Хрен с бугра - Щелоков Александр Александрович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
В разных слоях монолитного общества, объединенного Коммунистической партией в единый советский народ, анекдоты были разными.
«Заспорили Гитлер и Сталин, что более действенно — убеждение или принуждение.
— Я за принуждение, — сказал Гитлер. — Вот смотрите.
Он намазал кусок хлеба горчицей, поманил пса, наступил тому на хвост и давил до тех пор, пока собака все не сожрала.
— Вам хорошо, герр Адольф, — сказал Сталин, — у вас есть хлеб. А у меня только горчица и убеждение. Вот смотрите. Берем горчицу. Поднимаем псу хвост и мажем жопу. Теперь он пока не вылижет все дочиста, не остановится.
— Да, — согласился Гитлер, — теперь и я понял: убеждение — это сила».
Такой анекдот в сороковые годы тянул, по меньшей мере, на десять лет без права переписки. На хитром языке служителей НКВД это означало пулю в лоб. Тем не менее, крамольный анекдот рассказывали. Правда, сугубо доверенным друзьям и по-тихому. Но случались и прокольчики.
« — За что посадили? — спросили новичка, который появился утром в камере Бутырской тюрьмы.
— За лень. Вчера мне анекдот о Сталине и Гитлере рассказали. Надо было тут же бежать в НКВД и стучать. А я отложил до утра. Кто-то оказался не таким ленивым».
Великий Сталин тоже любил анекдоты. Для него их специально коллекционировали.
« — Много анекдотов обо мне собрал? — спрашивал Сталин Лаврентия Берию, своего подручного палача.
— Целых два сибирских лагэра, товарищ Сталин, — отвечал тот».
Анекдоты Сталину умело рассказывали его некоторые приближенные. Одним из них был министр юстиции Горшенин. Подходя к залу заседаний Совета министров, Вождь прислушивался. Смеха не слышал. Входил. Спрашивал:
— Горшенин заболел или опоздал? Почему никто здесь не смеялся?
Какие же анекдоты рассказывали вождю и каким из них не заборонялось смеяться?
« — Вчера Черчилль и Рузвельт, — докладывал Берия Сталину, — всю ночь плели заговор против Советского Союза.
— И что?
— Ничего. Черчили, черчили, а рузувельтатов никаких».
— Ха-ха!
«Сталин вызывает Молотова.
— Завтра у меня встреча с фон-Риббентропом. Найдите мне официанта с именем Трифон.
— Зачем, товарищ Сталин?
— А я буду все время обращаться: «Господин фон-Риббентроп, сейчас товарищ три фон Иванов подаст вам новую вилку».
— Ха-ха-ха!
Рассказывают, что один остроумный, но не понравившийся Вождю анекдот стоил рассказчику жизни.
Некто Карл Радек, слывший приятелем Сталина, нередко доводил до колик слушателей своими остротами. Но однажды Сталин попросил:
— Карл, расскажи самый последний анекдот обо мне.
— Самый последний? — спросил Радек. — Он в том, что ты — великий вождь и учитель советского народа.
«Приятель» тут же пополнил коллекцию рассказчиков, которую собирало НКВД.
Анекдот не всегда насмешка и ерничество. В иных заложена большая наука жизни.
«Однажды сибирским утром из-под застрехи дома вылетел на кормежку воробей. Мороз трещал под пятьдесят. Пролетел воробей метров сто, околел, и камнем упал на землю. Лежит домерзает, с жизнью прощается. Мимо шла корова. Задрала хвост и ляпнула на воробья огромную дымящуюся лепешку. Тот в тепле отогрелся, стал перышки очищать, однако взлететь не сумел. Заметила его старания кошка, подбежала, цапнула и сожрала воробья.
Отсюда простая мораль. Не всегда враг тот, кто на тебя навалил кучу. Если попал в дерьмо — не рыпайся, потому что не всегда друг тот, кто тебя из кучи вытащит».
Помимо «ха-ха!», которые вызывали анекдоты в эпоху Великого вождя и Учителя советского народа, подобные байки давали простому человеку пищу для размышлений, утверждали в обществе новую мораль, каждому прививали новое мировоззрение, заставляя понять, что дерьмо — естественная среда нашего обитания, в нем в студеные морозы теплота и целительная сила. Попал в дерьмо — не дергайся, не поддавайся искушению выбраться, иначе окажешься в лапах доброхота, который тебя сожрет. Короче, не тот враг, кто на тебя навалил, а тот, кто делает вид, будто тебя спасает.
