Сент-Женевьев-де-Буа - Юденич Марина (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
Маленький красный командир все-таки испугался странного поведения Ирэн, ее крика и ее внезапной попытки задушить его. Рука его дрогнула и, стреляя практически в упор из своего тяжелого «Маузера», оружия надежного, многократно пристрелянного и ни разу еще не подводившего его в бою, он промахнулся. Пуля, конечно же достигла цели и тяжело ранила Ирэн в живот, но она осталась жива. Такую промашку опытного бойца можно было отнести только не счет внезапно охватившего его волнения В определенном смысле ему повезло — никто из его товарищей этого не заметил. Ирэн была в глубоком забытьи, ее безжизненное тело выволокли из комнаты и, протащив через двор, швырнули на холодные плиты монастырской часовни — здесь красные оборудовали что-то вроде морга, лазарета и арестантской одновременно — словом здесь находились теперь все обитатели монастыря. Всего их было числом пятнадцать, но души пятерых уже покинули эту землю — четырех сестер и старика — сторожа застрелили за медлительность. Бойцам карательного отряда показалась, что монахини и старик сторож неспроста медлят, подбирая тяжелые ржавые ключи в пудовых связках и слишком долго отпирают кованые двери глубоких подвалов, которые обнаружились практически под всеми монастырскими строениями Подвалы оказались пусты, более того видно было что ими не пользовались с тех далеких уже времен когда монастырь был единственной Христовой обителью в окружении зажиточных казачьих станиц и подземные клети его ломились от щедрых подношений прихожан. Возможно ранее, многие сотни лет тому назад монастырские подвалы и вправду служили укрытием тем, кто его искал, но с тех пор в степных реках утекло уже много воды — темные монастырские подземелья дышали запустением, сыростью, тленом, и мало удовольствия нашел бы тот, кто вздумал провести там хоть некоторое время, если бы конечно не вынудила его к тому крайняя нужда.
Таковых не обнаружил карательный отряд красных. Но дело было сделано — пять бездыханных тел лежали теперь рядком на сухой траве посреди двора, и командир повелел убрать их куда-нибудь с глаз долой Тогда-то тела стащили в часовню Потом туда же доставили раненую мать Софью. Рана ее, к счастью, была невелика и не опасна для жизни, но болезненна и весьма мучительна Когда красноармейцы, совершая свой планомерный обыск, вознамерились войти в комнату, занимаемую умирающей баронессой фон Паллен, мать Софья решительно встала на их пути, охраняя покой безумной своей племянницы. Однако ни ее возраст, ни сан, ни самый решительный протест который игуменья выразила словами не остановили преследователей. Короткий, но сильный удар штыком, притороченным к винтовке был ей ответом — настоятельница лишилась чувств и в беспамятстве доставлена была под своды монастырской часовни. Туда же загнали потом оставшихся в живых монахинь, дабы не мешались под ногами и не мешали дальнейшему обыску и, наконец, последним, приволокли туда бездыханное и, казалось палачам, безжизненное тело Ирэн. Более на всей территории монастыря обнаружить никого не удалось, но красные мстители не оставляли надежды.
Христова обитель, с его суровой игуменьей, страной, сумасшедшей барышней, едва не задушившей командира, молчаливыми мрачными монахинями, как нельзя более подходила для тайного пристанища недобитых белогвардейцев и белоказаков Тому способствовало и расположение монастыря, затерянного в степи на многие сотни верст вдали от человеческого жилья и, следовательно, бдительного ока властей и ее эмиссаров; и замысловатое архитектурное решение его построек — с длинными петляющими коридорами-лабиринтами, маленькими кельями — клетушками, вытекающими одна из другой, словно бусинки, нанизанные на одну нить, глубокими земляными подвалами в точности повторяющими архитектурный рисунок наземных строений. Словом, при желании, здесь легко можно было скрыться большому количеству человек — и красные намерены были продолжать поиски до победного конца. Тому же, кто командовал теперь летучим отрядом — молодому уполномоченному губернского ЧК Валентину Тишкину — очаг белогвардейского подполья был просто необходим. Он был убежден в том, что таковой на территории губернии существует. Впрочем были ли он сам убежден в этом было неизвестно и не столь уж важно в конце концов, гораздо важнее было, что он убедил в этом руководство губернской Чрезвычайной комиссии и получил для ликвидации заговора, который в этом очаге просто обязан был вызревать, самые широкие полномочия и летучий отряд боевых конников генерала Тухачевского, особо отличившихся в Ростовской операции. Вернуться ни с чем в этой связи для Валентина Тишкина означало серьезно подорвать свою незапятнанную пока репутацию — молодого, но талантливого и беспощадного борца с контрреволюцией. Этого он допустить не мог.
Посему, поиски продолжались.
