в твоей голове, тем сложнее тебе его было сделать.
Сон Сумирэ. Раздвоение Мюу.
Чуть спустя меня вдруг прошибло: существует два разных мира. Вот он — главный элемент, общий для “Документов”, написанных Сумирэ.
“Документ 1”
Здесь основная часть текста — пересказ сна. который Сумирэ видела той ночью. Она поднимается по длинной лестнице, чтобы встретиться со своей покойной матерью. Но когда, наконец, она почти у цели, ее мать уже уходит в “тот мир”. Сумирэ не в силах ничего изменить. А потом она стоит на верхушке башни, там нет никаких выходов, просто некуда деться, и ее со всех сторон окружают какие-то потусторонние существа. Сумирэ множество раз видела этот сон.
“Документ 2”
Здесь описывается странное происшествие, которое приключилось с Мюу четырнадцать лет назад. В парке развлечений маленького швейцарского городка Мюу оказывается запертой на целую ночь в кабинке колеса обозрения, смотрит оттуда в бинокль на окна своей квартиры и видит саму себя. Это — ее “Doppelganger” <Двойник, дух (живого человека) (нем.). > . В результате пережитого происходит ее “раздвоение” (или благодаря этому случаю выявляется раздвоенность, которая уже существует). Как объясняет сама Мюу, “расколовшись”, она одновременно находится по обе стороны зеркала. Сумирэ упрашивает Мюу рассказать ей об этом и потом записывает ее историю как “Документ 2”.
Совершенно очевидно, что общая тема, объединившая оба “Документа”, — взаимосвязь между “этой стороной” и “той стороной”. Как они соотносятся друг с другом. Скорее всего, Сумирэ заинтересовало именно это. Вот почему ее потянуло к столу, и она потратила столько времени, чтобы написать свои “Документы”. Говоря словами самой Сумирэ, записывая эти истории, она пыталась что-то для себя осмыслить.
Подошел официант, забрал тарелку из-под тостов, и я заказал еще лимонада. Попросил побольше льда. Отпив глоток свежего лимонада, я снова приложил холодный стакан ко лбу.
“А если Мюу не примет меня — тогда что? — написала Сумирэ в конце “Документа 1”. — Тогда ничего другого не останется — только смириться… Кровь должна пролиться. Я должна заточить нож и где-то перерезать собаке глотку”.
Что Сумирэ имела в виду? Может, намекала на самоубийство? Нет, я так не думал. Я не чувствовал в этих словах запаха смерти. Скорее, в них слышалось бесшабашное стремление двигаться дальше. Собаки, кровь — чистейшей воды метафора, я и объяснял это Сумирэ на скамейке в парке Иногасира. Смысл всего этого (собаки, кровь) — в том, чтобы “нечто” (кости, ворота) в мистической форме наделить жизнью, иначе — это “нечто” одушевить. Я хотел показать, используя аллегорию, как “История” (повествование) приобретает волшебные, магические свойства, потому и рассказал Сумирэ о китайских воротах.
