Анук, mon amour... - Платова Виктория (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
Кольца нигде нет.
– Мне нужно привыкнуть к этому, – убитым голосом говорит Линн.
– К чему?
– К тому, что больше я его не увижу. Я тридцать лет не снимала его с пальца…
Теперь полоска на безымянном пальце Линн является мне в новом свете: все эти три десятилетия кожа под кольцом была защищена от старения, она так и осталась молодой. Бедная Линн.
– Давайте поищем еще, Линн…
– Бесполезно.
Линн падает в кресло в конце ряда (это то самое кресло, с которого я услышал афро-латинское кофейное «kothbiro») – и закрывает глаза.
– Не расстраивайтесь, Линн.
– Вы не понимаете…
– Ну хотите, я подарю вам другое кольцо?
– Какой вы милый, Кристобаль… Милый мальчик…
– Нет, правда.
Линн смотрит на меня с интересом. Именно – с интересом, ни о каком кокетстве и речи не идет. Еще несколько секунд – и она произнесет фразу на испанском, я ощущаю это физически. Бесцветные (почти как лак на ногтях) губы Линн темнеют, на пергаментные щеки всходит смуглый румянец, даже янтарь на шее выглядит иначе, чем мгновение назад: отблеск безветренного дня коснулся и его. Сейчас Линн скажет фразу на испанском, полную значения фразу на испанском – и мне нечего будет ответить.
Я попался.
Фраза следует незамедлительно, но обращена она не ко мне, скорее – к светлой полоске на пальце. И это не испанский, как я предполагал. Это не испанский, это самый обыкновенный французский; значительным его делают темные, покрывшиеся коркой губы Линн:
– Слава богу. Наконец-то все закончилось. Наконец-то…
– Вы о чем?
– Давно нужно было от него избавиться. Но я не могла… Не могла… Все эти тридцать лет – не могла.
– Мне показалось вы очень дорожите этим кольцом.
– Я его ненавижу. – Ненависти на лице Линн нети в помине.
– Но…
– Давайте больше не будем об этом. Ни слова о кольце. И вот еще что – отметим это событие? – Кровь отхлынула от щек Линн, теперь на них явственно видны склеротические прожилки.
Линн стремительно стареет, сейчас она выглядит даже старше, чем в нашу первую встречу в букинистическом. Как будто демоны прошлого, вечно молодые демоны, так долго терзавшие ее, покинули Линн, унесли ее душу в корзине для пикника. А отправиться за ними в Довиль или Сен-Мало у Линн не хватит пороху.
– Отметим это событие?
– Какое событие, Линн?
– Это знак, Кристобаль. Понимаете, знак. И это как-то связано с вами, с вашим появлением.
– Глупости, Линн…
– В любом случае я вам благодарна…
Мы больше не говорим о кольце. Линн преувеличенно весела, пару историй, которые уложились в отрезок от Трокадеро до музея Орсэ (Линн почему-то выбрала именно этот маршрут), можно назвать пикантными, они подходят для завтрака после первой, проведенной вместе ночи: «Ты любишь омлет по-креольски?» – «Обожаю, только побольше сладкого перца»; так вот, секс стоя, в душевой кабинке, имеет один существенный недостаток, нельзя курить, но он умудрялся курить даже в душевой кабинке, и сигарета всегда оставалась сухой, представь себе… с этой сухой сигаретой он напоминал мне самурая… Вернее, его сигарета напоминала мне самурая…
– Почему самурая, Линн? – спрашиваю я.
– Это так просто, Кристобаль, так просто. Самурай может остаться сухим во время сильного дождя – если хорошо владеет мечом. Мечом можно отражать дождевые капли, разве вы не знаете?
– Теперь знаю. – Линн с ее рассуждениями о самураях и сексе в душевой кабинке – пойманная в сеть склеротических прожилок Линн выглядит довольно забавно.
– Иногда я думаю, что главное предназначение меча – отражать дождевые капли.
– Вы полагаете? – с историей самурайства я незнаком, но и верить Линн на слово не стоит, особенно после метаморфоз с ее лицом на сеансе во Французской Синематеке.
– Главное предназначение всегда скрыто от глаз, – хихикает Линн.