Анекдоты утверждали неизменность нашей среды обитания, ее постоянность.
«Червячок, копошась в дерьме, спрашивает червяка-отца: „Папа, а мы могли бы жить в яблоке?“ — „Почему нет?“, — ответил вопросом отец. „А в абрикосе?“ — „Могли бы“. — „Тогда почему мы живем в дерьме?“ — „Это наша родина, сынок“.
Короче, хорошо в стране Советов жить. И не злопыхательством полны эти перлы народного остроумия, а сухой констатацией фактов.
Анекдот — это городской овощ, но когда его семена попадают на деревенскую почву, они быстро прорастают и зеленеют куда дольше, нежели в каменных стенах городских многоэтажек.
Даже после Великой Отечественной старики в нашей деревне не забывали приколов, рожденных на тропах коллективизации, по которым радетели о человеческом счастье гнали мужиков в светлое будущее.
Народная память глубока и цепка. Вот на бревне, которое до блеска отполировали задницами несколько поколений деревенских любителей неформального общения, сидят два деда — Протоген Свербилов и Ермолай Мерзликин. Мимо них на сивой, старой и ленивой кобыле проезжает уполномоченный НКВД Распопов. Старики приподнимают картузы с мятыми козырьками: «Наше вам с кисточкой, гражданин начальник!». Распопов небрежно бросает два пальца к околышу синей фуражки: «Взаимно, отцы!». Когда он проезжает, дед Протоген вздыхает: «О господи, помоги убежать!». Дед Еремей кряхтит, ерзает по бревну задом, и отвечает: «Убегишь, поймают, голову оторвут!».
Вроде бы обычный разговор, а на деле по тем временам весьма опасный: потому как в забытые городом времена для более ясного понимания проистекавших в стране обстоятельств именно так расшифровывали грозное сокращение ОГПУ, читая его спереди назад, затем сзаду наперед.
Анекдоты рассказывали обо всех. Не миновала слава и Никишу Хрящева. Но анекдоты о нем были хилые, не сверкали особым блеском.
«Звонит Хрящеву домой некая женщина. Жена, естественно, спрашивает: „Кто вы?“ — „Мы вместе учились“, — отвечает та по телефону. — „Повесь трубку, курва, — говорит жена, — мой Никифор никогда нигде не учился“.
Или такой:
«Выступает Хрящев на совещании колхозников:
— Товарищи, мы одной ногой уже твердо стоим в социализме, а другой уже шагнули в будущее — в коммунизм!.
— И долго нам еще стоять в раскоряку? — задал кто-то вопрос из зала».
Если честно, остроумие не высший сорт. Однако пробелы восполнял сам Никиша. Его бурная деятельность обрушилась на головы изумленных соотечественников сплошным анекдотом. Остроумцы, ранее сочинявшие ехидные байки, начинали терять форму и квалификацию. Для их творчества Большой Человек совсем не оставлял простора.
Он сам стал во многом Анекдотом. Сочинители лишь расставляли акценты, поскольку штучки, выходки, изречения Большого Человека и без того веселили до колик.
Вот он посетил Казахстан. Встречали Гостя, как водится, с высшими почестями и сердечным радушием. Казенных денег по таким случаям в степной республике не жалели.
На плечи Гостю накинули новый халат, на плешь возложили расшитую золотом тюбетейку. Движимый приливом горячих чувств, Гость решил польстить уважившим его аксакалам и начал речь с бодрого обращения:
— Дорогие товарищи саксаулы!
В Оренбуржье, делясь впечатлениями о поездке в целинную степь, Никифор Сергеевич на большом застолье объявил, что в день, когда он путешествовал, из под колес его машины выпорхнула «большая жирафа».
Кто-то робко поправил: «Дрофа». Никиша согласился с ним:
— Я и говорю — жирафа.
Легкое поддатие и пребывание навеселе не позволили Большому Человеку понять подсказки.
Свой вклад в историю анекдотов нашего благословенного края Хрящев внес столь же энергично, как делал все остальное.
По дороге от вокзала Никифор Сергеевич попросил везти его помедленней, чтобы рассмотреть город.
