Поколение «Икс» - Коупленд Дуглас (книги онлайн полные .txt) 📗

— Дег, а что Шкипер?

— А что Шкипер?

— Как ты думаешь, он тебя заложит?

— Даже если заложит, я скажу, что этого не было. И ты так скажешь. Двое против одного. Мне что-то неохота обзаводиться собственным уголовным делом.

Мысль о суде и тюрьме приводит меня в ступор. Дег замечает это по моему лицу.

— Не боись, друг. До этого не дойдет. Обещаю. И знаешь что? Ты не поверишь, чья это была машина…

— Чья?

— Банни Холландера. Чувака, чей прием мы сегодня обслуживаем.

— О господи!

Взбалмошные сизые лучи дуговых прожекторов мечутся как шальные в затянутом облаками небе — кажется, то вырывается на свободу содержимое ящика Пандоры.

Я в Лас-Пальмасе, за стойкой алкогольного бара на новогоднем балу Банни Холландера (стразы, стразы и еще раз стразы). Нувориши тычутся своими лбами мне в лицо, требуя одновременно коктейлей (парвеню-богатеи обслугу ни в грош не ставят) и моего одобрения, а возможно, заодно и интимных услуг. Общество не самой высокой зрелищной категории: теледеньги состязаются с киноденьгами; полно тел, в запоздалую реставрацию которых вбухано слишком много денег. Смотрится красиво, но блеск это фальшивый; обманчивое псевдоздоровье загорелых жирных людей; стандартные лица, какие бывают у младенцев, стариков и тех, кому часто делали подтяжки. Казалось бы, должны присутствовать знаменитости, но их-то как раз и нет; губительный это симбиоз: сумасшедшие деньги плюс отсутствие известных людей. Хотя вечеринка определенно проходит на ура, хозяин, Банни Холландер, явно недоволен нехваткой великих мира сего.

Банни — знаменитость местного значения. В 1956-м он поставил на Бродвее шоу «Целуй меня, зеркало» или еще какую-то там хренотень, которая имела грандиозный успех, и с тех пор тридцать пять лет почивает на лаврах. Волосы у него седые, лоснящиеся, как мокрая газета, на лице неизменно злобное выражение, придающее ему сходство с растлителем малолетних, — результат регулярных подтяжек кожи, которые он начал делать еще в шестидесятых. Но Банни знает кучу похабных анекдотов и хорошо обращается с обслугой — лучшего сочетания и не придумаешь. Оно-то и компенсирует его недостатки.

Дег открывает бутылку белого:

— У Банни такой вид, словно под верандой его дома закопан расчлененный бойскаут.

— Милый, у нас у всех под верандами расчлененные бойскауты, — произносит Банни, незаметно (несмотря на свою тучность) вынырнувший откуда-то сзади, и протягивает Дегу свой бокал.

— Пожалуйста, льду для коктейльчика-перчика. — Он подмигивает и, вильнув задом, уходит.

Дег, как ни удивительно, смущенно краснеет.

— Впервые встречаю человека, окруженного таким количеством тайн. Жаль его машину. Лучше бы ее хозяином оказался кто-нибудь, мне ненавистный.

Позже, пытаясь найти ответ на вопрос, который не решаюсь задать прямо, я исподволь завожу с Банни разговор о сгоревшей машине:

— Банни, я тут читал в газете насчет твоей машины. Это у нее была наклейка на бампере: «Спросите, как делишки у моих внучат»?

— А, это. Проделка моих друганов из Вегаса. Огонь-парни. О них мы не говорим. — Разговор окончен.

Особняк Холландера был построен во времена первых полетов на Луну и напоминает воплощенную грезу невероятно тщеславного и ужасно испорченного международного фармазона той эпохи. Повсюду подиумы и зеркала. Скульптуры Ногучи и мобили Кальдера; все кованые решетки изображают строение атома. Стойка, обшитая тиковым деревом, вполне сошла бы за бар в преуспевающем лондонском рекламном агентстве эпохи Твигги. Освещение и обстановка подчинены единой цели — все должны выглядеть об-во-ро-жи-тель-но.