Не очень-то я доверяю слову «всегда». Анук всегда исчезает, но это не мешает мне надеяться, что когда-нибудь, рано или поздно, я проснусь чуть раньше, чем она выскользнет из комнаты.
– Главное предназначение вашего друга состояло в том, чтобы курить в душевой кабинке?
– Он курил постоянно, – в голосе Линн появляются странные нотки; кажется, эта часть прошлого до сих пор вызывает у нее удивление. – Он был просто помешан на куреве, сам делал самокрутки, без всяких там машинок. И хранил табак везде, в самых непредсказуемых местах.
Интересно, что подразумевает Линн под «непредсказуемыми местами»? Не сливной же бачок в туалете, ей-богу. И какое мне вообще дело до курящего друга Линн?
– Можно было открыть холодильник и наткнуться там на табак. На те сорта, которые ему не особенно нравились.
– А те, которые нравились?
Те, которые нравились, он засовывал в корешки книг. Книг он не читал, но знал о них все. Был в курсе всего, что происходит под обложкой. Подозреваю, что сюжеты доставались ему в подарок, – от выкуренных самокруток. Он сам их делал, эти самокрутки… Постойте, я уже говорила вам о них…
Самая подходящая кандидатура для манипуляций с табаком – трагически погибший приятель Линн, впечатлительный приятель Линн, неуспевший стать известным писателем. Но писателей мало интересуют чужие сюжеты. Во всяком случае, те, которые нельзя безнаказанно украсть. Испанцев-леваков тоже не интересуют, не говоря уже о джазменах и министрах сельского хозяйства. Быть может, курящий друг Линн и есть тот парень, который подарил ей кольцо?.. Кольцо с безымянного пальца по-прежнему занимает меня, странно.
PARIS LOUNGE: TRANSCONTINENTAL 16
– Стало быть, это и есть ваша пропавшая подруга, госпожа Масацуга?
– Да. На фото она справа. О-Сими Томомори. Вся эта история угнетает меня, господин…
– Бланшар. Дидье Бланшар.
– У французов такие дивные имена…
– Разве? Кстати, вы отлично говорите по-французски.
– Французский – моя страсть. С самого детства. И я уже около двух с половиной лет во Франции. Изучаю французскую литературу в Сорбонне. Я аспирантка.
– Это вы делали снимки?
–Да.
– Здесь стоит дата – четырнадцатое мая. Четырнадцатое мая прошлого года. Я понимаю, прошло слишком много времени…
– Слишком много… Но у меня отличная память.
– Тогда, может быть, вы вспомните точно… Когда исчезла ваша подруга?
– Двадцать второго… Да, двадцать второго мая. Я хорошо запомнила. В тот день она все-таки выкроила для меня несколько часов. Мы собирались в галерею Же-де-Пом. Я хотела показать ей Сезара и Дебре, О-Сцми всегда интересовалась творчеством современных художников.
– Вы не уточните, что означает «выкроила несколько часов», госпожа Масацуга?
– Если честно, О-Сими было не до меня.
– Вот как?
– У нее был бурный роман. Я относилась к этому с пониманием. О-Сими заслуживала романа.
– Заслуживала?
– Я знаю О-Сими много лет. Ей не очень-то везло с мужчинами. Она слишком много работала. И слишком много мечтала. У нее не оставалось времени, чтобы по-настоящему распробовать мужчин на вкус.
– Распробовать на вкус? У вас широкие европейские взгляды, госпожа Масацуга.
– Я изучаю французскую литературу. И вы можете называть меня Омацу.
– Расскажите мне о вашей подруге… госпожа Омацу.
– Омацу. Просто Омацу. Ненавижу формальности… О-Сими работала корректором в одном небольшом издательстве в Токио. Нигде никогда не бывала. Мне с трудом удалось вытащить ее в Париж…
– Она остановилась у вас?
– Нет. Я предлагала ей остановиться у меня, но она сказала, что в гостинице ей будет удобнее. И что ей не хочется меня стеснять.
– В какой гостинице она снимала номер?
– «Ламартин Опера». Не бог весть что, конечно… О-Сими всегда была экономна.
– Но если бы она остановилась у вас, она бы сэкономила еще больше?
– Вероятно.
– Сколько вы не виделись? До того как ваша подруга приехала в Париж?
16
См. Прим. 11