Жатва дьявола - Виалар Поль (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗
О Мишеле Обуане можно сказать, что с той минуты, как он перестал вести свое хозяйство с должной серьезностью (даже строгостью), он уже был человеком обреченным. Беспечная Люсьенна, воображая, что она играет на руку мужу, потихоньку вела своего любовника к гибели. И не только тем, что он тратился на нее, делал ей дорогие подарки, но тем, что ее близость поддерживала в нем определенные настроения. В ней не было ничего демонического, просто она стала орудием роковой неизбежности; натура слабая, мягкая, как воск, охотно принимавшая вое приношения любовника, Люсьенна, однако, была бы совсем другой, окажись она в твердых руках; живя под эгидой Альсида, она, если б это понадобилось, добровольно трудилась бы с утра до ночи, выматывала бы из себя все жилы. Как же так? Это была Люсьенна, вот и все.
Адель старалась встречаться с ней как можно чаще и с мрачной радостью узнавала, что Обуан становится все раздражительнее — следовательно, все больше тревожится. Он не откровенничал ни с кем, даже с Люсьенной, но она не могла не чувствовать, как изменилось его душевное состояние. Одно время она думала, что причиной перемен было приближавшееся возвращение Альсида, однако оно не беспокоило Обуана: он отнюдь не думал, что это положит конец его связи с Люсьенной. Мишель Обуан не был пьяницей, но во многом походил на алкоголиков: «Еще одну минутку блаженства, а там хоть трава не расти!» Такова была тогда психология многих людей, в особенности тех, кто в течение четырех лет подвергался опасности трагически кончить свою жизнь, ждал смерти, зарывшись в окопы, где у солдат ноги утопали в грязи, в животе было пусто, а над головами реял ужас; такими настроениями заражались и те, кто не испытал мучений фронтовиков, зато принадлежал к числу бесхарактерных сластолюбцев, как Мишель Обуан, и в расположении духа легко уподоблялся людям, которые во всем отчаялись, ничему больше не верят и плывут по волнам прямо к своей гибели, не имея ни желания, ни мужества бороться против теплого течения, полегоньку уносящего их.
— Я получила письмо от Альсида, — сообщила однажды Люсьенна, встретив Адель. — Его скоро демобилизуют — меньше чем через месяц…
Она это знала уже давно, но теперь это было написано черным по белому. Да, вскоре она увидит мужа.
— Ты сказала Мишелю?
— Нет еще. Не смею сказать. За последние дни он очень уж нервничает. Никогда такой не был.
Адель решила, что всему причиной срок уплаты долга (разговор шел в субботу, а на следующей неделе, в четверг, Обуан обязан был расплатиться с нею и с Альбером). И еще она подумала, что завтра воскресенье, праздничный день для Обуана, — он уж, конечно, и забыл, что хлеборобам земля отдыха не дает. Пока еще ничего не было известно: Мишель еще не сказал, что он не может расплатиться с ней, но ведь он хорошо запомнил ее слова, — в тот вечер, когда Адель дала ему деньги, она сказала: «На полгода. Подходит это тебе? Ну, да мы всегда сговоримся». Нет, не из-за этого долга он терзался, — он снова сидел на мели, а ему опять нужно было уплатить карточный долг, но вовский нотариус закапризничал, не согласился ссудить его деньгами без закладной, должным образом зарегистрированной в Земельном банке, и Мишелю нужно было сделать у кого-то новый заем, отнюдь не предназначенный для уплаты долга Женетам.
Воскресенье он, однако, провел недурно, Люсьенна пожелала поехать в Шатоден, где тоже составился кружок картежников и где они встретились с новыми приятелями. Обуан не проигрался, наоборот, — выиграл немного и пришел из-за этого в радужное настроение, даже подумал: «Жаль, что до четверга мы соберемся только один раз, — мне сегодня так стало везти, что я наверняка сорвал бы солидный куш. Я, конечно, ничего не дал бы Адель в счет долга, зато мог бы не закладывать опять землю». В понедельник он поехал в Вов, и Адель, узнав о новом его займе, затрепетала, так как подумала, что он, несомненно, предназначен для расчетов с нею.