Несмотря на отсутствие знаменитостей, вечер об-во-ро-жи-тель-ный, о чем не забывают напоминать друг другу гости. Светский человек — а Банни вполне заслуживает этого наименования — знает, что требуется для общего улета.

— Без байкеров, трансвеститов и фотомоделей вечеринка не вечеринка, — мурлычет он у сервировочных столиков, заваленных утятиной без кожи в чилийском черничном соусе.

Разумеется, за этим заявлением стоит знание того факта, что все эти (а также многие другие) социальные типы на вечеринке представлены. На непринужденное веселье способны одни только дети, по-настоящему богатые старики, чертовски красивые люди, извращенцы, люди, которые не в ладах с законом… К тому же, к большому моему удовольствию, на вечеринке нет яппи; этим наблюдением я делюсь с Банни, когда он подходит за своим девятнадцатым джин-тоником.

— Приглашать яппи — все равно что звать в гости столбы, — отвечает он. — О, смотри — монгольфьер! — Он исчезает.

Дег чувствует себя как рыба в воде, потихоньку практикует самообслуживание — у него своя программа потребления коктейлей (и никакой профессионально-бармекской этики), — болтает и возбужденно спорит с гостями. Большую часть времени его вообще нет за стойкой — он носится по дому или по ярко освещенному кактусовому саду, время от времени возвращаясь для краткого отчета.

— Энди, сейчас был такой прикол. Я помогал чуваку с Филиппин кормить ротвейлеров бескостными тушками цыплят. Собак на сегодня заточили в клетку. А шведка с чудом бионики на ноге — у нее там нейлоновая такая шина — это дело снимала 16-миллиметровой камерой. Говорит, она упала в карьер в Лесото, отчего ее ноги едва не превратились в osso buco [58].

— Отлично, Дег. Передай мне две бутылки красного, будь добр.

— Прошу, — Передав вино, закуривает сигарету, ни малейшего намека нато, что он собирается поработать в баре. — Еще я разговаривая с дамой по фамилии Ван-Клийк — такой старой-престарой, в гавайской рубашке и с лисой на шее. Она владеет половиной газет на Западном побережье. И она рассказала, что в начале второй мировой войны ее совратил а Монтеррее родной брат Клифф, который потом умудрился утонуть в подводной лодке у Гельголанда, С тех пор она может жить только в жарком, сухом климате, являющем собой прямую противоположность миру изувеченных, обреченных на гибель подлодок. Но судя по тому, как она это излагала, она рассказывает это каждому встречному. Как Дег вытягивает такие откровения из незнакомых людей?

У главного входа, где семнадцатилетние девочки из Долины с убитыми перекисью русалочьими волосами «охмуряют» продюсера студии звукозаписи, я замечаю Нескольких полицейских. Стиль вечеринки таков, что я думаю: не очередные ли это «социальные типы», которых шутки ради зазвал Банни? Банки болтает с ними и смеется. Дег полицейских не видит. Банни ковыляет к нам.

— Герр Беяяингхаузен, если бы я знал, что вы закоренелый преступник, то пригласил бы вас не барменом, а в качестве гостя. Стражи закона спрашивают вас у входа. Не знаю, чего они хотят, но если затеешь скандал, сделай одолжение — не стесняйся в жестах.

Банни вновь упорхнул; у Дега белеет лицо. Он строит мне гримасу, затем выходит в открытую стеклянную дверь и идет не к полиции, а в самый дальний угол сада.

— Пьетро, — прощу я, — подмени меня на время. Надо по делам отлучиться. Десять минут.

— Зацепи и мне, — говорит Пьетро, решив, что я иду на автостоянку — взглянуть, как обстоят дела с наркотиками. Но, разумеется, я иду за Дегом.

— Я давно гадал, что буду чувствовать в тот момент, — говорит Дег, — когда наконец попадусь. А чувствую я облегчение. Как будто ушел с работы. Я тебе рассказывал историю о парне, жутко боявшемся подцепить какую-нибудь венерическую болезнь? — Дег достаточно пьян, чтобы быть откровенным, но не настолько, чтобы нести чушь. Я нашел его неподалеку от дома Банни. Его ноги свешиваются из раструба огромного цементного стока, устроенного на случай внезапного наводнения.