Ирэн очнулась внезапно от острой нестерпимой бои, которая жгла ее изнутри, словно в желудок влили какую-то кипящую жидкость. Однажды, в детстве она зачем-то забежала на кухню и там на руку ей брызнуло раскаленное масло с огромной сковороды, на которой как раз собирались что-то жарить — боль была столь сильной и столь непривычной для Ирэн, что с ней началась истерика, которую едва удалось прекратить, когда уже и обоженное место болеть почти перестало — его смазали какими-то мазями, приложили листья каких-то растений, перевязали — и боль утихла Однако Ирэн продолжала истерически рыдать, потрясенная тем ужасным ощущением боли, которое испытала впервые. Сейчас, это было то же самое ощущение, но в сто крат сильнее и мучительнее. Ирэн хотела закричать, но только громко застонала и открыла глаза Несмотря на страшную и вероятнее всего смертельную рану, она видела и ощущала все совершенно ясно, более того именно теперь она совершенно отчетливо все осознавала — полумрак и прохлада помещения, в котором она находилась сразу сказали ей, что это монастырская часовня, а когда над ней склонилось худое смуглое лицо, и холодные ярко синие глаза — без нежности, но с состраданием взглянули на нее, Ирэн тот час же узнала в ней мать Софью, настоятельницу монастыря и свою родную тетку — сестру несчастной maman — княжну Нину Долгорукую.
— О Господи, ma tante, этот человек, что стрелял в меня, он убил maman и несчастного Стиву! — боль, которую испытывала теперь Ирэн был нечеловеческой, но откуда-то находила она в себе силы, чтобы сказать то, о чем прерывисто шептала близко склонившейся к ее лицу матери Софье Это почла она самым главным, что должна была сделать, а вернее успеть сделать, пока жизнь не оставила ее В том же, что минуты ее на этой земле сочтены Ирэн тоже была неведомым образом абсолютно уверена — Ты бредишь, девочка. Это совсем другой человек Не трать сейчас силы на воспоминания, тебе нужно беречь их. Бог даст, рана твоя окажется не смертельной и ты оправишься Тогда мы поговорим с тобой обо всем Сейчас же — молись, Господь милосерд, быть может он услышит и простит тебя — Да нет, же, нет, ma tante! Говорю Вам, это тот самый человек. Фамилия его Рысев, он сочинитель и поэт и… колдун, он давал мне меч и сажал на коня… Нет, нет… теперь я и правда брежу…. Он поэт, мы приехали к нему со Стивой… А потом — к нам домой И… О, Господи, ma tantne, они пытали maman, они кричали на нее, и били, о… они били ее ногами и ножом Он, он… он бил ее потом ножом Пока maman не отдала ларец… Maman, Боже милостивый, тетушка, она так кричала и просила меня помочь… Боже милостивый, нет, мне нельзя обращаться к Богу, он никогда не простит меня И вы… вы не прикасайтесь ко мне, ma tante, вы оскверните себя… и свой сан Оставьте меня… Я великая, страшная грешница…. О, как мне больно! Я знаю, знаю, это дьявол грызет меня изнутри Муки, которые испытывала сейчас несчастная молодая женщина были ужасны.
Монахини в дальнем углу часовни не смели без разрешения приблизиться к матери настоятельнице, которая стоя на коленях пыталась удержать слабеющими руками бьющееся в конвульсиях тело юной своей племянницы. Страдания Ирэн потрясли мать Софью, но более того потрясли ее слова умирающей В их подлинности она почти не сомневалась, ибо все указывало на то, что в последние минуты земного существования Господь вернул несчастной рассудок — Но отчего же ты, Ирина, не пришла на помощь к матери? — вопрос этот почти против воли игуменьи сорвался с ее губ и прозвучал сурово и осуждающе, чего она в эти минуты искренне не хотела Однако юная женщина будто даже обрадовалась ему, спеша освободить душу от страшной тайны, единственной хранительницей которой была все эти годы — Да, да, ma tante, я не вступилась за бедную матушку и теперь дьявол грызет меня за это! Да! Да, я… О, как мне объяснить вам это, чтобы вы поняли меня Но дайте мне слово, что поверите мне! Умоляю! Поверьте мне Теперь ведь я не смогла бы лгать! Обещайте, умоляю — Говори, дитя С нами Бог, с нами крестная сила — Он, этот человек, … нет, вы совершенно не правы, что не признаете его и не верите мне — я точно знаю — это он, Рысев Он опоил меня каким-то зельем той ночью и я, понимаете, была как бы не я? Нет, вы не сможете меня понять! Господи, как же мне объяснить вам это! Я чувствовала себя другой женщиной Я была царица И был бой, и в этом бою надо было добыть корону А, maman…. Корона была у нее И она не хотела ее отдавать А это был моя корона О, как это страшно! Я не могу, не могу вам этого растолковать… Никто не поверит мне, и Господь не услышит Как страшно мне, и как больно Господи, тетушка, не оставляйте меня одну…
