Двойник - Живов Вадим (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

О том, что случилось, Герман узнал только через месяц от Тольца. На Яна страшно было смотреть. От былой моложавости не осталось и следа, он сразу постарел лет на двадцать. Обрюзгшее лицо с воспаленными веками, трясущиеся руки. Вместо ухоженной, с благородной серебряной проседью шкиперской бородки

— клок тусклых сивых волос.

— Только ради бога не говорите: а я вас предупреждал, — с кривой улыбкой попросил он. — И не сочувствуйте. Не нужно мне сочувствовать, Герман. Я получил то, что заслужил. Ребят жалко. Получается, что я их подставил. Молодые ребята, им бы жить и жить. Я, собственно, к вам по делу…

— Почему «вы»? — спросил Герман.

— Да? Машинально. Мне кажется, что я ни к кому теперь не могу обращаться на «ты».

— Ко мне можете.

— Спасибо. Дело вот какое. Долг, как вы понимаете, повесили на меня…

— Сколько?

— Четыре с половиной миллиона долларов. Два я отдал. Обнулил все счета, продал дом в Барвихе. Осталось два с половиной. Вынужден вынуть их из дела. Понимаю, Герман, это удар по компании, но у меня нет выхода. Включат счетчик. И тогда мне конец.

— Кто включит?

— Крыша Тимура. Круглов. Вы должны его помнить, он тоже был на теплоходе.

— Помню.

— Он дал срок.

— Какой?

— Две недели. Нужно успеть.

— Не паникуйте. Попробуем что-нибудь предпринять.

— Нет-нет! — запротестовал Тольц. — Не связывайтесь. Это страшный человек. Я не хочу, чтобы вы из-за меня рисковали. Я не стою вашей защиты.

— Возьмите себя в руки! — прикрикнул Герман. — Я защищаю не вас, а наш бизнес!

— Ну, как знаете, — безвольно согласился Тольц.

В тот же день Герман встретился с Деминым. Вся Петровка была поднята по тревоге. Убийство трех милиционеров по тем временам было делом неслыханным. Ввели в действие план «Перехват», активизировали всю агентуру. Когда Герман назвал фамилию Клеща, Демин насторожился.

— Что было на складе? Тольц показал: электронные часы. Есть сомнения. За это говно омоновцев не убивают.

— Там было сто двадцать миллионов рублей в мелких купюрах.

— За это убивают. Давай с самого начала, со всеми подробностями. Где могли познакомиться туркмен с Клещом?

— На теплоходе «Шота Руставели», во время круиза. Если не были раньше знакомы.

— С круиза и начни.

Когда Герман закончил рассказ, Демин кивнул:

— Посиди, наведу справки. Как, ты сказал, зовут туркмена?

— Тимур Джумаев.

Вернулся он минут через сорок.

— Ты угадал. Тимур — личность в Ашхабаде известная. Никакая не водка — наркота. Подбросил я им твою информацию о ста двадцати миллионах, которые он увел из-под носа Туркмен-баши. Этого ему не простят. Погасят Тимура. И думаю, ждать недолго.

— Посадят? — переспросил Герман.

— Я не сказал «посадят». Погасят. Там свой гадюшник, но это нас не касается. Так что с туркменом ясно. Теперь с Хватом. Я так думаю, что твоего Тольца развели. И с самого начала знали, что разведут. Прицел-то был на тебя. Но ты молоток, не клюнул.

— Ученый.

— Наверное, на теплоходе и договорились, — продолжал Демин. — А иначе откуда бы Хват узнал про бабки?

— Думаете — он?

— А кто? Кто?!

— Ну, позвонил Тимур, когда деньги исчезли, попросил выбить долг, — предположил Герман. — Обычная практика. И обычная ставка — половина долга.

— Да никуда они не исчезли! Хват их забрал, больше некому. А иначе не сходится. Кто знал, что бабки повезут из Чкаловского? Только Тольц и Тимур. Они что, трепались об этом на всех углах? Клещ не знал, куда их повезут? Да, не знал. Но проследить бэтээры с бабками — проще простого. Если знаешь, откуда они пойдут. И смотри, как быстро все провернули — в часы. Значит, готовились. Нутром чую — его рука!

— Не докажете, Василий Николаевич. Нутро нутром, но прокурор потребует доказательств, не мне вам рассказывать.

— Может, это и не докажем, — согласился Демин. — Мы его по-другому прихватим. На сколько баксов могло быть часов в тех тюках? Если считать, что в них были часы.

— Трудно сказать.

— Примерно?

— На миллион, не больше.

— Вот! — удовлетворенно кивнул Демин. — А с Тольца уже сняли два и еще два с половиной требуют. Статья девяносто пятая, часть третья, если помнишь. Вымогательство. От пяти до десяти лет с конфискацией имущества. Закроем в Бутырку, а там, смотришь, и про налет что-то всплывет. Эти два «лимона» Тольц отдал налом?

— Нет, конечно. Хват не дурак. Потребовал перевести на счет в Австрии.

— На свой?

Герман усмехнулся:

— И здесь не выходит. Я специально об этом спросил. На номерной.

— Сечешь фишку, — одобрил Демин. — Не забыл выучку. Но два с половиной миллиона Тольц будет переводить? Будет. Вот и доказательство. Напишет Тольц заяву на вымогательство? Не побоится?

— Нужно спросить. Может испугаться. Он же не хуже нас знает, как это бывает. Хват выкупит заяву — и что?

Демин сжал правую руку в кулак и ладонью левой рубанул по локтю:

— Вот он что выкупит! Понял? Выкупит! Вот ему, а не выкупит! Билеты на этот спектакль буду продавать я!

— Тогда поехали, — кивнул Герман.

Заявление Ян написал, хоть и с очень большой неохотой. Герман и Демин вернулись на Петровку и еще часа два обсуждали детали.

— А теперь звони Клещу, забивай стрелку, — подвел итог Демин.

— Как назваться?

— Как есть. Тольц твой компаньон. Встречаетесь один на один.

— А если откажется?

— Скажешь, что бабок не будет. Война никому не нужна, даже бандитам. Не откажется. Чтобы этот волчара отказался от двух с половиной «лимонов» «зеленых» — да ни в жизнь!

Стрелку забили на два часа дня на Таганке. Место и время назначил Клещ за час до встречи. Этого Демину хватило, чтобы расставить своих людей. Без пяти два Герман пересек площадь и остановился возле телефонных будок, торчавших вдоль глухой стены на углу Земляного вала и Большой Коммунистической. Это место Герман хорошо помнил. В день похорон Высоцкого он, тогда семнадцатилетний пацан, вместе с другими москвичами теснился на крышах этих будок, смотрел в сторону театра, откуда должны были вынести гроб с телом Высоцкого. Вся площадь была заполнена людьми. Толпились на балконах, торчали в окнах окрестных домов, висели на строительных лесах ближней церквушки, храма Святителя Николая Угодника на Болванке. Милиционеры, нагнанные на московскую Олимпиаду из провинции, сначала пытались согнать народ с телефонных будок, но на них так дружно рявкнули, что те оступились. А один, совсем зеленый, попросил: «Ребята, пособите, мне тоже охота поглядеть». В несколько рук втащили его наверх, ужались, придерживали, чтобы не свалился с будки. Был погожий июльский день. Было много цветов. И было светлое, трогательное до кома в горле, чувство душевного единения с тысячами незнакомых людей.