Сердце – одинокий охотник - Маккалерс Карсон (книги бесплатно без TXT) 📗

Мик долго не спала. Она обняла его и крепко прижала к себе. Она ощупывала его всего и потихоньку целовала. Он был такой маленький, мягкий, и от него шел солоноватый мальчишеский запах. Мик вдруг почувствовала к нему такую щемящую нежность, что сжала его изо всех сил, у нее даже руки устали. В мыслях у нее Братишка и музыка жили рядом. Ей казалось, что нет на свете такой вещи, которой она для него не сделает. Она никогда больше его не ударит и даже не будет дразнить. Всю ночь она проспала, обхватив его голову руками. А утром, когда она проснулась. Братишки уже рядом не было.

Но после этой ночи ей редко приходилось его дразнить – и ей, и кому бы то ни было. После того как он выстрелил в Бэби, малыш стал совсем не похож на прежнего Братишку. Теперь он держал язык за зубами и больше не баловался с ребятами. Чаще всего он просто сидел во дворе или в угольном сарае. Рождество подходило все ближе. Мик, конечно, мечтала о пианино, но никому не говорила об этом. Наоборот, она всем сказала, что ей хочется получить часы с Мики-Маусом. Когда Братишку спросили, чего он ждет от Деда Мороза, он ответил, что ему ничего не надо. Он спрятал шарики и складной нож и не давал никому дотронуться до своих книжек со сказками.

После той ночи никто уже не звал его Братишкой. Соседские ребята постарше стали звать его Келли – убийцей Бэби. Но он мало с кем разговаривал, и ничто, казалось, его не трогало. В семье теперь его звали настоящим именем: Джордж. Поначалу Мик не могла отвыкнуть от прежнего прозвища, да и не хотела отвыкать. Но как ни смешно, через неделю она сама стала называть его Джорджем, как и все остальные. Но он был совсем не похож на прежнего мальчика, этот Джордж; он держался особняком, будто сразу стал намного старше, и никто, даже она, не знал, что у него на уме.

Мик улеглась вместе с ним в сочельник. Он лежал в темноте и молчал.

– Брось чудить, – сказала она. – Давай лучше поразговариваем про гномов и про то, как голландские дети вместо того, чтобы вывешивать чулки, ставят деревянные башмаки для Деда Мороза.

Джордж ничего не ответил. Он заснул.

Она поднялась в четыре часа утра и разбудила всю семью. Папа затопил в передней комнате камин, а потом пустил всех их к елке, чтобы они могли посмотреть свои подарки. Джордж получил костюм индейца, а Ральф – резиновую куклу. Всем остальным было подарено что-нибудь из одежды. Мик обыскала свой чулок, нет ли там часов с Мики-Маусом, но ей подарили пару коричневых полуботинок и коробку пьяных вишен. Пока не рассвело, они с Джорджем бегали по улице, хлопали в хлопушки, пускали шутихи и съели всю коробку – оба слоя пьяных вишен. И к тому времени, когда настал день, они чувствовали только боль в животе и усталость. Мик легла на кушетку. Она закрыла глаза и вошла в свою внутреннюю комнату.

В восемь часов доктор Копленд уже сидел за письменным столом и при тусклом утреннем свете просматривал какие-то бумаги. Рядом с ним к потолку поднималось дерево – темно-зеленый косматый кедр. С тех пор как доктор начал практиковать, он ежегодно устраивал на рождество елку, и сейчас все было для нее готово. Вдоль стен передних комнат стояли ряды стульев и скамеек. Весь дом пропах сладким, пряным запахом свежеиспеченных кексов и горячего кофе. В кабинете рядом с доктором у стены сидела Порция. Она сидела, согнувшись и подперев голову ладонями.

– Отец, ты с пяти часов утра надсаживаешься за столом. Нечего было тебе вставать. Мог поваляться в кровати до самых гостей.

Доктор Копленд облизнул толстые губы. Его угнетало такое множество забот, что тут было не до Порции. Ее присутствие только его раздражало.

Наконец он не выдержал и сердито спросил:

– Чего ты здесь томишься?

– Места себе не нахожу, – сказала она. – Во-первых, из-за Вилли…

– А что с Вильямом?

– Понимаешь, он мне писал аккуратно каждое воскресенье. Письмо приходило в понедельник, на худой конец – во вторник. А вот на прошлой неделе не пришло. Я понимаю, чего беспокоиться? Вилли – он же такой добрый, покладистый парень, – что с ним может случиться? Его перевели из тюрьмы на полевые работы – что-то они там копают к северу от Атланты. Две недели назад он написал, что сегодня их поведут в церковь, просил прислать костюм и красный галстук.

– Больше Вильям ничего не писал?

– Писал, что тот самый мистер Б.Ф.Мейсон тоже у них в тюрьме. И что там он встретил Бастера Джонсона – это один его знакомый. И потом Вилли пишет, чтобы я бога ради прислала ему гармошку, потому что он очень тоскует оттого, что не может играть на своей гармошке. Я ему все послала. И шашки, и кекс с глазурью. Но теперь, даст бог, я скоро получу от него письмецо.

Глаза у доктора Копленда лихорадочно горели, и он не мог унять нервного движения рук.

– Дочка, давай обсудим все это попозже. Времени уже много, а мне надо кончить работу. Сходи на кухню, посмотри, все ли готово.

Порция встала, пытаясь напустить на себя веселый, беззаботный вид.

– А как ты решил насчет этой премии в пять долларов?

– Пока что я еще не придумал, как тут разумнее поступить, – уклончиво ответил он.

Один из его приятелей, негр-фармацевт, каждый год выдавал премию в пять долларов ученику средней школы за лучшее сочинение на заданную тему. Фармацевт предоставлял доктору Копленду право единолично оценивать представленные работы, а имя победителя объявлялось на рождественской елке у доктора. Тема сочинения в этом году была такая: «Моя жизненная цель: как я могу улучшить положение негритянской расы». Поступила только одна достойная внимания работа. Однако она была написана так по-детски и неразумно, что вряд ли стоило присуждать ей премию. Доктор Копленд надел очки и с глубочайшим вниманием снова прочел сочинение.

Доктор Копленд ощущал лихорадочный жар в крови. Часы на столе громко тикали, и этот звук действовал ему на нервы. Разве он мог присудить премию мальчику с такими дикими взглядами? Как же ему решить?

Другие сочинения вообще были лишены всякого содержания. Молодые не желали думать. Они писали только о своих личных честолюбивых целях и вовсе опускали вторую половину темы. Только одно обстоятельство заслуживало внимания. Девять сочинений из двадцати пяти начинались фразой: «Я не хочу быть прислугой». А далее выражалось желание управлять самолетом, стать чемпионом по боксу, священником или танцором. У одной девушки единственной целью в жизни было помогать бедным.