Она, напротив, могла бы порадоваться. Это был последний заем (события развернулись быстро), — у нотариуса, мэтра Фруа, не было под рукой, как он сказал, клиентов, которые теперь согласились бы дать взаймы господину Обуану: ведь, кроме скота и сельскохозяйственных машин, хозяин «Белого бугра» уже не мог бы представить никакого обеспечения долга. Итак, Мишель в очень короткий срок ухитрился заложить всю свою землю! Возвращаясь из Бова в новеньком автомобиле, который он купил два месяца тому назад и еще не заплатил за него по векселям, Обуан начал серьезно беспокоиться. На этот раз он выбрался из затруднительного положения, но какой ценой! Теперь он на краю пропасти. Надо что-то предпринять. Впервые он почувствовал ветер опасности, который мог стать ветром крушения. Но встретив на перекрестке дорог Адель, он сказал ей с полным доверием к ней:
— Надо нам увидеться в четверг.
— Да, — подтвердила она. — Где хочешь встретиться?
— Лучше, если ты ко мне придешь. После обеда. Тебе это удобно?
— Хорошо. Я принесу с собой расписку.
— Как хочешь.
Он уже готов был тут же признаться, что не может расплатиться, но ведь он так хорошо знал ее, как ему думалось. Сколько раз он держал ее в своих объятиях. В четверг он все уладит, и она даст ему отсрочку на полгода, ну, самое меньшее, на три месяца.
А она? Она в эту минуту думала, что Мишель Обуан достал у вовского нотариуса деньги, необходимые для расплаты с нею, и при этой мысли обливалась холодным потом. В среду она увиделась с Люсьенной; оказалось, что во вторник Обуан ездил с Люсьенной в Шартр.
— Мишель в хорошем настроении. Он вчера выиграл.
— Много? — встревоженно спросила Адель.
— Не знаю. Я была в кинематографе с другими дамами. Право, мне уже начинают надоедать эти вечера, тем более что засиживаемся на них допоздна! Но вчера, когда мы вернулись из кинематографа, игра уже кончилась. Исключительный случай: Буано на следующий день надо было рано встать, чтобы ехать в Париж. Все были очень веселы, толкали Мишеля под бок и называли счастливчиком, — больше-то они не решались говорить при мне. А когда мы возвращались домой в автомобиле, Мишель все напевал, насвистывал песенки…
И Адель подумала: «Провалилось дело!» Спала она обычно крепким сном, однако в эту ночь не смыкала глаз. На рассвете она пошла задать корма скотине, но там уже был Альбер: накануне вечером она говорила с ним, и он тоже не мог уснуть.
Весь день оба были угрюмы, не обменялись ни единым словом, работали, как лошади, чтобы забыться, не думать о том, что терзало их. За обедом почти ничего не ели. Когда Мари легла в постель, Адель сказала брату:
— Дай-ка расписку.
Он принес черный бумажник, достал оттуда расписку.
— Ну, вот видишь, — сказал он, — ничего не вышло!
— А ты откуда знаешь? — бросила она насмешливым тоном, который, однако, не обманул Альбера.
— Да чего уж там! — буркнул он, до того расстроенный, что и рассердиться не мог, и, вздохнув, отошел, не сказав ни одного слова упрека.
В «Белом бугре» Мишель уже ждал ее у ворот.
— Ишь каким ты франтом стал! — воскликнула Адель, окинув его взглядом.
Он не отозвался на шутку и, взяв ее под руку, повел к дому.
— Пройдем вот тут, — сказал он.
Работник, встретившийся им во дворе, поздоровался, не посмотрев в их сторону. Мишель провел Адель в большую комнату. Усадив ее, он спросил:
— Хочешь выпить чего-нибудь?
— Нет, — ответила она.
Он все же достал из шкафа бутылку коньяка с красивой этикеткой и налил себе рюмку.
— А ты нынче уж не пьешь настойки?
— Нет, теперь коньячком балуюсь.
Мишель Обуан уже и позабыл ту водку, которую гнали из падалиц яблок и груш, подбирая их у себя в саду; на вечеринках в Шартре и в других местах он познал вкус тонких вин и уже терпеть не мог сивушный запах самогонки. Он отпил из рюмки большой глоток.
— Принесла расписку? — спросил он наконец.
Адель неторопливо достала расписку из кармана. Она решила, обдумав этот ход дорогой, еще раз попытать счастья: не брать с него сейчас денег, дать ему время запутаться и попасть в безвыходное положение.
